Вороново Крыло

– Эй, лейтенант… Я обернулся – передо мной стоял комендант. Не знаю, что за дела привели его сюда, но очевидно они были уже закончены – он отвязывал своего коня.

– Как дела, как устроился?

– Спасибо, хорошо. Майор кивнул и посмотрел на небо:

– Хорошая погода, не находишь? Я собрался проехаться в южный форт, может, составишь мне кампанию? Я неопределенно показал рукой в направлении таверны, но майор не дал мен сказать и слова:

– Пустяки, там и пообедаем… Поехали! Я мог бы отказаться, но до вечера было еще много времени, а делать мне было нечего. Я отвязал коня, и мы тронулись. Сначала мы говорили ни о чем. Разговор не клеился – его постоянно прерывали горожане, которые то и дело здоровались с комендантом. Майор обменивался с ними несколькими ничего не значащими фразами. После этого мы пытались вспомнить на чем оборвался наш разговор. И когда мы выехали из города, майор спросил:

– Послушай, а что ты делал на кладбище?

– На каком кладбище… – Не сразу понял я. – заблудился… А как вы узнали?

– Это просто. У тебя на рукаве желтая глина. А здесь чернозем на фут. Насколько мне известно, строительство в городе не ведется. Я, было, подумал, что ты ездил на песчаный карьер, но тут вспомнил, что могилы роют на пол сажени.

– Здорово… Как вам это удается?

– Никак. Просто не брезгую приложить ухо к земле, посмотреть вслед прохожему…

– А что вы еще можете про меня рассказать? Майор пожал плечами:

– Чтобы я тебе не рассказал, ты это уже знаешь. Лучше ты мне что-нибудь расскажи.

– Что?

– Скажем, почему ты ушел из Корпуса Оборотней

– А это откуда?.. Комендант рассмеялся:

– Это есть в твоем личном деле…

– Этого нет в деле!

– Есть. Там написано, что ты две недели состоял в 48-ом отдельном корпусе. Такой части нет на свете. Этим прикрытием пользуются всякие специальные части – корпуса хамелеонов, оборотней, вампиров… Так почему?

– Не я ушел. Меня ушли. Оказался неспособен к ликантропии – не самое сложное заклинание… Мы замолчали. Дорога вилась по склону змеей, вопреки полевому уставу, который предписывал наводить мосты и вести дороги прямо, обеспечивая наикратчайшее расстояние. На вершине холма возвышался сам форт. Мост через пересохший ров был опущен. Один вопрос мучил меня, но я стеснялся его задать, и когда мы проезжали через ворота, я не выдержал:

– Господин майор, – спросил я, – там на кладбище угол выложен юными девицами. Они все умерли в один день. Не скажете, что за день такой был? К тому времени я был почти уверен, что майор знает все на свете, но он меня впервые разочаровал:

– Ума не приложу. Я вообще-то думал, что ты был на солдатском кладбище… Мы въехали во внутренний двор форта. К нам ту же подбежал грум, чтобы забрать лошадей, и громыхая кованными сапогами по лестнице к нам спустился командир этого здания – сухонький гауптман. Я ожидал салюта и рапорта, но вместо этого комендант и командир форта обменялись рукопожатиями.

– Я распорядился, чтобы стол накрыли на стене.

– Распорядись, чтобы добавили еще один столовый прибор… Господин лейтенант отобедает сегодня с нами. Мы трапезничали на узкой крепостной стене. Обед был по-солдатски скромен, но никто не обращал на это внимания. С крепостной стены открывался прекрасный вид на пойму. За столом, как водится, говорили о войне. Гауптман сетовал на плохую подготовку резервистов:

– В случае прорыва фронта мы можем отмобилизировать где-то четыре – три с половиной тысячи ополчения. Амуниции у нас меньше трех тысяч. Но не это самое плохое – резервисты подготовлены отвратительно – времена, когда копейщики атаковали с бега, прошли… А если прорыв будет на нашем участке, то мы даже не успеем призвать и этих…

– Может, прорыв будет не здесь. А может, его не будет вовсе, – сказал я, стараясь скрасить мрачное настроение командира форта.

– Это вряд ли, – прервал меня комендант. Верить в лучшее – это хорошо, но не видеть пути развития – опасно.

– Так что мне делать?

– Ничего. Партия разыграна. Мы должны умереть достойно, но втягивать местных я бы не стал. Это наша война.

– А воевать как? Майор поморщился, будто раздосадованный тем, что ему приходится объяснять очевидное:

– У тебя есть преобладающая высота и полсотни гарнизона.

– Да даже эти солдаты обучены – хуже не бывает.

– Учи. Еще немного времени есть. Может, господин лейтенант согласиться нам помочь? – спросил он, обращаясь ко мне.

– А как же ваши учителя? – спросил я.

