Карнавальная месса (СИ)

— Там же у него внутри мумии! — вдруг сообразил я. — Мрачно и торжественно аж до смерти.

— Торжественно — самое что надо. Что же до memento mori, то и это делу не помеха. Уподобимся древним египтянам и прочим народам, на чьих пирах обносили гостей маленькой мумией или скелетом. Дескать, все мы смертны, так опрокинем и чебурахнем по тому случаю, что пока еще пьется!

Разговаривая, мы облачились в какую-то подручную ветошь и теперь подметали пол. Джанну и собак, пребывавших в сугубом восторге, я силком выставил погулять.

Дама Мириэль сразу же открыла форточку настежь:

— Духота. Как это вы здесь живете все? Ах, я и забыла, что вы вообще не живете!

Я промямлил, что снаружи пыльно… И вообще боимся грозы. Тут я соврал: не было тут таких гроз, которые я любил, живя в Степи. Дожди иногда проистекали, но тихие, унылые, без иллюминации.

— Ну конечно, теперь закупоривайся из-за этого круглый год.

Она ловко управлялась со старым веником. Из-под койки господина Френзеля вымела старый, равный носок и в обнимку с ним — бледно-салатного чертика размером в мужской мизинец: чертик жалобно хныкал, и его била мелкая дрожь. Брезгливо взяла двумя пальцами и выкинула в окошко:

— Поддавали тут, что ли, без меня. Распустились.

В ответ на критику оттуда что-то ворчливо громыхнуло, и в комнату вкатилась некрупная шаровая молния.

— Железом не стоит — нагреется и весь пыл в землю уйдет, — сказала Дама себе под нос, беспокойно озираясь. Под руку ей попались деревянные бельевые щипцы; ими она схватила грушевидный шарик поперек тулова — он яростно пулял голубыми искрами — и засунула в огромную напольную вазу со свежей водой. Оттуда повалил густой рокочущий пар, потом стихло.

— Вот и прелестно. И белье простирнуть, и тесто поставить годится. А букеты, если вдруг соберете, уж найдем куда приспособить. Щипцы, жалко, насквозь прогорели, но и то ничего: из двадцатого века новые утянете.

Паркет, порядочно исцарапанный нашими подковками и когтями, у нее и в самом деле заблестел, как от мастики. Постельное же белье от моих стирок так посерело, что она свалила его в ванну отмачивать, а сама взялась за пакет с мукой.

— Ржаная. Была бы пшеничная, я б вас лепешками прямо из тандыра угостила, на геотермальном тепле. Оно тут рядом, прошлый раз уйму дырок в почве навертели. Гречневые блины и лепешки тоже явление мирового масштаба, особенно с творогом и медом. Кстати о блинах: давайте-ка соорудим, юноша, кулебяку на четыре угла, помните, какую ел ныне покойный Петр Петрович Петух? Пирог такой, с рисом, рыбой, яйцами, жареным луком и президентскими куриными окорочками. Начинки я у вас отыскала.

— Какая радость, если в каждом углу что-то свое? — удивился я, помогая ей ставить тесто на винной гуще. — Это кому-то один рис без приправ достанется, а кому ножка Буша.

— Да это не те углы, меня саму только лет пятьдесят тому назад выучили. Значит, так: из кислого теста формуем корыто с высокими бортами, — она уже вовсю орудовала скалкой, — затем с легким наклоном в одну сторону кладется рис с луком, поверх него — тонкая лепешка из теста или несколько готовых блинов, чтобы впитать соки, потом с уклоном в другую сторону — индюшка или осетр, чтобы выровнять поверхность, потом снова блин, рис с грибами — блин, яйца, фаршированные тресковой печенкой, — блин, и так до самого верху или пока фантазии хватает. Замуровываем сверху тестом и печем в духовке. Резать, конечно, надо поперек, а рот раскрывать до тех пор, пока его хватает. Вот тогда углы как раз и проявятся.

— Варварское блюдо.

— Варвары были мастаки насчет подзакусить, имперскому Риму такое и не снилось. Рецептура была, конечно, простая, зато какая удобная! Испечешь — глядь, и все объедки в дело пошли.

