Стая

— Потому что я признаю тебя, Хальфдан, сын Гудреда и Асы, своим конунгом и обязуюсь служить тебе, пока не покину твои земли или смерть не возьмет меня.

За столом все молчали.

Тишина давила на спину, вжимала голову в плечи. Опасаясь смотреть на Бьерна — вдруг ошибся, вдруг повторил не так? — Избор уставился на сапоги конунга — красные, сафьяновые, с кожаной оторочкой по голенищу.

— У нас говорят «пока Один не призовет меня в свои чертоги», — нарушил молчание Хальфдан. — Но я приму твою клятву и так…

Избор выдохнул, расправил плечи. Бьерн поднялся со скамьи, подошел к княжичу, встал рядом:

— Теперь Избор — твой человек, конунг. А мудрый правитель славен заботой о своих людях. Ты будешь говорить с Белоголовым?

— Мои люди проверяются во многих битвах, — недовольно буркнул Хальфдан. — Время даст ответ на все вопросы.

— Ты, как всегда, прав, конунг, — склонив голову, Бьерн потянул Избора прочь от возвышения, подальше в полутьму застолья.

Уходя, Избор расслышал слова Атли. Гауларец обращался к Черному:

— Сын князя Альдоги говорил чужие речи. Бьерн подсказывал ему. Все сказанное им — шло не от сердца и не по размышлению. Его речи были пусты, как лай брехливой собаки. Ты ошибся, приняв клятву словена.

Хальфдан рассердился.

— Я никогда не ошибаюсь! — рявкнул он. — Слышишь, Атли?! Никогда!

Спустя месяц они покинули Согн. Своим наместником конунг оставил Атли.

Б войске Черного Избор с Бьерном и Вадимом прочесали пирами Рогалланд, Хадоланд, Тотн, Хейдмерк и дважды, короткими набегами, побывали в одной из усадеб Вингульмерка.

В Вингульмерк Хальфдан ходил осторожно — эти земли, после долгих споров, битв и распрей, ему приходилось делить с конунгом Гендальвом, хотя Хальфдан считал их исконно своими — ведь некогда Вингульмерк принадлежал его отцу.

Когда кроны деревьев порыжели, а земля стала покрываться желтой, опавшей листвой, Хальфдан решил вновь отправиться в Вингульмерк.

— Там тебя встретит твой враг, но мой друг. Ты будешь называть своего врага другом, — уклончиво объяснил он Избору.

Княжич догадывался, о ком идет речь, не спал ночами, представляя себе встречу с Белоголовым, Ворочался с боку на бок, мысленно говорил с нападником, слышал покаянные речи, спорил с его оправданиями. Ночь за ночью…

Они остановились в усадьбе Хальфдана — Золотой долине, близ небольшой реки — одной из сестриц могучей Гломмы и круглого лесного озера. От усадьбы до озера было около пятисот шагов. Озеро показалось Избору невероятно красивым — большим, гладким, с высоко вздымающимися над водой берегами и белыми птицами, парящими над темной озерной гладью. Люди из усадьбы редко ходили к озеру — привыкли, а Избора манила его красота. Там, на невысокой прибрежной скале, он и встретил своего врага.

Княжич узнал Орма сразу, едва взглянув. И сколь ни готовился, сколь ни провел бессонных ночей в разговорах с самим собой, сколь ни клялся себе, что сумеет сдержать ненависть, — а кровь хлынула в голову, застучала в висках, пальцы сами стали нащупывать на поясе оружие.

— Не надо.

Женский голос охладил пыл Избора, заставил княжича разжать кулаки.

— Айша? — Княжич предпочитал смотреть на нее, чем на Орма. Девка появилась вовремя, будто учуяв возможную беду. — Как ты здесь оказалась?

— Пришла, — она взобралась на камень, поджала ноги, скрестила их под юбкой. Мотнула головой в сторону урманина, взбирающегося на береговой откос. За спиной Орма один за другим поднимались его люди — враги, которые, по приказу конунга, должны были стать друзьями.

— Это Орм? — разглядывая их, поинтересовалась Айша.

— Да, — неохотно признал Избор.

— Он не похож на вора и убийцу, — задумчиво сказала Айша.

— Но он — вор и убийца, — стискивая до боли кулаки, прошептал княжич.

День смерти Мстислава вертелся в памяти — дым, вопли, пролом в городской стене, выброшенные из полыхающих домов вещи, полуобнаженные девки с застывшим ужасом на мертвых лицах, гортанные выкрики урман и падающий к его ногам брат…

— Тебе нельзя с ним драться. Тут его земля и его правда, — на всякий случай негромко напомнила Айша.

