Я, Чудо-юдо

Как хотите, а что-то непонятное творится в мире. Живешь, стараешься никого не задевать – и сам легко становишься мишенью. Неужели агрессию можно победить только ответной агрессией? Нет, не победить даже – предупредить, задавить в зародыше смертельным превентивным ударом. Иными словами, неужели обязательно нужно кого-то жрать, чтобы тебя самого не сожрали?..

Вы не подумайте, это не модный нынче пофигизм, не наплевательство, которое позволяет закрыть глаза на все вокруг, дабы, упаси Боже, не влезть не в свое дело. Отнюдь! Линию поведения в жизни я выбирал сознательно и даже философски.

Я рассуждал так.

Зачем увеличивать количество конфликтов в обществе? Жизнь – это и так сплошной конфликт, решение которого отнимает у нас всю жизненную энергию, причем на протяжении всей жизни. С этим не поспоришь, это диалектика. Если бы конфликта не было вообще, то не было бы и жизни. Тут все ясно, но какой следует вывод? Очевидно, нужно подумать над качеством разрешения нашего глобального конфликта. А можно ли его полноценно разрешить, если отпущенная нам энергия рассеивается на тысячи и тысячи конфликтов мелких, второстепенных, несущественных? Ежу понятно, что нет!

А значит, нужно снизить количество второстепенных конфликтов. По идее, это должно создать определенный «стабилизационный фонд» энергии в обществе – если каждый человек на свете решит жить так, чтобы не создавать проблем окружающим. Или хотя бы в небольшом коллективе, если мы говорим об отдельно взятой личности…

Вам смешно? Данная философия кажется наивной или подозрительно знакомой, как тот пресловутый велосипед? Ну бог с вами, посмейтесь, мне не жалко. Тем более, сменив три места работы, я окончательно убедился: философия моя не только наивна, но и нежизнеспособна. То есть понял-то я это еще раньше, но долгое время сохранялась у меня привычка хотя бы не обострять имеющиеся конфликты и не усердствовать в изобретении новых.

Я достал сигарету и прикурил от зажигалки-брелока, на которой (котором?) звенели три ключа.

В общем, дофилософствовался я… Что теперь светит? В итоге, конечно, работу найду, но Ангелина Аркадьевна, владелица, директор, царь и бог рекламного агентства «Прометей», теперь сделает все, чтобы искать работу в этом городе мне пришлось в новой сфере. Что же светит в ближайшее время? Только возвращение в отчий дом, что само по себе неплохо, но садиться на шею родителям в мои двадцать шесть – ой как тошненько!

Но придется смириться. Сидеть вот так, как я сейчас, и мысленно ругать на чем свет стоит людей, с которыми часа три-четыре назад обменивался улыбками – тоже тошненько, отдает гнильцой, но ведь сижу, ругаю, и ничего.

Ну все, хватит, пора что-то делать. Вопрос – что? Двинуть к кому-нибудь из ребят? Конец рабочего дня, больше половины знакомых определенно ждут только повода, чтобы расслабиться. К кому пойти и чем расслабиться?

Список знакомых – как карта вин. Если говорить о коллегах, то Сашка из политеха расслабляется кагорчиком, Серега из техцентра горадминистрации – портвейном, Леха из сервис-центра – вермутом. Из однокашников, кто в зоне досягаемости: Шуриман с железки, Алекс оттель же, Сашок из охранки, Витька-частник, Володька из телецентра и прочие считают, что пить не водку – время даром терять. Но вкусы коллег мне как-то ближе. А можно податься к братьям по разуму. Колян Гладиатор сейчас мастерит, ролевуху по Пехову мутит, так у него что ни вечер – собрания. Если сегодня ничего не изменилось, значит, у него в однокомнатной конурке сейчас братья Горисвет с Горигазом, Агроном, Паладин, Завулон, Кузнец, Дрель, Гоблинс, Мерлин, Крысолов, возможно, Арвен и – железно – пиво. Не просто пиво, а много пива, когорты темных пивных бутылок с бордовыми наклейками, расположившиеся в наступательном порядке на письменном столе, а на подоконнике – резервная рота бутылок зеленоватых, с наклейками желтыми, а в углу комнаты притаились пластиковые полторашки массового поражения с наклейками разноцветными, ободранными и никакой роли не играющими, потому что полторашки наполнены чешским разливным. И под завесой сигаретного дыма шныряют разведгруппы жестяных банок маскировочной расцветки…

Мне стало дурно, когда я все это живо вообразил. Не сейчас. В скором времени обязательно, потому что интересно, ролевуха обещает быть что надо, но не сегодня.