Словом, пока шефа носило по тортам, мы окончили стирку и даже «провели» белье лишний разок, а потом подкрахмалили и погладили. Ребятишки взяли резиденцию владыки штурмом, отпустив караул подобру-поздорову и под честное слово. Сами они при этом пришли в такое состояние, что впору было каждого засовывать в отдельную дырку с теплым подземным ключом. Но это также благополучно утряслось, и мы накрыли в большом приемном покое дворца огромный стол, посреди которого, словно флагманский броненосец, возвышалась та самая кулебяка, окруженная шлюпками в виде маленьких пирожков из остатков начинки и теста. Под конец мы навели лоск на парочку главных мумий, одну позолоченную, из Гезера, другую — из Чичен-Ицы, с лазуритовой маской. Теперь они стояли по углам покоя, загадочно взирая на собрание.

Торт, наконец, прибыл вместе со своим добытчиком. Он был выполнен по индивидуальному проекту и оттого красив, как опрокинутое паникадило. Долгое время боялись идти на его кремовые загогулины с одним кухонным ножом.

Дама Мириэль дежурила у входа, снова в своем голом платье, и придирчиво требовала от гостей:

— Клади камешек за вход. Не отдашь — пирогов не получишь!

Детки по очереди бросали в распяленный мешок предметы, размер которых колебался от воробьиного яйца до полновесной мужской дули.

После церемониального питания — процедура однообразная, но приятная — супруги затеяли разговор, причем обо мне.

— Ты почему моего человека в заначке держишь? — интересовалась она.

— Сам сюда захотел. И полезен был необыкновенно.

— Это будет вменено ему в заслугу. А что сам — это позвольте усомниться, я тебя знаю со всеми твоими вывертами. Выбора ему факт не оставил, верно?

— Мне здесь нравится, Дама Мириэль, — вмешался я, — во всяком случае, я как раз выбирал.

— Он тоже — в предысторическое время. Как наделенный свободной волей и этим… безошибочным предвидением, — хмыкнула Дама.

— У меня тут жена и будущий ребенок.

— Здесь умеют заботиться о детях, как ни странно, — усмехнулась она. — Так что вы им не очень-то и нужны — не то что мне и моим людям.

— Вы что, Джошуа? — риторически спросил Френзель. — На такие предложения отвечать отказом не принято.

— Я по жизни не делаю того, что принято, — пожал я плечами. — Вот вы сказали своей Даме, что у нас в любую минуту война начнется?

Она услышала, нахмурилась, но сказала не «типун вам на язык», а нечто литературное:

— Одним вами у государя не будет ни конно, ни людно, ни оружно. Из какой это пьесы я позаимствовала эту цитату? В общем — перебьется, старый интриган. А то сам не знает, что ему надобно.

Когда до меня дошло, что между ними уж решен мой уход и хитроумие Самаэля расточалось только ради спортивного интереса и из свойственного ему духа противоречия, я вдохнул с облегчением. Некто снова взял на себя тяжкий груз моей свободы, и мне оставалось только подчиниться.

— Что мне придется делать? — поинтересовался я.

— Пока — немного подзубрить скалолазание. Вы ведь, как муж говорил, этим занимались — вниз по отвесной стене.

— Вниз больше ни за что, только вверх, — ответил я словами не очень приличного еврейского анекдота о пилоте, который делал «мертвую петлю», и его посрамленном пассажире.

— Вверх и полезем, вот только этот жмотина вас отпустит, — сказала дама. — В Высокие Горы.

— Но это невозможно! — воскликнул я. — Я не умею. Я вообще не мог такому научиться.

— Никогда не поздно испробовать нечто новое, — провещала Дама. — Особенно со мной.

Я краем глаза смерил ее шпильки.

— Там не самый трудный маршрут, — успокоила она. — По горам вьется серпентин, не бумажный, а асфальтовый. Дорога-змея. Мы будем карабкаться от одного витка к другому наперерез.

— А почему нельзя вдоль по дороге? — спросил я.

— Долго получится. И придем, чего доброго, не туда.

Где-то ты теперь, моя верная Дюрандалька?

Мы с господином Френзелем улеглись в его спальне: тащиться среди ночи с набитым животом было лень. Сквозь сон я слышал тонкий звон посуды, текла вода в мойке, шушукались голоса, потявкивали собаки, и чей-то низкий, изумительной красоты женский голос мягко укорял им за то, что хавают все объедки без разбора: не ровен час, и заворот кишок приключится.