Трон Валузии

Женщина уже не вырывалась, обвисла бессильно в его руках и уже начавшие заостряться уши в свете луны стали приобретать прежнюю изящную форму. Видно, дурацкая мысль, что они превращаются лишь во время плотской любви, была близка к истине.

— Разожги костер, Брул, — попросил Кулл.

— Да что случилось? — не выдержал старый преданный друг. — Ты сошел с ума?

— Ладно, — стараясь успокоиться, произнес Кулл. — Принеси веревки, ремни, что угодно, свяжем ее, потом все объясню.

Брул покачал головой, но, за долгие годы привыкший доверять Куллу, выполнил просьбу. Кулл крепко-накрепко, зная какова сила тигров, связал бесчувственную женщину. Брул тем временем разжег костер. В ярком свете пламени никаких изменений у нее было уже незаметно.

Она, не открывая глаз, тяжело вздохнула.

— Ты мне объяснишь, что происходит или нет? — потребовал ответа пикт.

— Пойдем, — кивнул атлант, — сам все увидишь.

Он взял из костра разгоревшуюся головешку вместо факела и пошел ко второму фургону.

Возле него лежала в луже крови обнаженная Самта, лицо было изуродовано до неузнаваемости.

— Кулл, да что с тобой? — воскликнул пораженный увиденным

Брул. — За что ты убил ее? Ты сошел с ума — врываешься голый, с одним мечом, вяжешь женщину, когда мне было так хорошо…

— Я не хотел, чтобы тебе это «хорошо» стоило жизни, — мрачно произнес Кулл, достал из фургона свою одежду и начал одеваться.

— Я ничего не понимаю, — произнес пикт, опасливо глядя на друга.

— Иди, оденься. Сейчас все поймешь, — ответил Кулл. — Есть у меня одна идея.

Он пошел к первому фургону вслед за Брулом и у костра поднял оставленный кубок. Вернулся к фургону с бочками, нашел ту, что неаккуратно вскрыли разбойники и зачерпнул полный кубок.

Обнаженная красавица лежала, открыв глаза, руки были завязаны за спиной. Ничего тигриного в ней сейчас не было.

Кулл, держа в руках кубок с волшебным вином, сел перед ней на корточках и посмотрел ей в глаза. Ее нагие прекрасные формы его совершенно не интересовали.

— Будешь рассказывать, милая? — спросил он и чертыхнулся, поняв, что употребил то же слово, что до того Самта. Совершенно в другом значении, но какая разница?

— Что рассказывать? — слабым голосом спросила она. — Не знала, что вы такие… Что можете связать слабую женщину, которая открыла вам свои лучшие порывы…

Кулл рассмеялся.

— Не на твоей ли стройной спине я видел тигриные полосы? Не я ли вовремя сорвал тебя с Брула, пока ты не растерзала его своими сейчас такими нежными ноготками и зубками?

— Что за чушь ты несешь! Вы… вы оказались еще хуже, чем те разбойники.

— Брул, посади ее, будь любезен.

Когда пикт выполнил ее просьбу, Кулл поднес к ее губам кубок, левой рукой взяв женщину за затылок.

— Вот здесь вино из ваших бочек, — почти ласково произнес атлант. — Если ты мне сейчас не расскажешь перед моим другом всю правду, клянусь Валкой и Хотатом, я волью в тебя всю эту мерзость до последней капли. У меня на спине остались раны от когтей тигрицы, в которую превратилась Самта! Ну, говори! Кто вы такие. Ну!

Кулл ткнул ей кубком в губы. Не так, как утром ему Харкл-Паук, а аккуратно, чтобы ненароком не причинить лишнюю боль. Кулл не привык бить женщин, негде было научиться.

Глаза ее расширились от ужаса. Она инстинктивно отшатнулась.

— Ты не сделаешь этого, — пролепетала она.

— Еще как сделаю! — заверил Кулл. — Вы совершенно равнодушно отнеслись к гибели четверых ваших солдат, вы, притворно улыбаясь, обрекли на жуткую смерть десяток человек, пусть разбойников, жалости не достойных. И твоя подруга чуть не убила меня, превратившись в тигрицу. Так что можешь не сомневаться — я спою тебе это вино до последней капли, если не будешь меня слушаться. Ну?

— Убери это от меня это, — с трудом произнесла она и закрыла глаза, словно сдаваясь. — Я все расскажу. Развяжите мне руки и дайте одеться.

