Изобретатель чудовищ

— Сочувствую, — отозвался Феликс. — Раз уж ты был на стене, не бросилось ли тебе в глаза что-либо необычное?

— Может, и бросилось, — буркнул Тёрн. — Только у меня нет желания никого чернить.

— Речь идет о безопасности форта!

— И я обязан отвечать?

— Вот приказ, подписанный Северином, — лаконично подтвердил Феликс.

Неторопливо ознакомившись с мандатом, Тёрн неохотно признался:

— Я видел Орхидею.

— У нее тоже бессонница?

— Не хочу, чтобы из-за меня на нее пала тень подозрения. Для чего бы Орхидея ни выходила после отбоя из своего шатра, — готов присягнуть, это не имеет отношения к поврежденным баллистам.

— А ты не знаешь, почему взвыл кот? — допрашивал Феликс. — Милорад утверждает, что его поднял на ноги вопль Одноглазого.

— Чем это тебе поможет? — спросил Тёрн.

— Говорят, кот спит под баллистой. Может, он выл на диверсанта. Допустим, тот полез к орудию и нечаянно наступил на кота.

— И что? Одноглазый еще не научился человечьему языку и не сумеет сказать, кто это сделал.

— И все же кое-что мне стало ясно… Предатель натыкается на кота, кот яростно воет. Предатель убегает. Тут же у крепостной стены ты наталкиваешься на Милорада и замечаешь Орхидею. Кстати, Милорад не говорил про нее.

Но Тёрн совсем замкнулся:

— У меня голова болит, оставь меня в покое.

Расставшись с ним, Феликс поинтересовался у встречных обитателей форта, где сейчас может быть Орхидея. Ему отвечали, что, если разведчица не упражняется на стрельбище, то, вероятнее всего, отправилась в Галерею Грёз.

Феликс еще не бывал в Галерее.

Так именовалась аллея статуй, искусно вытесанных из цельных глыб льда, явно, привезенных с того самого светящегося озера, из которого брали материал и на строительство форта.

В Галерее на Феликса снизошло умиротворение. Ледяные скульптуры источали покой. От статуи к статуе прогуливалась девушка, в ее светлых волосах пестрели вплетенные туда цветные нити.

— Орхидея?

— Чужеземец пришел полюбоваться Галереей? Нравится тебе здесь?

— Нравится — не то слово. Я и не думал, что внутри форта есть такое сказочное местечко. В крепости, окруженной кромешным мраком, осажденной самыми гнусными монстрами, вы сумели сохранить в себе что-то, кроме ярости и отваги. Любовь к прекрасному…

— Эти статуи вырубил изо льда Лавр. Он командир разведчиков, мой командир.

— В самом деле? Значит, Галерея Грёз — не старинная достопримечательность?

— Лавр работал над ней годами. Многие наши воины приходят сюда, когда хотят отдохнуть душой.

— У тебя тоже тяжело на душе?

— Я пытаюсь понять, почему среди нас оказался предатель? Сначала он всю жизнь был с нами, а потом ему стали дороже злобное подземное божество и мерзкая нежить. Разве так бывает? Может быть, этот воин сошел с ума? Ты напал на след предателя, Феликс?

— Пока нет. Но его след, однако, пересекается с твоим.

— С моим?

— После отбоя тебя видел возле крепостной стены Тёрн.

Орхидея разволновалась, но быстро совладала с собой.

— Но… Меня там не было. Я не выходила из шатра.

— Тёрн лжет?

— Ему померещилось. Он мог быть пьяным. Феликс, ты не там ищешь. Ты просто зря теряешь время!

— Кому мне верить, тебе или Тёрну?

— Тёрн обознался! — запальчиво возразила девушка.

— Придется искать того, кого он видел на самом деле, — невозмутимо сказал Феликс. — Больше вопросов у меня нет. Если захочешь для меня что-нибудь прояснить, ты меня найдешь.

Дожидаясь Феликса, Седоус по-прежнему упорно корпел над разобранным пистолетом. Тиму не терпелось сообщить Феликсу добрые вести: Исидор пришел в себя и уверял, что чувствует себя лучше. Снова заглянул лекарь и, потрясенный, констатировал — больной, чье состояние еще недавно казалось ему угрожающим, теперь мог пожаловаться разве что на слабость. Когда врач был у Исидора, ученый вдруг уставился на свое плечо:

— Невероятно. У меня был шрам от ножевого удара!

