Лепестки холода (СИ)

Я принялась раскапывать могилу. Моя сила спокойно растекалась по кладбищу. Во-первых, это поможет чувствовать себя хозяйкой положения, неизвестно же, кто там сидит, даром, что боится. Во-вторых, кладбище стало всецело моим и если появятся незваные гости, я почувствую, когда они приблизятся к границе захоронений, а не когда меня стукнут по голове, за попытку влезть в чужие дела.

Страх запертого в могилу резко усилился, когда он услышал мою возню. Я буквально чувствовала, как его трясёт. Ничем не могу помочь, пока не раскопаю. Лопата погружалась в землю, как ложка во взбитые сливки. Я откидывала её, пока лопата не стукнулась о крышку гроба. Осталось чуть-чуть, я почти добралась до своего найдёныша.

Жаль, что работать приходится в темноте. Я вздохнула и последним усилием сбросила с крышки остатки земли. Можно отрывать. Крышка поддалась не сразу. Я напряглась, стараясь сдвинуть тяжёлое дерево. Мне даже показалось, что холодный цветок, мой дар и проклятие, живущее в груди, выпустил щупальце и помог мне откинуть крышку. Я даже хихикнула, потому что знала, что такого не может быть.

— Вылезай! — скомандовала я неожиданно хриплым голосом.

Послышался всхлип и тихое «пожалуйста».

— Вылезай, — повторила я.

Этот кто-то завозился, и показалась его белёсая макушка. Я неплохо видела в темноте и только сейчас поняла, что стоило захватить фонарь. Пленником оказался парень, он выбирался из гроба, как черви ползают — руки связаны за спиной, а на шее блеснула проволока. От каждого прикосновения к истлевшему мертвецу он вздрагивал и всхлипывал. Мне стало неуютно.

Я наклонилась над ним и аккуратно подцепила ножом верёвку, которой он был связан. Нож при мне всегда. Я брала его не только в ванную, но и в постель, в добавление к тому ножу, что неизменно лежал под подушкой. А теперь, когда я поселилась в загородном доме, в изголовье кровати я ещё и топор поместила. Надеюсь, мне это никогда не пригодится.

Парень застонал. Сколько он часов провёл в одной скрюченной позе? Тело должно жутко болеть. Я прикоснулась к нему, желая помочь выбраться из ямы и растереть. Он дёрнулся, как если бы я его ударила. Он таращился на меня широко распахнутыми глазами.

— Ты не он, — первое, что он прошептал. Надо было бутылку воды захватить, он же, наверняка, пить хочет до одури.

— Я не он, — подтвердила спокойно. Особым остроумием наша беседа не блещет, но пусть так, чем истерика этого мальчишки.

— Я тебя не знаю.

— Взаимно, — ответила я. И тут парень заметно напрягся:

— Он приказал тебе выпустить меня?

Я осторожно мотнула головой, и паренька прорвало. Он вцепился в мои руки клещом и разревелся. Сквозь его всхлипы и судорожные подвывания, я слышала:

— Что же делать? Он же узнает! Он меня накажет! Он не разрешал. Ты должна закопать меня обратно.

Я глупо моргнула, а он продолжал рыдать. Понятия не имею, что делать, как успокоить. К тому же паренька, я признаться, не понимала. Я списала странности его требования на истерику. И по какому-то наитию спокойно и властно произнесла:

— Закапывание отменяется. Это кладбище моё.

Парень дёрнулся, глаза его стали ещё шире, он отцепился от меня, даже чуть отодвинулся и шёпотом спросил:

— А вы кто?

Надо же, на вы перешёл. По крайней мере, рыдать перестал, и то хлеб. Я совершенно не представляю, что делать с плачущими. Я не умею утешать. Или умею. Вон, на парнишу подействовало. Закрепим успех:

— Я хозяйка этого кладбища.

Дальнейшее сложно назвать успехом. Паренёк понурился, и голос его стал совсем тихим.

— Вы меня накажете за то, что я здесь?

Нет, его логику я решительно не понимаю. Я только уловила, что слово хозяйка на него действует.

— Не думаю. Сейчас ты встаёшь и идёшь за мной в дом. Я дам тебе поесть, потом примешь душ и ляжешь спать. Утром мы с тобой поговорим, и ты поможешь мне восстановить эту могилу.

Парень закивал, как болванчик. Пошатнувшись, поднялся на ноги и замер. Я медленно оглядела его с ног до головы. Не уверена, что парень в состоянии идти за мной по кладбищу. Зуб даю, споткнётся или навернётся либо об плиту, либо холмик, но мальчишка совсем не выглядел готовым взять меня за руку. Не смертельно. Я неспешно пошла к дому по ближайшей заросшей тропке.

Я чувствовала себя усталой, поэтому показала, где кухня, распахнула ближайшую комнату на первом этаже, к которой примыкала ещё одна ванная, и ушла наверх. Я подставила к двери стул, потому что лучше ничего не придумала, а к списку дел первой необходимости добавила замену двери в спальню на более прочную и врезку замков. Да, я параноик.

Этой ночью снов я не видела. Или не помню. Кажется, были просто тьма и холод, среди которых я плыла, как плывёшь в море, раскинувшись на спине.

Глава 3

Утро для меня началось ближе к полудню. Парнишка, уже умытый и прилизанный, с настороженными пугливыми карими глазами соскочил с табуретки при моём появлении на кухне. Я махнула, обозначая, что пускай сидит. Он неуверенно вернулся за стол.

— Доброе утро, — произнесла я и, глянув за окно, поправилась, — В смысле день.

— Доброе, — пробормотал паренёк и заёрзал.

При свете дня я могла его, наконец, рассмотреть. Худой, не слишком высокий, блондинистый. Не знаю, сколько ему лет, но по поведению и кричащей неуверенности он ребёнок ребёнком. Я отметила, что проволока по-прежнему на шее найдёныша.

Отвернувшись от мальчишки, я переключилась на то, зачем пришла в кухню: заварила чай и достала из холодильника йогурт. Я не люблю чай, предпочитаю кофе, но растворимый я не признаю, с туркой возиться долго, а хорошей кофемашиной мне ближайшее время обзавестись не светит — не по карману.

Я села напротив своего найдёныша. Парень кусал губы, бросая на меня пугливые взгляды, а мне было лень начинать разговор до завтрака. Наверное, я не очень хороший человек, потому что страдания мальчишки меня не трогали, скорее раздражали. Несмотря на какие-то детские реакции, он не на много младше меня. А ещё я пыталась сообразить, почему у него вокруг шеи обмотана проволока. Явно, нечто знакомое, но с утра я соображаю с трудом.

Я покончила с чаем и йогуртом, принялась нарезать бутерброд. Проблемы подождут. Сейчас я не сомневалась, что влезла во что-то очень неприятное. Точнее, перешла дорогу загадочному «он». И если я понимаю правильно, то мне придётся не только думать о своей безопасности, но и парнишку защищать.

— За что тебя закопали? — начала я. Я всё-таки сообразила: проволока серебряная и, будучи на шее, она не позволяет оборотню перекидываться. До определённой степени, конечно. Вожаку такая мелочь не повредит, альфам требуется ошейник повесомей, этак на килограмм. Или три, если с гарантией.

— Я упустил дичь, — буркнул он, быстро глянул в мою сторону, и уткнулся взглядом в сложенные перед собой ладони.

— Это не полный ответ.

Он слегка вздрогнул.

— Стая охотилась. Мы гнались за дичью. Я мог схватить, но не успел. Догнали другие.

Я внимательно смотрела на паренька. Он произносит слово «дичь» так, словно это эвфемизм. За упущенного оленя стая наказывать не станет, ведь речь не о добыче пропитания, а о развлечении. Та охота была работой. Получается, оборотни преследовали человека или кого-то другого разумного.

Мне вспомнился «он», про которого спрашивал вчера мальчишка. Очередная странность. Если бы речь шла о члене стаи, он назвал бы статус. Да и наказание не похоже на те, которые приняты у оборотней. Куда больше тянет на извращённую человеческую мысль. Предположу, что в противниках у меня затесался чёрный маг. Перспективно.

— Мне каждое слово из тебя вытаскивать? — я добавила в голос властные ноты. Парень явно не доминант, должен подчиниться. Он заговорил срывающимся голосом.

— Ясновидец отказался ему помогать, и он приказал стае устроить на него охоту. Лион сказал, чтобы я участвовал тоже. А я не смог убить дичь, даже то, что я был зверем, не помогло. Я его глаза увидел. Он заметил и наказал, он откуда-то узнал, что я с детства вижу один и тот же кошмар. Ночь, на кладбище поднимаются трупы, а я бегу и увязаю в могиле. Это всё.