Сегодня хорошо бы к Ленке, да у нее курсовая горит, а она так серьезно к ней относится, будто в ближайшие сто лет никто на планете курсовых работ писать не будет. У Наташки дипломная, со Светкой мы поссорились, а состояние сейчас не такое, чтобы мириться – лишний напряг. Не хочу напряга.

И вообще, почему обязательно нужно к кому-то идти? Разве человек – не самоценная и самодостаточная единица? Подумал я так и понял: никуда и ни к кому меня сегодня не тянет, а тянет меня пойти домой, пожрать от пуза и забыться, лежа на диване дочитать «Пикник на обочине» Стругацких.

Я покрутил в пальцах брелок. Вот – блестящая символика нажитого достояния: ключ от подъезда, ключ от квартиры, ключ от кабинета… Тьфу, блин! Ключ от кабинета не сдал!

Вот это плохо. Ангелина, как ни философствуй, натуральная ведьма, возьмет завтра да заявит, что из офиса что-нибудь пропало. Причем, если вспомнить, что она прирожденный хозяйственник и забывать о ключах ей вообще категорически несвойственно, можно даже не сомневаться, что заявит.

Я бросил окурок в урну и поспешил назад, глядя на часы. Без четверти семь, Ангелина, конечно, уже ушла, она всегда ровно в шесть уходит… Ладно, оставлю на вахте.

На вахту уже заступил в ночь Василий, редко унывающий мужчина средних лет в неизменной тельняшке. Мы поздоровались.

– Наша не проходила? – спросил я.

– Не насмотрелся за день? – улыбнулся Василий. – Не видал, врать не буду. Так ведь она у вас перерабатывать не любит. Шесть ноль две – уже цокает. Педантичная девушка. Из немцев, наверное?

– Ага, у нее и фамилия такая характерная – Глушко, – ответил я и протянул ключ: – Будь добр, отдай ей утром. И, если не затруднит, сразу скажи, что, мол, Кир вечером вернул.

Контора у нас частная, маленькая, поэтому ключей на вахте мы не оставляли, только держали запасной – на всякий в прямом смысле пожарный случай. Так что объяснять ничего не потребовалось, Василий понимающе кивнул:

– Не вопрос. Передам в лучшем виде.

Ну вот, меры безопасности приняты. В расписке ключ фигурирует, больше мне ничего не надо. И тут вдруг мелькнула шальная мыслишка: а не проверить ли?..

– Говоришь, не проходила? – уточнил я. – Поднимусь-ка, посмотрю.

До сих пор точно не знаю, что именно подвигло меня вернуться. Я не люблю подозревать людей в подлости, еще меньше люблю уличать в чем бы то ни было. Просто… как-то вдруг стало интересно посмотреть – прав я или неправ.

Я взбежал на третий этаж бывшего стройтреста, где за дверью номер 35 теснился на пятнадцати разгороженных пластиком квадратных метрах «Прометей», зажатый между молодым турагентством «Зюйд-вест» и корпунктом известной желтушной газеты «Чайхана».

Дверь «Прометея» была приоткрыта, и слышался из-за двери голос Ангелины. О таймс, о пипл! Она действительно решила повесить на меня какую-нибудь пропажу! Однако позвольте, там еще и второй голос… Движимый все тем же любопытством, я решительно толкнул дверь.

Ангелина Глушко, дама лет сорока с гаком, внешности, как и положено директору, исключительно строгой, а поведения, как и положено собственнику, сдержанно-развязного, сидела в кресле для посетителей. А ее собеседник восседал за моим, то есть теперь уже бывшим моим рабочим столом и внимательно изучал что-то на экране компьютера.

Незнакомец казался ровесником и коллегой Глушко, но смотрелся свежее и увереннее, хотя не прилагал к этому видимых усилий. Пожалуй, только напряженный взгляд, когда он выискивал, где бы щелкнуть мышкой на экране, выдавал отсутствие большого опыта работы с компьютером. Лицо у него, впрочем, было довольное.