– Наш Мастер Мечей отличный фехтовальщик, но к сожалению, его искусство боя далеко от классического и он не всегда… чувствует грань между учебным боем и дуэлью…Кстати, как вам вино? Я пригубил кубок:

– Неплохое… Вино действительно было неплохим. Я пил лучшее, но в последнее время армии требовалось много выпивки за кошт и здоровье императора, чтобы хоть как-то поднять дух в армии. Посему в те времена гналось множество всякой дряни, которую брезговали использовать даже в лазаретах.

– Я рад. Мы его сами гоним. Снабжение сейчас неважное. Что можем – растим сами. У нас есть свои виноградники, и мы еще докупаем на базаре, а бочки отстаиваем в подвалах. Я могу предложить бутыль вина авансом и скажем, три пинты в неделю. Это не много – но всякий труд должен быть вознагражден… Плюс обеды.

– Давайте лучше завтраки. Стараюсь драться утром… Потом мы говорили о фехтовании, затем перешли на оружие и доспехи. После… уже не помню. Да и не важно… Наконец, комендант решил, что ему пора. Гауптман предложил мне задержаться, но я тоже сослался на дела.

– Лошадей гостей к воротам! – крикнул гауптман и добавил нам: подождите меня. Он поднялся и быстро сбежал вниз. Мы же спустились по лестнице не спеша – плотный обед не располагал к активным телодвижением. Осеннее но еще теплое солнце разморило и меня клонило в сон. Пока мы ждали гауптмана, в кордегардии открылась дверь, оттуда вышел человек. Когда он проходил мимо нас, комендант бросил:

– Приветствую вас, Мастер Мечей… Мастер поклонился коменданту, чуть подумав, кивнул и мне. Он смотрел вперед. В глазах его стоял белесый туман, будто бы он видел все и в то же время не замечал ничего. Меня сбил с толку его шаг: он поднялся по лестнице быстро и уверенно не прикасаясь ни к стене ни к перилам. Но я понял:

– но он же… – прошептал я.

– …слепой, – закончил за меня майор, – Говори громче – он все равно тебя услышал. Комендант понизил голос до шепота:

– Хорошая погода для боя, Мастер… Слепой повернул голову в нашу сторону и ответил неглубоким поклоном. Когда он отошел далеко, майор продолжил:

– Когда человек чего-то лишается, его ум освободившуюся энергию от отсеченного органа бросает на другой… Этот слепой слышит, как ты поворачиваешь голову. И не вздумай с ним драться. Это местный салон красоты – любого так изкрасивит, что мать родная не узнает… Комендант повернулся на север и прищурив глаза, добавил:

– А в общем, жаль человека. Он не знает, что можно сдаваться и будет драться до конца… И еще дольше… Комендант оказался прав. Не знаю, успел ли он узнать об этом – майор был из тех, кто умирает стоя… Когда форт был взят, федераты оставили в нем небольшой гарнизон. К утру он был весь вырезан. Их командование пожало плечами и выставило усиленный гарнизон – к рассвету живых не осталось. Дальше они не рисковали – подтянули стенобойные машины и катапульты и в течении недели бесперестанно гатили по стенам. От форта отались руины. Занимать северный же форт они так и не рискнули.

Как во всех тыловых городах, развлечений в городе было мало – верней не было вовсе. В свое время император решил, что наибольшую пользу фигляры и лицедеи принесут с копьями в руках. Но дальнейшие события показали, что боевой дух одним приказом не поднять. Поэтому были сформированы актерские труппы, которые передвигались вдоль передовой, веселя солдат в линейных частях и в лазаретах. Они часто попадали под атаки, оказывались в котлах. Впрочем, особого геройства от них никто не ожидал, и оказавшись с другой стороны фронта они продолжали свои выступления, не удосуживаясь даже сменить репертуар. А в тыловых городах народ веселил себя сам. Они продолжали жить – игрались свадьбы, на них гудели любительские оркестры. Пожалуй, любимым местом развлечения был базар – люди приходили сюда не только, чтобы скупиться, но и просто пообщаться, поглазеть на товары. Наконец, на рыночной площади стоял невысокий помост, на котором иногда ставились простенькие спектакли. Иногда я бродил по базару. Порой попадались забавные вещи, но я редко что-то покупал. В те времена я не мог позволить себе обрастать багажом, предпочитая обрастать впечатлениями. Как-то я возвращался домой из комендатуры и свернул на базар, собираясь взглянуть на новый кукольный театрт. Но в тот день кукловоды отдыхали, и, когда я подошел, их место на помосте занимал какой-то парень. Он держал речь, хотя его почти никто не слушал. Свои слова парень бросал в толпу будто камни. Они звучали резко будто пощечины или удары кнута. Я даже невольно заслушался: