На границе кольца

Договорить не получилось – дядя с такой силой вдарил кулаком по дверце шкафа в прихожей, что задрожал весь дом. И люстра закачалась.

Когда отзвенело эхо и перестало гудеть в ушах, Варя скосила глаза в сторону шкафа, ожидая увидеть вмятину. Вмятина была, и не маленькая. Лак покрылся трещинами, как будто ударили кувалдой.

– Не ври мне.

Голос, по контрасту с жестом, был спокойным, даже с ленцой.

– А я не вру, – упрямо и уже чисто из вредности ответила Варя.

– Тебя из лицея отчисляют, – сообщил он и ушёл к себе.

На кухне, судя по гремевшим крышкам, хозяйничала Злата. Идти туда расхотелось: пристанет же опять! Будет изображать заботливого миротворца и зудеть на тему «давайте жить дружно!»

Варя разулась, отыскала под тумбочкой тапочки и, отринув искушающие кухонные ароматы, решительно ушла к себе. Не раздеваясь, упала ничком на не убранную с утра постель.

От голода в животе бурчало: она так и не пообедала. После разговора с прекрасным незнакомцем остаток дня пролетел за секунду. Когда Варя выходила из метро, наступил вечер, но какая разница, куда делось время? Очнулась она у квартирной двери. Всё думала о Его глазах, вспоминала необыкновенный голос и то, как приятно от него пахло: полевыми цветами и морем.

…А какие ароматы доносились с кухни! Жареная курочка! Пирог с грибами! Что‑то пряное и сочное! И запахи становились всё сильнее. Они обрушивались на неё, манили. «Можно и Злату потерпеть, лишь бы этот не явился», – подумала Варя.

Перевернулась на постели. Села. Заметила, что дверь открыта – понятно, почему усилились вкусные запахи!

На пороге стоял хмурый дядя.

А ведь ясно было сказано: без стука не входить!

– Ну, чего тебе? – мрачно поинтересовалась Варя. – Дался тебе этот лицей! Переведусь куда‑нибудь.

– Давай сразу в колонию для несовершеннолетних! – мрачно пошутил дядя.

Он сдвинул брови так, что на лбу возникли две глубокие морщины‑колеи, а глаза у него горели пуще прежнего – ни дать ни взять, два синих лазера!

Продолжая сидеть на постели, Варя демонстративно расстегнула широкий ремень, придерживающий юбку.

– Мне надо переодеться, – сообщила она.

Дядя пожал плечами.

Колеи на лбу стали глубже.

– Я с твоей классной поговорил. А ты у нас мошенница… – пробормотал он, заходя в комнату.

– Мне можно переодеться? – разозлилась Варя.

– Всё можно! Как ты справки достала?

– Да как два пальца! – фыркнула она, услышав ожидаемый вопрос. – В метро все вагоны заклеены объявлениями. «Дипломы», «аттестаты», «медицинские разрешения для работы». Справка для школы для них… Эй, не трогай!

Последняя фраза относилась к дяде, который присел корточки, притянул к себе её сумочку, вывернул наизнанку – и вывалил на пол содержимое.

И начал там копаться.

– Не смей! – взвизгнула Варя, бросаясь к своим сокровищам, но наткнулась на его холодный взгляд.

Дядя увидел бланк запасной справки. Смял бумажку, отшвырнул в сторону. Скривился, выпятив подбородок. Посмотрел на племянницу.

Теперь в его глазах был сплошной лёд. Варе показалось, что потянуло сквозняком.

Она не выдержала – отвернулась.

Дядя вернулся к содержимому сумочки. Изучил содержимое кошелька. Нашёл использованный билет в кино на утренний сеанс. Долго смотрел на время и дату – и сопел, как медведь.

Кошелёк оставил себе – засунул в задний карман джинсов. После чего продолжил обыск.

Косметичка. Расчёска. Зеркало…

Вдруг он вздрогнул и остановился. Вид у него был такой, как будто среди всего женского хлама он обнаружил нечто противоестественное. Пистолет, к примеру, или дохлую крысу.

Платок!

Дядя осторожно прикоснулся к платку. Поднял, держа подальше от себя. Развернул. Увидел монограмму. После чего его смуглая кожа стала бледной, как у мертвеца.

Варе стало до чёртиков страшно. Серая пустота, скользящая за окнами пустого вагона, испугала меньше, чем растерянный, ошеломлённый дядя.

