Муза тьмы [Темная богиня] (ЛП)

Глава 2. МУЗА СНА

Кейн задумчиво смотрел на склонившегося над столом товарища. Служанка принесла очередной кувшин пива. «Лучше оставить его наедине со своими мыслями», — решил Кейн. Он протянул руку к кувшину, чтобы наполнить полупустую кружку Опироса, и тут заметил, что кто-то направляется к их столу.

Приземистая фигура Эбероса, первого ученика алхимика Даматиста, излучала беспокойство. Лицо его было потным и напряженным. Взгляд глубоко посаженных глаз бегал из стороны в сторону. Казалось, он опасается, что все в этом помещении вот-вот заметят, что он нервничает, и захотят узнать, зачем он сюда явился. Хоть Эберос и не был частым гостем в «Таверне Станчека», Кейн достаточно хорошо его знал, поскольку имел дело с Даматистом. Удобно устроившись на стуле, он ждал, чтобы Эберос первым начал разговор.

— Я пришел просить тебя об одной услуге, Кейн, — начал Эберос, облизывая бледные губы. — Об услуге, которая будет вознаграждена сегодня же ночью!

— То есть попросту хочешь занять денег, — сухо подытожил Кейн.

Ученик алхимика вытер мускулистые руки, измазанные порошками, которые он делал в лаборатории Даматиста.

— Хочу, — сознался он. — Но для тебя это будет скорее вложение капитала. Мне временно не везет в игре. Я все потерял. Но несколько ставок — и счастье ко мне вернется. Эти мерзавцы не дают мне кредита.

— Неудивительно. За десять часов ты просадил годовой доход самого крупного торговца. К чему им принимать вексель от бедняка, да к тому же неудачника? Чем выбрасывать деньги дальше, подумай лучше, как объяснишь своему учителю, что спустил его золото. Сомневаюсь, чтоб это были твои собственные сбережения…

Эберос побледнел.

— Я не вор! — рявкнул он.

— Но, вне всякого сомнения, всего лишь скверный игрок.

Не обращая внимания на то, что Кейн явно хочет от него отделаться, Эберос уселся и доверительно наклонился к собеседнику:

— Послушай, Кейн! Говорю тебе об этом только потому, что здесь нет больше никого, кто мог бы поддержать меня. Я запланировал все давно, и все должно случиться именно сегодня. Я не случайно сел играть. Неделями я вычислял по звездам, гадал всеми способами, которым обучил меня Даматист. Ответ был один и тот же: сегодня ночью судьба мне благоприятствует. Ни в какой азартной игре я не могу проиграть!

— Из этого следует, что ты плохой астролог — отрезал Кейн. Он никогда не симпатизировал ученику Даматиста. Льстец и лицемер, Эберос пресмыкался перед своим учителем — угрюмым и грубым алхимиком. В умильном и ласковом Эберосе Кейн чуял алчную и ненасытную душу.

Отчаяние исказило лицо Эбероса гневной гримасой.

— Ладно, смейся! Я согласен, фортуна не покровительствует мне у Станчека. Но я был этой ночью в других местах. Думаешь, деньги, которые я здесь потерял, я выпросил или украл? Ошибаешься! Слушай! Начал я сегодня вечером в «Псе и леопарде», имея за душой лишь десять золотых монет и немного серебра, скопленного из тех жалких денег, которые платит мне Даматист. В какой-то момент у меня осталось только серебро, но, когда я выходил, все были потрясены, а у меня оказалось около сотни золотых монет. В «Ярдарме» было то же самое. Они думали, что обдерут меня как липку, но очень скоро никто не мог играть против меня. У меня было уже с полтысячи серебром и золотом. Я пришел сюда. Тут можно играть по крупному. И снова получилось, что я продулся в пух и прах. Одолжи мне сколько нужно и даю слово, что потребуется пара невольников, чтобы поднять мой выигрыш. Одолжи мне полсотни — и сегодня же ночью получишь обратно сотню. — Кейн лишь рассмеялся в ответ. Отчаявшийся Эберос перевел взгляд на Опироса, который завороженно уставился на дно своей кружки. Поэт был богат, но никогда не носил при себе больше сотни монет. Видя, что ничего не добьется и что от него хотят избавиться, ученик алхимика схватился за последнюю соломинку. — А если я предложу кое-что в залог?

— И что же ты можешь предложить за полсотни золотых? — без интереса спросил Кейн.

