Город призраков

— Когда я приехал, было уже поздно. Ты… умерла.

Серега запнулся, произнося это. Перед ним живо стояла запечатленная в памяти навеки картина: «Лилия» посреди шторма и непроглядной мглы. «Лилия», перекошенная, хорошо видимая в лучах прожектора отходящей от нее «казанки». В тот момент Серега протрезвел. Он в полной мере осознавал, что совершает предательство. В каюте брошенной яхты оставалась мертвая Женька, а на борту — живой Тоник…

Он зажмурился. До конца жизни преступление будет с ним. И то, что сейчас он совершает новое преступление, не имеет значения…

Он ничего не сказал Женьке. Не сообщил, что сам стал причиной ее смерти. Он поменял местами себя и Тоника. Это Серега приехал спасать терпящую бедствие яхту. Это его бросили на погибающей «Лилии»…

Может быть, сейчас он врет для Женькиного блага. Каково ей, потерянной в чужом мире, забывшей свое прошлое, было бы узнать, что вот этот парень, единственный действительно близкий человек — совершил самое большое в ее жизни зло? Возможно, такое признание вообще разрушило бы ее веру в людей. Она бы убежала, куда глаза глядят, и погибла где-нибудь от голода, холода и неприкаянности.

Пусть все останется тайной. Серега никогда и никому ее не раскроет. Только бы не повстречался им здесь Тоник.

Неизвестно, что стало с Антоном на «Лилии», готовой в любой момент пойти ко дну. Здесь ли он? Жив или не очень, как Женька? Как сам Серега? Но Женька ничего вообще не помнит — а он помнит все, и прошлую свою жизнь, и страшный туман.

Там, в тумане, они бродили втроем. И Тоник был с ними. Он выглядел таким же растерянным и встревоженным, как Женька. Только один Серега сохранял ясность ума. Только его никуда не тянуло, и не мучился он от непонятного желания искать то ли озеро, то ли еще что-то… Его страшные спутники все время куда-то стремились. И, кажется, они абсолютно не помнили, кто они такие и как кого зовут. Тоник тоже может быть где-то здесь. Но, скорее всего, он, как и Женька, потерял память. Но туман сам по себе не означал смерть: Серега-то уверен, что он — живой.

Серега не мог понять, хочет ли он видеть Тоника. С одной стороны, это большая опасность разоблачения. Если вранье раскроется, он потеряет свою девушку навсегда. С другой стороны, они здесь только втроем, и теперь действительно у них нет никого ближе друг друга. Серега мучился неизвестностью — и хотел найти Тоника, и боялся этого.

Только разве найдешь человека в Питере?! Город, даже такой как здесь, полузаброшенный, опустевший, странный — очень большой. Он раскинулся гораздо шире, чем Питер, который был их родиной. В этом городе много развалин, неухоженных парков, где можно скрыться хоть от кого. В то же время — множество незнакомых районов, довольно странно застроенных. Как-то раз Серега несколько часов плутал внутри загадочного района из небольших, странно изогнутых трех-четырехэтажных домиков, круглых двориков с детскими площадками или гигантскими мусорными контейнерами, крошечных парков и длинных коленчатых арок, соединяющих между собой дворы. Нигде не было тупиков, все арки куда-то вели, но ни одна не выводила на улицу. Серега бродил из двора во двор, пока ему не начало казаться, что все это сон. И тогда какая-то бабка из местных жителей, посмеиваясь, все-таки вывела его на проспект.

Разве найдешь в таком городе хоть кого-нибудь? И Тоник — если он все помнит и захочет их найти — разве сможет?!

Если захочет, сможет. У Сереги от этой мысли перехватило дыхание. Тоник кого угодно отыщет. Логическое мышление ему никогда не изменяло. Разумеется, Серегу он первым делом будет искать в яхт-клубах — потому что прекрасно знает: его приятель пойдет именно туда. Он же ничего не умеет. Серега и яхтой, как выяснилось, грамотно управлять не может — по крайней мере, Тоник считает именно так. И еще Сергей не может смотреть правде в глаза…

Нет, нельзя, чтобы Тоник все помнил. Слишком это страшно для Сереги. Но сам он не сможет ничего забыть. Собственные грехи не раз будут к нему возвращаться, будут мучить и напоминать о себе…

Женька сидела, сгорбившись, забыв про свой чай. Ей, наверное, еще хуже, чем Сереге. Женька… или Ника?

— Пойдем лучше, погуляем, — пытаясь утешить ее, предложил Сергей. — Или яхту посмотрим. Знаешь, что мне все-таки доверили яхту?

Она помотала головой. Какие там прогулки, какие яхты, когда все в ее жизни так страшно! От Сережиного рассказа знойный вечер просто-таки меркнул в глазах девушки. Оставив недоеденный бутерброд, она вышла на бон, села на теплые доски и свесила босые ноги в желтоватую воду меж двух катеров. Ей хотелось побыть одной.

Ей и впрямь сейчас было намного хуже. В родном мире она погибла. Умерла.

Дрожащими пальцами взяла себя за запястье другой руки. Теплое, загорелое. Слышно, как бьется пульс. А на глаза наворачиваются настоящие, горячие слезы. Она живая. Легко, наверное, отделалась. Остаток жизни безвозвратно проведет в чужом, незнакомом мире, но разве это страшно, если она полностью забыла свой собственный?! Ника прошептала:

— Так вот почему призраки меня не трогают! Я действительно одна из них…

Пусть она не похожа на призраков — на тех, почти невидимых, которые прячутся в пустых домах и темных переулках. Потому что у них смерть отобрала буквально все, и неясно, что удерживает их на земле. Призраки — многогранны. Некоторых Ника видит на улицах: обычные люди, которых она ощущала как привидений, но не понимала почему. И еще люди необычные, которых многие принимали за жертв призраков, — но они не умирали, как другие, а продолжали жить: в темных углах, на помойках, в тени узких, кривых улиц, сидя целыми днями на одном месте, провожая тяжелым пустым взглядом прохожих… И настоящие привидения — как та девушка, с которой беседовала Ника: еще не завихрение в воздухе, но уже и не человек. Их много, и одни из них более реальны, другие — менее…

Ника вдруг уставилась на Сергея. Тут нельзя ошибиться. Бедный парень! Он всерьез полагает, что, пройдя через туман, почему-то не отнявший у него память, остался живым…

Она ему ничего не скажет. Зачем расстраивать человека? Сам поймет со временем. По улицам чужого мира, может быть, ходит много живых мертвецов, не понимающих, кто они. Таких как Сергей. Или как Ника: призраки не трогают не только ее…