Но недавно еще свежий красноватый рубец каким-то чудом полностью рассосался и исчез.

В шатер возвратился Феликс. Он только что побывал на стене, осмотрев поврежденные баллисты.

— Да ты пошел на поправку! — он обрадовался за Исидора.

— Никогда не чувствовал себя более здоровым! — откликнулся ученый.

— Прекрасно. Значит, нам недолго уже гостить в форте.

Он поведал друзьям о выведенных из строя баллистах и о просьбе полководца Северина расследовать это преступление.

— Орхидея тоже замешана?! — спросил Тим. — Это та девушка, у которой волосы перевязаны разноцветными нитями?

— Она самая, — сказал Феликс. — И с ней что-то не так. Тёрн будто бы видел ее после отбоя — она тайком шла куда-то. А Орхидея клянется, что спала и даже не выходила из шатра. Она тебе, случайно, ни о чем не проболталась?

— Нет, мы с ней трепались только о талисманах. В форте некоторые талисманы принято носить на виду, но самые сильные называют "сокровенными" и никому не показывают, — спеша похвастаться своей осведомленностью, выложил вор.

— Значит, лжет или Тёрн, или Орхидея… — вслух анализировал Феликс, а потом улыбнулся ходу собственных мыслей. — Больше всего я рассчитываю на кота. На Одноглазого. Только осталось уговорить его помочь следствию.

— Ну ты шутник, Феликс! — покатился со смеху Тим. — Что у тебя на уме?

— Пока рано раскрывать карты. Всего лишь версия. Поверь, не так трудно придумать версию, чтобы загнать в угол невиновного. Я не собираюсь науськивать жителей форта на человека, который просто очутился не в то время не в том месте. Моя цель — найти настоящего предателя, а не подставить какого-нибудь бедолагу вместо него.

— Кажется, что это расследование важно лично для тебя, Феликс, — заметил Исидор.

— Да, это личное. Я разве никогда не рассказывал, что был приговорен к пожизненному заключению? Меня обвинили в убийствах, предъявив нескольких никчемных улик, и пыткой добились от меня признаний. Я на своей шкуре испытал, что следователям достаточно немного хитроумия и парочки совпадений, чтобы посадить человека на скамью подсудимых.

— Забавно ты рассуждаешь, — встрял часовщик. — Обычно люди думают: "Как поступили со мной — так и я теперь буду поступать с другими". А у тебя, получается, наоборот: "Со мной обошлись несправедливо, но другим-то я не желаю такой участи!"

— Я уважаю себя, — ответил Феликс. — А тех, кто сломал мне жизнь, я глубоко презираю. И вовсе не стремлюсь становиться как они.

— Странно… — произнес Исидор. — Люди не любят тех, кто причинил им зло. Складывается впечатление, будто все люди искренне ненавидят зло. Но в случаях, которые не задевают их лично, зло для большинства становится вполне естественным и заслуживающим понимания.

— Чужая голова не болит, — хмыкнул Тим.

— Я не питаю иллюзий насчет людей. Но я не склонен никого осуждать, не разобравшись, — Феликс встал, собираясь уходить. — Я должен еще раз встретиться с Орхидеей.

Феликс приподнял полог и, выбравшись наружу, лицом к лицу столкнулся с молодым воином.

— Ты не меня ищешь? — догадался Феликс.

Он узнал этого воина. Тот входил в число командиров, обедавших у начальника форта, когда пленных Феликса и Исидора привели в штабной шатер на допрос. У Феликса прочно запечатлелось в памяти его лицо. Оно было сплошь покрыто татуировками — трудно было его не запомнить.

— Я ищу тебя. Я Лавр, командир разведчиков.

— У тебя служит Орхидея?

— Да, и потому я и пришел к тебе. Я раскрою тебе глаза на то, что она делала у крепостной стены нынче после отбоя, но, прошу, сохрани это в тайне.

— Я чужой человек в форте. Очень скоро мы с друзьями покинем крепость, и вы с Орхидеей о нас, наверняка, больше никогда не услышите. Так что можешь смело доверить мне свой секрет.

— Орхидея ждет нас в Галерее Грёз. Идем, теперь она все расскажет.

Когда они достигли места, в окружении искусных статуй Феликс выразил восхищение воину-скульптору. В неприступном форте, где мужчины и женщины с юности берутся за оружие, у Лавра вряд ли была возможность всерьез учиться ваянию. Он был самородок, художник от природы, сам освоивший искусство высекать фигуры из ледяных глыб.