Дрожащими руками Эберос вытащил из сумы, притороченной к поясу, небольшой сверток и молча кинул его Кейну. Кейн со скептическим видом развернул мягкую кожу. На его широкую ладонь выкатилась сверкающая фигурка. Глаза Кейна на мгновение сузились, а потом широко раскрылись.

— Муза Тьмы, — прошептал он изумленно.

— Что? — спросил Опирос, выходя из задумчивости и вытягивая шею. На открытой ладони Кейна лежала вырезанная из черного оникса статуэтка нагой девушки дюймов в пять. Камень был без единого изъяна, работа в высшей степени мастерская. Девушка лежала навзничь с лениво расслабленным видом.

Голова с копной вьющихся волос отдыхала на левой руке, другую руку она слегка приподняла в призывном, быть может, приветственном жесте. Стройные ноги были чуть согнуты в коленях. Взгляд таил в себе неотразимое очарование. Загадочная улыбка на приоткрытых губах, казалось хранит в себе какую-то тайну, манит куда-то. И все же в этом прекрасном лице таилась безжалостность, которая ложилась тенью на улыбку, полную обещаний, и заставляла задуматься — к каким усладам зовет чародейка. Световые блики мягко ласкали ее аристократическое лицо, округлые груди, узкие бедра и длинные ноги. Казалось, это богиня, превращенная в миниатюру из темного камня.

— Значит, ты знаешь об этой статуэтке, — с нервным смешком оскалился Эберос.

— Это Клинур, муза сновидений, которую еще называют Музой Тьмы, — сообщил Кейн. — Ошибиться невозможно, Клинур — одна из шестнадцати муз, которых много веков назад изваял маг Амдерин. Его работу легко распознать, ну а эти скульптурки вообще легендарны. Предполагают, что большая часть их не сохранилась. И еще говорят, что несколько штук есть у Даматиста, но ты ведь не вор?

Эберос сжал губы.

— Не заметит же он сразу ее отсутствие! Я взял ее из шкатулки только потому, что предвидел такую ситуацию. Эта фигурка бесценна, и ты об этом знаешь. Одолжи мне сотню золотых под залог? Я отдам тебе через час сумму вдвое большую.

Кейн пожал плечами.

— У меня нет причин переступать порог мира грез. К тому же я не хочу ни часа хранить краденые произведения искусства.

— Дай ему денег, Кейн, — вмешался Опирос, неожиданно оживившись. — Если он проиграет, я покрою убыток.

— Тогда выложим сумму пополам, — Кейн удивленно посмотрел на поэта. — Таким образом, ты пожалеешь лишь наполовину, когда придешь в себя.

Эберос хотел запротестовать, но не решился, опасаясь, что приятели передумают. Тяжелые золотые монеты покатились через стол, разбрызгивая разлитое пиво. Помощник алхимика поспешно собрал их и отправился играть.

— Расскажи мне о ней, Кейн, — попросил Опирос. — Когда ты сказал о пороге мира грез, мне это что-то напомнило. Что за история связана с этой музой?

Кейн пододвинул статуэтку к поэту и серьезно посмотрел на него:

— Амдерин был одним из самых знаменитых магов времен упадка Керсальтиаля. И к тому же талантливейшим скульптором. Он не хотел смириться с тем, что не может превзойти других людей абсолютно во всем, и поэтому изваял шестнадцать муз. Каждая из них должна была помогать ему в какой-то определенной области жизни и творчества — для этого нужно было только ее вызвать. Он мог стать первым универсальным гением.

— Почему же не стал?

— Умер вскоре после того, как воплотил свой замысел в жизнь.

— Самоубийство?

— Странное предположение, — Кейн пристально взглянул на Опироса. — Нет, не самоубийство. Хотя смерть его была загадочной. Его тело лежало поперек кровати — раздавленное и переломанное, будто он упал с большой высоты. Потом статуэтки переходили из рук в руки. На сегодняшний день известна судьба лишь нескольких из них.

— А это, значит, Клинур, — пробормотал Опирос, — муза сонных грез.

— Муза Тьмы, — добавил Кейн, — вырезанная из черного оникса, черная как беззвездная ночь — ночь, в которой она обитает и куда манит. Живет же она во мраке бесконечных снов. Призраки этих снов таятся в бездне — обрывочные видения, которым никогда не воплотиться в реальность.