— Ничего, потерпишь. Днем стояла перед грабителями голой, не стеснялась. А руки развяжу, если будешь говорить правду.

— Я буду говорить правду, — сказала она, не открывая глаз. — Спрашивайте.

— Кто вы такие? — сурово спросил Кулл. — Зачем и кому везете это волшебное вино в Грелиманус?

Уже одетый Брул с недоумением переводил взгляд с Кулла на нагую, связанную женщину, которая совсем недавно дарила ему любовь. Он еще до конца не верил, что благодаря Куллу избежал смертельной опасности.

— Я и Самта, — начала рассказ женщина, — из монастыря Тигра, в далекой южной стране Харкулии. Мы с ней — родные сестры, из почти вымершего сейчас племени людей-тигров. Да, мы перевоплощаемся только когда познаем любовь, потом перегрызаем горло возлюбленному и обращаемся обратно в людей, но мы ничего не можем сделать против этого — желание пожирает нас.

— Поэтому с вами было всего четыре стражника? — спросил Кулл.

— С остальными вы предавались любви и убили их?

— Да, — после некоторого молчания призналась она. — Мы ничего не могли поделать, это сильнее нас. Это зов нашего древнего племени.

— Хорошо, — кивнул Кулл, — но как вы оказались в Валузии?

— В нашем монастыре около дюжины таких как мы с Самтой, — ответила женщина-тигрица. — И нам все время нужны рабы для любовных утех. Они стоят денег. Настоятельница, тоже из нашего племени, приказала нам отправиться в Валузию, в Храм Мертвых Богов, что у самой тропы по которой мы ехали… Это расположено…

— Мы знаем сгоревший Храм, проезжали мимо много раз, — кивнул Кулл, — продолжай дальше.

— Простые люди обходят это место стороной, оно считается проклятым. Действительно над Храмом властвуют могучие силы, нам неизвестные, никому не подчиняющиеся. Почему-то только люди моего племени, которых осталось не так и много и все живут в нашем монастыре, могут подолгу находится в Храме Мертвых Богов. Видно, те боги были покровителями моего народа — умерли боги, почти вымерло все племя, уцелевшие скрываются в заброшенном монастыре, в труднопроходимых джунглях Харкулии. Если обыкновенное вино простоит в Храме Мертвых Богов, в подвале, тринадцать раз по тринадцать дней, оно превращается в кровь умерших божеств. Если всего лишь каплю капнуть этого вина в воду или во что угодно и дать выпить, — она с опаской покосилась на кубок, который Кулл по-прежнему держал наготове, — то человек становится послушным рабом того, кто с ним заговорит первым. Или, это уже не в моих силах, вино можно заговорить — для этого нужен опытный чародей. А если вино просто выпить неразбавленным… Вы видели, что происходит.

— Те, четверо стражников, — спросил Кулл, — вы дали им разбавленного кровью Мертвых Богов вино и подчинили себе?

— Да, а что нам еще оставалось делать? Где было взять охранников для трудного путешествия и…

— И что?

— И любовников. Без этого жизнь — не жизнь.

Кулл хотел сплюнуть от отвращения, но сдержался. Нет, эти женщины имеют отношение к благородному племени тигров только внешней схожестью после перевоплощения.

— Кому вы везли бочки в Грелиманусе? — продолжил он допрос. — И что в сундуках первого фургона?

— В сундуках — земля из подвалов Храма Мертвых Богов. Для чего она служит — я не знаю. Честно не знаю.

— А кому вы должны были передать все это?

— На улице Птичьих Хвостов в Грелиманусе стоит дома аристократа тора-Хаеца. Его самого я в прошлый раз не видела. Нужно сказать пароль часовому у ворот, и выйдет специальный человек, он ответит отзыв и возьмет груз. В наш монастырь отправится партия рабов.

— Значит, — задумчиво произнес Кулл, — тебя там знают в лицо и знают, что именно ты с сестрой должна привезти груз?

— Да. Развяжите мне руки, вы обещали.

— Подождешь. Пойдем, Брул, в сторонку, поговорим.

Они отошли от костра.

— Ну, теперь ты убедился? — спросил царь.

— Да, Кулл, извини за мои подозрения. Но что ты предполагаешь делать с ней? Убить?

— Я считаю, что сам Валка послал ее нам на нашем пути. Мы едем в Грелиманус к этому тора-Хаецу. Мы теперь — купцы.