Летопись Линеи (СИ)

Следующую половину дня Леон проспал и проснулся лишь к вечеру. Пора было бы и поесть, но Леон не чувствовал голода, снедаемый все теми же угрюмыми мыслями. Он стоял, облокотившись на перила и смотрел сквозь ветви на внутренний двор форта и за людьми там. Тут к нему шурша цветастыми, скребущими пол юбками подошла черноволосая девица. Одного взгляда на нее было достаточно, дабы понять, что она уроженка Дашара: густые блестящие волосы черного цвета, округлое лицо, характерный для этого народа "узкий" разрез глаз. Хоть девушка и была из Дашара, она была не из харенамцев. Человек как человек, просто другой народности, отличной от тех, что живут за пределами Дашара. В волосах у нее был белый цветок жасмина. Акцент лишь подтвердил и без того очевидное.

-- Какой вы славный белокурый юноша, желаете познакомиться с Жасмин? Тридцать астэров помогут нам найти общий язык.

"Так и вижу, что ответил бы Готфрид -- вот это да, цветы со мной еще знакомств не заводили, скажите, а вы давно служите этому цветку и говорите от его имени?" -- подумал Леон и легкая улыбка проклюнулась на его лице.

Несмотря на то, что Леон пребывал в крайне расстроенных чувствах, он подарил девушке улыбку и как того требовало воспитание, галантно ответил ей, не без налета характерной ему романтики.

-- У вас красивое имя сударыня, на языке цветов белый жасмин означает -- дружелюбие. Несомненно, вы столь пригожи ликом и станом, что мне невольно начинается казаться -- уж не похищенная ли вы принцесса Дашара, против собственной воли удерживаемая в этом форте разбойниками, выдающими себя за пограничных стражей?

-- Ах, все бы в этом шалаше умели делать такие изящные комплименты, как вы, юноша, -- девушка улыбнулась в ответ, быть может даже искренне и прислонилась спиной к перилам, глядя на собеседника.

-- Все цветы без сомненья прекрасны, но у каждого из нас свой вкус. Мой вкус таков, что в своем саду я предпочитаю видеть лишь розы.

-- Вы знаете язык цветов? Впервые вижу северянина, интересующегося этим.

-- Извольте, но я не северянин, Астэриос средиземное королевство.

-- Для нас Дашарцев все север, что за пределами северной границы Кахада. Скажите, я угадала, -- вы интересуетесь цветами и притом вы рыцарь?

-- Вы верно заметили, госпожа, я рыцарь, а посему получил разностороннее воспитание и много чем интересуюсь, в том числе и природой.

-- Может вы знаете и легенду о жасмине? -- девушка кокетливо хихикнула. -- Не обо мне конечно же, о цветке.

-- Увы, незнаком, расскажите?

-- Расскажу и такому галантному кавалеру, за бесплатно. Существует очень красивая легенда, согласно которой когда-то все цветы были белыми. Однажды появился художник с набором ярких красок и предложил окрасить их в разные цвета, какие они сами для себя выберут. Жасмин был ближе всех к художнику. Он хотел быть золотистого цвета, цвета его любимого солнца. Но художнику не понравилось, что жасмин вызвался прежде розы, королевы цветов, и в наказание он оставил его ждать до самого конца, взявшись за раскрашивание остальных цветов. В результате облюбованная жасмином желто-золотая краска почти вся досталась одуванчикам. Жасмин не стал снова просить художника раскрасить его в желтый цвет, а в ответ на требование вежливо поклониться, прежде чем просить, ответил следующее: "Я предпочитаю сломаться, но не согнуться". Так он и остался белым хрупким жасмином.

-- Великолепная история, -- Леон задумался и продолжил. -- Прошу меня простить, мне нездоровится.

-- Если передумаете, вы знаете где менять искать, я могу неплохо согреть вашу постель, -- хлопая глазками, ответила девушка, не желая так просто отступать.

-- Согреть постель может каждая, а вот сердце, -- одна единственная. Доброй вами ночи, Жасмин. -- добродушно отозвался Леон.

По пути к хижине он переживал, думая о том не обидел ли он девушку своими словами, не звучали ли они хамовато? Из деревянного домика доносился смех, а сквозь узкие щели струился мягкий свет и манящее тепло.