— А в Альдоге была моя! — Оттолкнув ее в сторону, Избор шагнул навстречу Орму, столкнулся грудь в грудь. И тут же, оттеснив хевдинга, перед ним очутился другой урманин — невысокий, крепкий, со звериным прищуром желтых волчьих глаз. Острый нож коснулся шеи Избора раньше, чем княжич успел вздохнуть. Урманин что-то произнес, надавил лезвием. Из сказанного Избор понял только «заступаешь» и «хочешь смерти». Кровь гудела в висках, мутная ярость затмевала сознание, в памяти всплывало прошлое — лицо убитого брата, одинокая фигура отца на пристани, спокойная улыбка Гюды…

За спиной зашуршали, отдаляясь, легкие женские шаги. Айша убегала. Так было даже лучше — девчонка только мешалась бы под ногами…

Избор отбросил в сторону руку желтоглазого, не заметив, что лезвие расчертило шею красной полосой, выкрикнул Белоголовому:

— Помнишь меня, ярл?

И задохнулся от резкого удара в живот — желтоглазый урманин не стал бить ножом, зато кулаком засадил от души. Отплевываясь, Избор переломился пополам, чтоб не упасть к ногам врага, схватился за тонкий древесный ствол. Белоголовый поднял руку:

— Подожди, Харек.

Подступил к княжичу, вгляделся и по-словенски чисто произнес:

— Я не знаю тебя.

— Знаешь, — дышать было все еще тяжело, — я — твой враг!

— Вряд ли, — Белоголовый обошел вокруг дерева, пожал плечами: — Ты слишком слаб, чтоб называться моим врагом. Как твое имя?

Если бы он вспомнил, если бы смутился — вероятно, ярость Избора сошла бы на нет и спустя малое время княжич вспомнил бы, что пришел в эту страну и к этому человеку не воевать и не мстить, а выкупать своих родичей. Если бы да кабы…

Но ярл насмехался. В голове промелькнуло Бьерново: «С ними он даже разговаривать не станет…». Избор уже не помнил, о ком так говорил болотник, зато помнил его насмешливый тон, снисходительную ухмылку.

— Все вы… — прошипел Избор сквозь зубы, незаметно сместил руку с ноющего живота к поясу, нащупал костяную рукоять охотничьего ножа, что всегда носил при себе. — Все вы одинаковы, урманское отродье…

— Мы не ждали тебя так скоро.

От неожиданности Избор замешкался. Всего на миг, но и мига хватило, чтоб Бьерн встал меж ним и Белоголовым, закрыл ярла своей спиной. Рядом с ним преданной собачонкой вертелась Айша — тяжело дыша от бега, растрепанная, с раскрасневшимся в спешке лицом.

Сверкнув хитрыми кошачьими глазищами, она отлепилась от урманина, скользнула к княжичу. Ловко выудила из его ослабших пальцев нож, сунула куда-то в юбочные складки. Коснулась плеча Избора, шепнула:

— Все будет хорошо. Бьерн знает, что делать, — и полуденной тенью нырнула за спину княжича.

— Я торопился, но, похоже, зря. Меня встретили не так, как я ожидал. Впредь держи своих щенков на привязи, — фыркнул Белоголовый.

— Не бросайся словами, Орм. Ты называешь щенком моего князя.

Смех Белоголового звучал сухо и резко: — Мне нравится твоя шутка, Бьерн.

— Я пришел сюда не для шуток.

— Зачем же ты пришел?

— Вести торг.

Теперь Белоголовый смеялся уже искренне. Смеялись хирдманны, столпившиеся за спиной своего хевдинга, и даже желтоглазый Харек, недоверчиво качая головой, выдавил слабую ухмылку.

Белоголовый повернулся к тощему и высокому урманину, судя по морщинистой коже — самому старшему из хирда:

— Ты действительно умен, Кьетви. Тывсегда говорил, что время меняет людей. Теперь я сам вижу это.

Вновь взглянул на Бьерна, отрезал:

— Ступай в Бирку [147] — там ведут торг. А здесь сын Асы собирает воинов.

На сей раз засмеялся Бьерн:

— Кьетви правда умен — люди меняются. С каких пор ты стал воевать за конунга?

— С тех самых, как ты стал торговать, — веско отозвался Орм.

Разговаривая, оба урманина неприметно подбирались друг к другу, как подбираются, прежде чем сцепиться, два диких зверя. Оставалось всего два шага, когда Айша кинулась к ним — маленькая, худая, в серой шерстяной рубахе со слишком большим воротом, сползающим ей на плечо, в длинной юбке, с растрепавшимися от недавнего бега волосами и лихорадочными красными пятнами на тонких щеках. В окружении урман она казалась еще меньше и беззащитнее, чем была на самом деле.