Питомец (СИ)

— Скайлс, что происходит? — тихим, дрожащим голосом спросила Лилина. Девушка испугалась щелкающих челюстями дракончиков, окруживших женскую троицу со всех сторон. Ириста тоже была не в восторге от чешуйчатом компании. Перед глазами девчат встала картина разделки мертвой лошади толпой голодных рургов…

— Люди разорили наши гнезда. Охотники забрали яйца, — ответил я, настроившись на ментал обоих дам, и тут же, напуская страха, подгорчил пилюлю. Пусть переваривают, полезно иногда ощутить себя на другой стороне баррикады. — Они требуют крови двуногих, но я не разрешил. Не бойтесь, я объяснил подданным, что это другие двуногие. Вас не тронут, но мне придется покинуть вас на пару часов. Обязанности правителя, вы должны понимать…

— Дьюи, ты чего там застрял? — Парк, молодой охотник — новик, схватившись за верёвку, чтобы не сорваться, а то костей потом не соберешь, заглянул за скальный карниз.

— Заткнись! — донеслось до парня снизу. — Спусти мне корзину с палкой и пугалкой.

— Так она там? — спросил Парк. От неосторожного движения ногой вниз ссыпалось несколько камешков.

— Не там, а тут, ядрить через коромысло! Ты, что, зелёный, совсем наверху от одиночества охерел?! — раненым носорогом взревел Дьюи, черепушка которого познакомилась с одним из камней. — Ты, тля, отродье ада, нах сюда пришёл? Шевелись, я те сказал! Живо!

— Ладно-ладно, дядько Дьюи, извини, — торчащая над краем обрыва рыжая вихрастая макушка, венчавшая любопытную, покрытую веснушками физиономию шестнадцатилетнего парня исчезла. Вниз сорвалась россыпь из камешков и засохшей грязи.

— Твою! — выругался старший охотник, грудью прижимаясь к стенке обрыва. — Чтобы тебя подняло и бросило! — впустую погрозил он кулаком шебутному племяннику, которого уже и след простыл.

— Спускаю, — донеслось сверху спустя некоторое время. Дьюи загодя прижался к скале. Не зря, как оказалось. Впереди корзины летел град различной мелочи из камней, земли и грязи, вперемешку с мелкими ветками и сухой листвой.

— Он издевается? — Обреченно прошептал охотник, левой рукой прикрывая голову. — Дала же Пресветлая племянничка. Хорош, не трави боле!

Подхватив корзину с инструментом и магическим амулетом, Дьюи хищно оскалился:

— Ну, сучка зеленая, сейчас я тебя…

Нацепив на амулет цепочку, и повесив его на шею, охотник прижал палец к кроваво-красному рубину на аверсе серебряного магического оладья. Из неглубокой узкой расщелины послышался испуганный писк самки рурга. Крылатая тварь пищала, шипела, скребла когтями по камням, пускала ноздрями искры, но с гнезда не снималась.

— Так значит, да? — осклабился Дьюи. — По-хорошему, значит, не желаем?

Толстый, сосискообразный палец, торчащий из обрезанной на конце перчатки, вновь коснулся рубина, в этот раз задержавшись на нём подольше. Самка заверещала и сорвалась с кладки.

— Хе-хе, — довольно крякнул охотник, секунду спустя чуть не превратившись в факел.

Перепуганная дракошка, в отчаянии выпустила длинный язык пламени, одним махом опустошив запасы защёчных желез. Мелкая зеленушка, покидая гнездо, ни в кого специально не целила, но так получилось, что третья часть залпа пришлась на виновника беспокойства. Упакованный в кожаную одежду охотник, моментально отвернувшись к стене, успел закрыть руками голову. Пламя лизнув кисти и бессильно сбежав по толстой куртке, уцепилось за курчавую рыжую поросль на макушке, которую многоопытный Дьюи, на которого напала проруха, побрезговал накрыть капюшоном, за что и поплатился, заработав ожег черепушки вкупе с появлением изрядной плеши и дымящихся по краям новообразованной "поляны" волос.

— Тварь! — рыкнул охотник, попытавшись достать самку длинной палкой. Бесполезно. Огнедышащая хозяйка расщелины, оглашая окрестности жалобными криками, ловко увернулась. Отлетев подальше, она уселась на ветку карликовой горной сосны, надеясь, что разоритель не дотянется до осиротевших яиц. Напрасные надежды. Не прошло и минуты, как четыре кожистых пятнистых яйца оказались в коробе с опилками.

Громко заверещав, самочка устремилась на врага, но охотник не церемонясь, применил злополучный кругляш. Леденящий душу ужас накрыл крылатую мамашу. Сложив крылья и совершив маневр уклонения, зеленушка провалилась вниз, после чего пустилась в бегство.

Застегнув ремни, подпаленный охотник несколько секунд скептически смотрел на привязанную к веревке корзину, решая про себя очередность подъема. Ловить лицом труху у него желания не возникало. Перепоясавшись страховочным фалом, Дьюи схватился за веревку со множеством узлов и, ловко перебирая ногами и руками, взобрался наверх.

— Ну, чо? — племянник нарисовался, не сотрешь. — Скока? Дядько, а чо паленым воняет?

Отвесив Парку подзатыльник, старый охотник ткнул рукой в сторону фала с корзиной. Не отвечая на вопросы, он, с помощью направляющего пинка, придал парню ускорение и объявил фронт работ.

— Работай, оболтус, неча лясы точить. Сворачиваемся, пакуй снаряжение в рюкзак. Идем в лагерь, — приказал Дьюи, снимая заплечный короб с добытыми из разоренных гнезд яйцами рургов. От неосторожного движения с охотника слетел капюшон.

— Фюить, — присвистнул Парк, разглядывая некоторые изменения во внешности родственника. — То-то мне показалось, что кабанчика палят.

— Завали хайло, щенок! — ругнулся "паленый кабанчик", осторожно оглаживая пострадавший череп. Глянув на молодого помощника, ничуть не смутившегося и не обидевшегося незаслуженным бранным словом, он поучительно добавил:

— Учись на чужих ошибках, мелкий, вдругоряд я, вообще, мог без глаз или совсем без волос остаться. Кады имеешь дело с рургами, лучше лишний раз перестраховаться. Я вот побрезговал прикрыться капюшоном…, сам видишь, чем оно приключилось. Загнанный в угол рург огнём плюется, а самка на гнезде хуже загнанного в угол. Так что слухай старших, да на ус мотай. Тю-у, усов у тя ещё не наросло, но все равно мотай на что-нибудь. Усёк?

— Усек, дядько.

— А раз усек, то попридержи язык, ватаге я сам все как есть обскажу. Усе понял?

— Да понял я, понял! Дядько, ты меня за дерево уж не держи.

— Ну-ну, не кипятись, а то дым из ушей и заду пойдет.

Упаковав снаряжение, охотники направились в лагерь ватаги, разбитый в тридцати минутах ходьбы от места промысла напарников. Не доходя до лагеря метров двести, парк потянул носом:

— Кабанчиком пахнет.

— Чо-О? — развернулся к нему подпаленный родственник.

— Я грю, — проглотив большую часть букв в слове, пояснил Парк, — наши мясо жарят. Видать кабанчика подстрелили. Жрать-то, как охота. Да ты не сумневайся, дядько, у меня на еду нюх завсегда вострый.

— То-то Балк тебя на мою шею сплавил. Как я яго теперь понимаю! Попробуй, прокорми такую орясину. Скажи мне, племяш, где ты умудрился эдакую ряху нажрать? За день на трех лошадях не обскачешь.