Мгла (СИ)

Сперва шли тяжеловозы и таинственные пони, после них — породистые молодые лошади. Затем кони постарше и с некими — не менее понятными по смыслу, чем контингент — дефектами экстерьера. И лишь у самой стены неловко переступали с ноги на ногу совсем уж старые, никуда не годные животные, покупаемые на бойню или для перевозки наемных экипажей.

Некоторое время мы побродили около коновязей. Испуганная таким количеством больших животных я, робко жалась к незамеченному в предательстве Светочу, испуганно глядя на лохматых исполинов-тяжеловозов, в чьи пышные гривы и хвосты были вплетены кокетливые ленты, из-за широкого графского плеча.

— Такие способны рыцаря в полном облачении вынести, — тихо пояснил Светоч, кивая на внимательно осматривающего нас рыжего великана столь впечатляющих размеров, что я невольно сжалась, испуганно вцепившись в руку своего лорда. Казалось, что огромный, поросший густой шерстью зверь вот — вот сорвется с привязи и броситься на нас, громя тяжелыми копытами все, что попадется на его пути. Словно почувствовав мой страх, тяжеловоз заржал, тряхнув мощной, занавешенной длинной выгоревшей на солнце гривой. Я шарахнулась, не сдержав тихого испуганного вскрика, а Светоч рассмеялся, лишь крепче сжимая мою ладонь:

— Не бойся, они большие, но обычно добрые.

Однако его слова не принесли желанного успокоения, посетившего меня лишь возле следующего ряда, где привязанные к грубо сколоченным коновязям, стояли многочисленные крохотные лошадки с интересом рассматривающие проходящих мимо людей.

— Ой, — только и смогла сказать я, с восторгом разглядывая лохматых миниатюрных лошадок, кажущихся еще более маленькими после встречи с тяжеловозами.

— Это — пони, — покровительственно сказал беловолосый граф. А мгновенно переставшая бояться я уже гладила пушистые челки, осторожно касаясь бархатных ноздрей и теплых щек доверчиво тянущихся ко мне лошадок.

— Давайте купим… пони? — С запинкой выговорив незнакомое слово, предложила я, оглядываясь на улыбающихся графов. — Смотрите, какие милые!

— Домой приедем — купим, — согласился беловолосый и тоже погладил ближайшую черную лошадку. — У хорошего заводчика… Такого, как Лютый. Где он, кстати? — Спросил он, внезапно развернувшись и ловко ухватив за предплечье худенького большеглазого цыганенка, перепуганным зайцем забившегося в его руках.

— Какой такой Лютый, дяденька? — Закричал он тонким, детским голоском, неприятно напомнившим о тех, кто таился во тьме. — Не знаю никаких Лютых дяденька!

— Светоч, что ты делаешь? — Оторвавшись от лошадок, воскликнула я, сострадательно заглядывая в огромные черные глаза малыша. — Отпусти это дитя!

Светоч лишь ухмыльнулся, и вновь обратился к всхлипывающему мальчику, закрывающему лицо чумазыми ладошками:

— Не знаешь? Что ж, придется позвать одного не менее симпатичного дяденьку, в большой синей шапке. Того самого, у которого ты только что стащил кошель.

Чумазые ладошки моментально раздвинулись и на обомлевшую меня взглянули совершенно сухие, серьезные глаза. А их владелец вздохнул, бросая укоризненный взгляд на Светоча:

— Ай, дяденька-дяденька. Барышню испугали, сиротинушку обидели. — И подмигнув мне, скрылся в толпе.

Я же совершенно потеряно глядела на ухмыляющегося Светоча, протянувшего мне ладонь:

— Идем.

И я послушно последовала за ним, то и дело, оглядываясь туда, где скрылся уличенный в воровстве цыганенок.

— Он, правда, вор?.. — Спросила я, брезгливо подбирая края юбки. Здесь не было не только булыжника, но даже брусчатки и под ногами влажно блестела грязь, как ни странно, совсем не оседающая на моем подоле и туфельках.

— Карманник. — Равнодушно откликнулся Светоч, задумчиво осматривая беленькую, очень нарядную кобылку.

— И мы ничего не сделаем? — Напирала я, насторожено наблюдая, как всхрапывает и приседает на задние ноги белогривая лошадка. Рядом с ней сновал торговец, многозначительно переглядывались богато одетые юноши, явно собирающиеся приобрести кобылку.