Выпученные глаза, изломанная линия бровей, приоткрытый рот – маска удивления, смешанного с отказом верить в происходящее. Невероятная невозможность. Дядя мог крушить мебель или орать, но вот так реагировать – никогда.

Варя и представить не могла, что он может быть таким…

Раньше он был другим.

Раньше он был весёлым, шутил, придумывал разные игры.

На Новый Год наряжался Дедом Морозом, и это был самый лучший Дед Мороз, потому что она знала, чьё лицо прячется за бородой.

Да что там Новый Год! Каждое его появление превращалось в праздник: добрый волшебник заходил в дом, пряча подарок спиной. Шутливо хмуря брови и топая ногами, он громогласно вопрошал: «Где же мой Вареник? Варе‑е‑еник!» Нужно было выскочить в коридор, поздороваться, поцеловать в каждую щёку и спросить: что там? Дядя отвечал, что ничего нет! И начинался новый этап игры – Варя прыгала вокруг, пытаясь разглядеть подарок, но дядя всё равно побеждал. Потом подхватывал малышку, сажал себе на плечи и вручал куклу, или плюшевого зайца.

Весь следующий день Варя висла на нём, как котёнок. Даже спать с ним норовила, чем очень смущала домашних.

Дядя гостил два‑три дня.

Провожая его, Варя долго стояла на подоконнике. Не плакала, потому что он всегда говорил, какого числа снова заглянет.

В последний раз тоже пообещал, но не приехал.

Исчез.

Бросил.

Наврал.

Мама с бабушкой объясняли, что он занят.

Варя дулась, злилась, смотрела в окно.

Ждала и ждала. Потом перестала.

Он приехал только на похороны мамы. И был другим – постаревшим, и не на десять, а на двадцать и больше лет. Глубокие морщины на лбу и в углах рта. Седина, инеем осевшая на висках. Усталый, холодный, опустевший взгляд. Как будто в том месте, куда он уезжал, сто лет пролетело, и теперь всё было для него чужим.

Оформил опёку, раздал долги, оставшиеся после похорон бабушки. Решил проблему с неправильно составленным завещанием. Делал всё ловко, быстро, автоматически, как наёмный консультант.

Когда дядя помогал собирать её вещи, он равнодушно смотрел на потрёпанных зайцев и кукол. И без слов отнёс старые игрушки на мусорку.

Потом Варя жалела и скучала по ним.

Она попросила выкинуть старые подарки как раз для того, чтобы задеть его, чтобы он начал обижаться. Чтобы хоть как‑то отреагировал! Бесполезно. Упаковал выбранные вещи, отвёз на вокзал, всю дорогу молчал. А потом сложил Варины пожитки в пустой комнате с пошлыми обоями в ромашку и сказал: «Теперь будешь жить здесь».

И оказалось, что уже не обнимешь, и не пошепчешься, и на плечах не покатаешься. Всё изменилось. Навсегда. И не исправить. Он стал грубым, резким, холодным. Улыбался редко‑редко. Иногда притворялся добреньким, но она‑то понимала!

Один раз он замахнулся и чуть не ударил, когда Варя высказала всё, что думает о Злате и об её идиотских попытках стать «мамочкой». Руку занёс, но остановился.

Но ни разу Варя не видела его настолько растерянным.

Как будто из её сумочки не платок выпал, а голова дракона.

– Златочка, иди‑ка сюда, – негромко позвал дядя.

Злата впорхнула в комнату, встала за его спиной.

– Видишь? – сидя на корточках, дядя, не глядя, протянул ей платок.

Но Злата не стала прикасаться – наклонилась и, как показалось Варе, принюхалась.

– Видишь? – повторил дядя.

– Ага, – хмыкнула она. – Красиво. Ты не говорил, что так бывает!

– Я не говорил, что знаю о нём всё.

– Беседник, да? – уточнила Злата, и на лице её расцвела кривая улыбка охотника, заметившего след на берегу ручья.

– А кто ещё?

Дядя смял платок и со всей силы сжал его в кулаке. Пристально посмотрел на удивлённую и растерянную Варю.

Под холодным прицелом его глаз девушка ощутила страх: кажется, она ничегошеньки не знала о своём дяде. Может быть, он вообще не дядя! Кто‑то похожий на него, похитивший его внешность и память. Похожий, но другой.

– Не бзди, со школой разберусь, – проникновенно пообещал он. – И не дуйся, я не со зла! Ты познакомь меня с тем, кто тебе это дал. Сможешь? – он потряс перед её мордашкой мятой белой тряпочкой, покрытой пятнами от туши и слёз.