"Кто же нашел повод для радости в столь горестных вечер?" -- подумал Леон, заходя внутрь.

Там он застал Готфрида и солдата форта. Они состязались в армрестлинге и не давали унынию составить им компанию, прогоняя его шутками.

-- Ну ты и силен, чахотка, вот так сюрприз! С виду и не скажешь, а на деле бык просто! -- хлопнув себя по коленкам сказал крупный юноша, только что проиграв Готфриду.

Беатриче победоносно кружила своего хозяина.

-- Если бы я сразу выпячивал всю свою силу, враги бы бежали, лишь завидев меня и я остался без сражения!

У здоровяка через левое плечо был перекинут черный плащ Готфрида.

-- По крайней мере в кости тебе еще стоит поучиться играть, -- солдат похлопал черный плащ у себя на плече.

-- Ты что проиграл свой плащ в кости? -- поразился Леон, прекрасно знавший, как в некоторых рыцарских орденах за потерю плаща назначались страшные наказания, вплоть до исключения из ордена.

-- Не плащ, а то, что от него осталось! Домой вернемся, новый себе закажу. Как себя чувствуешь, друг мой?

-- Голова слегка кружится и в сон клонит, хотя и так без малого проспал почти весь день.

-- Ты там снаружи с Жасмин беседовал? -- хитро спросил Готфрид.

-- Интересная девушка, рассказала мне легенду о цветке, что носит в волосах.

Солдат с остатками плаща Готфрида на плече рассмеялся и снова хлопнув себя по коленям, высказался.

-- Она эту байку всем в постели рассказывает, у нее их в запасе как астэров в королевской сокровищнице!

-- Балда ты Габран, испортил моему другу всю романтику! Думать же башкой надо, прежде чем говорить, а хотя, чего уж там, на твоей башке только дрова колоть или даже ей! -- отчитал Готфрид своего соперника по игре.

-- Приму за комплимент, голова у меня крепкая, аж стрелы отскакивают!

-- Павших солдат забрали? -- поинтересовался Леон и веселье сразу прекратилось. Мужчины враз стали хмурыми и задумчивыми.

-- Забрали, не без хлопот вышло... но забрали. Мне пришлось отправиться с новым отрядом, показать это место, будь оно проклято. Руки так и чесались пришибить пару атабов!

-- Хлопот? Снова атабы?

-- Единорог так и лежал подле Ивельетты и никого не подпускал...

Леон затаил дыхание, предчувствуя дурное.

-- Увы, его пришлось убить, из уважения к Ивель его тоже привезли в лагерь. Солдат уже отправили в последний путь на погребальных кострах, пока ты спал. Ивель похоронили по традициям сильвийцев, -- в земле подле дерева. Рядом с ней покоится и ее единорог.

-- У меня нет слов, чтобы выразить как это ужасно, -- вымолвил Леон, отягощенный тем, что только что узнал.

-- Иди спать, Леон, завтра на рассвете мы уезжаем.

Леон последовал совету друга, а на рассвете, покинув форт, рыцарь собрал букет полевых цветов и принес на могилу Ивель. Лук альвийки оставили подле вырезанной из дерева глории. Так на языке альвов называли бабочку и этим же словом сильвийцы обозначали свое внутреннее "я", говоря словами людей -- душу. Сильвийцы верили, что при смерти их сущность в виде глории покидает тело и отправляется в вечно цветущий сад. "Ушел или ушла в сад" -- так говорили альвы об умерших. Как ни странно, но среди людей существовало поверье, что если рядом с домом роженицы замечали бабочку, то считалось, что в ребенке перерождается душа сильвийца. На сильвийских захоронениях и не только там, располагалось множество символов так или иначе изображающих бабочек. На могилу погибшего сильвийца принято ставить вырезанную из подручных материалов бабочку. Самих же альвов хоронили в древесной листве и обязательно в сени дерева. Альвы ни в коем случае не использовали погребальные костры. Среди них это считалось диким варварством и надругательством над телом. Ивель для Леона и Готфрида была никем, они знали ее несколько часов, но Леон не мог отделаться от мысли, что если бы не его затея, то девушка была бы жива, как и шесть других стражей гарнизона. Почтив память павших солдат, друзья отправились в путь. Надо отдать должное знахарю, от его припарок шишка заметно уменьшилась, а длительный сон унес с собой и боль с головокружением.