— Может, эту купим и пойдем домой? — Спросила я, вспоминая романы и сказки: там герой непременно встречал своего коня при самых неожиданных обстоятельствах и тот оказывался волшебным. — Глядите, какая ладная!

Я ожидала, что братья и тут уступят мне, но те расхохотались — громко и обидно.

— Вира, никогда не говори о том, о чем не имеешь представления. — Наконец наставительно произнес Зак, зачем-то обнимая меня сзади, и кладя мне подбородок на плечо. И шепнул залившейся густой краской смущения мне: — Посмотри на их истинный облик.

Теплые пальцы коснулись моих век, и вновь вернулись на плечи, я же во все глаза смотрела на окружающих нас молодых и породистых, как мне казалось, лошадей, представших внезапно в совершенно ином свете.

У белой кобылки оказалась хромота, а у ярящегося, как пояснил торговец, жеребца, по правому переднему копыту бежала глубокая трещина. Некоторые из лучших лошадей были столь стары, что с трудом представлялись в шаге, что уж говорить о скачке? Другие были истощены болезнью или голодом. Ноги одних невероятно опухли в суставах, а у третьих гноились глаза. Вислые крупы и глубокие шрамы, больные ноги, искривленные какой-то хворью, отдышка…. На тех животных, что окружали нас, нельзя было взглянуть без слез. И даже я, никогда не любящая и даже боящаяся лошадей, почувствовала, как защипало глаза, и часто заморгала, опуская голову вниз. А когда подняла — наваждение исчезло.

Кругом, насколько хватало глаз, опять горячились прекрасные скакуны, ставшие украшением любой конюшни.

— Что… что это?.. — Пораженно прошептала я, разом забыв и о гневе за укрывательство юного карманника, и о том, что голова рыжего графа все так же покоится на моем плече. — Магия? Цыгане заколдовали лошадей?

О цыганах ходило много странных историй. Говорили, что они крадут и поедают детей, что ходят между мирами и могут проклясть человека, заговорив его волосы, ногти нити из одежды. Так говорили родители, объясняя, почему в дни, когда пестрые пятна табора оказывались на наших землях, ворота замка были подняты, а мы с…Элоизой оказывались заперты.

Над ухом тихо рассмеялся Зак, щекоча кожу теплым дыханием:

— Им не нужна магия, чтобы сотворить чудо, — все так же, не открывая глаз, прошептал он. — Как говаривали раньше: ловкость рук — и никакого мошенничества. Где-то покрасили, где-то воском потерли, а где-то и копыта глиной набили — и готова красавица — лошадь, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Присмотрись внимательнее: хвалить хвалят, и про горячность рассказывают, а рассмотреть, как следует, не дают.

— Так…они все такие? — Прозрела я. — А как же тяжеловозы — лучшие — худшие?..

— Вокруг было слишком много дураков. — Просто, хотя и несколько непонятно изъяснился Зак, и продолжал, не только не разжимая рук, но и зачем-то зарываясь носом в переброшенную через плечо косу. — А хороших коней на всех не хватит. Тот, кто поумнее, тот у знакомых берет или на, как сейчас принято сейчас говорить, заводах — породистых, молодых и здоровых. А здесь краденных, необъезженных и хворых продают. Тут, тех, кого еще за приличных выдать можно. А у стены — совсем уж доходяг, которых сколько не крась, толку не будет…

— Зачем же мы пришли?.. — Изумилась я, ежась под неодобрительными взглядами обходящих нас людей. Только сейчас обратила я внимание на потрепанную одежду, усталые лица, да и общий, откровенно бедняцкий вид.

— Чтобы найти заводчиков, которые могут предложить что-то стоящее. Таких, как Лютый. Мужик простоватый и приземисто-хитрый одновременно, как и все деревенские, впрочем. Но свое дело знает. — Кратко отрекомендовал будущего продавца рыжий граф.

— А как мы его найдем?.. — Провожая взглядом крепкого, неопрятного старика, спросила я, извернувшись и бросая любопытный взгляд на улыбающегося графа. А тот неспешно подходил к лошади, зачем-то заглядывал ей в рот, трепал уши, щупал колени, многозначительно кивая каким-то своим мыслям.

— Он сам нас найдет. Ему уже передали, что мы его ищем — скоро подойдет. — Откликнулся Зак и рассмеялся: — Смотри-ка, на знатока. Из-за таких вот, подобные рынки и существуют. В рот заглядывает, о статях говорит, а купит развалюху.