Конфидент. Трилогия (СИ)

  - Я позволю себе повторить вопрос моего спутника, - с холодной вежливостью произнес Ролан, - хотите ли вы, господин Тенант, лишиться привилегии? Это, по меньшей мере. Если его величество прознает о ваших делишках.

  - Да что за глупости... что вообще здесь творится?! - со смесью гнева и испуга вскричал хозяин, - я ничего не сделал... такого! За что?

  - А как насчет закрытой лавки? - напирал на него конфидент, - а ведь только пятый час пополудни. Вы же, судя по виду, сегодня еще с постели не вставали.

  - Разве это запрещено? - возмущенно вопрошал Тенант, - просто вчера был повод... я много продал. Много старья, которое, кстати, его величество мне сваливает, как будто моя лавка - выгребная яма.

  - Вот как, - для пущей убедительности Крогер надвинулся на оружейника, сжав кулаки, - по такому случаю у нас один вопрос. Кому? Кто такой дурак, что покупает старое оружие. Да еще много.

  - Дурак... - оторопело повторил оружейник, - нет-нет, то был вовсе не дурак. Но, напротив, человек знаменитый... и именитый. Из самой столицы приехал.

  - Имя! - взревел Крогер.

  - Шенгдар! - воскликнул Тенант таким тоном, будто звал на помощь, - маркиз Шенгдар... талантливейший и несравненный. Вы должны знать... если сами из Каз-Рошала. Человек прибыл, чтобы возглавить первый в городе театр. Не слышали? А говорят, скоро открыться должен.

  - Шенгдар, значит, - из уст сэра Ролана это имя прозвучало как презрительная кличка, - талантливейший и несравненный. А вот интересно, для чего ему груда ржавых мечей, старых кольчуг и тому подобного барахла? Не театр же оборонять.

   В ответ Тенант лишь пожал плечами. Мое, мол, дело маленькое: продавать то, что хотят купить. А зачем именно хотят - уже не мои заботы.

* * *

   Городишко оказался совсем маленьким. Едва ли даже в лучшие времена его населяли хотя бы с тысячу человек. Потому правильнее, наверное, было бы назвать его укрепленным поселком. Тем более что частокол вокруг городка в своем нынешнем состоянии мог считаться укреплением разве что с огромной натяжкой.

   Отчего ведьмы и их рабы не удосужились привести его в порядок - Аника толком не понимала. Вероятней всего, Ковен рассчитывал не столько на сомнительную защиту ограды, сколько на лес. Обступавший городок, скрывавший его от посторонних глаз. Если же кто-то сумеет пробраться сквозь чащобу и набрести на город, не нанесенный на карту - против таких отчаянных людей ведьмам неплохо помогала собственная волшба.

   Вообще, успев прогуляться в предрассветный час по улицам городка, дочь Ханнара имела возможность рассмотреть его как следует. И отметить про себя царящую здесь запущенность. Камни мостовых почти скрылись под слоем грязи. Окна большинства домов зияли черными пустыми провалами. Ветер хлопал покосившимися ставнями и распахнутыми дверями. По обочинам улиц росла сорная трава.

   Еще один раз на пути процессии встретилась груда бочек, ведер, тачек и табуретов, сваленных, словно нарочно так, чтобы перегораживать улицу. Обходить это препятствие пришлось переулками.

   Прохожих почти не попадалось. И едва ли только по причине раннего часа. Лишь пару раз толпе детей и сопровождавших их посланцев Ковена довелось поравняться с небольшими группами других ведьм и рабов. Ведьмы что-то обсуждали вполголоса. А при виде вернувшихся с живыми трофеями соратников, окликали их фразами "да хранит вас Урдалайа!" или "да предаст вам силы богиня луны!" Что до рабов, то они, как обычно, покорно молчали. Да волочились за ведьмами с неотступностью верных собак.

   Последняя точка в этом путешествии для Аники и других девочек была поставлена у дверей длинного бревенчатого сарая без единого окошка. Вероятно, в прежние времена здесь находился какой-то склад.

   Изнутри сарай кое-как освещался масляным фонарем, подвешенным на стене рядом с дверью. А всю мебель здесь составляли топчаны, расставленные в четыре ряда, и небольшая железная печь.

  - Располагайтесь, - велела девочкам седовласая ведьма, в чьем голосе проклюнулись неожиданно участливые нотки, - вам нужно отдохнуть.

   И ведь трудно было поспорить! Силы, невесть откуда взявшиеся у детей после дурацкого ритуала с лошадиной кровью, теперь были почти совсем растрачены. Ушли на ночной, почти безостановочный, переход. И отнюдь не по тракту, прямому и ровному.

   Так что голова Аники потяжелела, глаза слипались. Решив, что дальнейшие свои действия лучше обдумывать, для начала выспавшись, юная воровка плюхнулась на жесткий тюфяк ближайшего топчана. И почти мгновенно отбыла в мир грез.

   Странные, кстати, были эти грезы. Обычно, набегавшись за день и основательно утомившись, Аника спала без снов. Ибо даже на них сил тогда не оставалось. Теперь же сновидения к дочери Ханнара пришли яркие, можно сказать, живые. Походили они, скорее, на слишком отчетливые воспоминания. Причем о совсем недавних событиях.

   Аника снова увидела отца. Каким изможденным и словно пришибленным он вернулся из темниц Каз-Рошала. И сердце дочери Ханнара закипало от гнева при мысли о том, как обошлись прислужники короля с родным и дорогим ей человеком. Прислужники короля, которого только льстецы и глупцы могли называть Милосердным!

   Вспомнилась поездка через море, в жаркую и дикую глушь Колонии. Куда Анике пришлось отправиться - зачем? Да опять же по воле не столько отца, сколько его величества. Уж как Ханнар Летучая Мышь хотел засвидетельствовать свою верность королю, что готов был дочь родную отдать в его распоряжение. Как будто это он, а не Лодвиг Третий в чем-то провинился! И как будто она, Аника, не более чем вещь!

   Юная воровка вспомнила каждого матроса, за дни пути успевшего задеть ее хоть одной фразой, грубой или пошлой. Или даже единственным словом. И Вальдера, этого самодовольного болвана, тоже не забыла. Тот только и мог, что размахивать, как флагом, своим положением. Теплым местечком при королевском дворе. Да командовать еще. Ею, Аникой, помыкать!

   Из-за этого сыщика-лопуха оба они чуть не угодили в переплет. С возможным, кстати, трагическим исходом. И за каким-то псом Аника еще полезла Вальдера вызволять. Зачем, спрашивается?

   Ну а напоследок юная воровка поразилась собственной глупости. Это ж надо - едва вернувшись домой, не успев снова войти в колею повседневности, бросаться в новый путь. И как? Словно излишне бравый солдат из какой-то дурацкой комедии! "Так точно, будет сделано..." Стоило прийти письму от королевского любимчика, сэра Ролана.

   Во сне Аника взглянула другими глазами на этого человека. На его лицо, казавшееся презрительным и самодовольным. На его манеру говорить - одновременно с высокомерием и снисходительно, вежливо, но с подчеркнутым превосходством.

   А главное: Ролан, недолго думая, сунул ее в самое гнездилище врагов. Аника же с овечьей безропотностью согласилась. Зачем, скажите на милость? Зачем? Зачем?! Зачем?..

   "Зачем?" - было первым словом, что прошептала лазутчица после пробуждения.

   На топчане она провалялась еще час. А потом дверь сарая-барака отворилась. Внутрь вошел рослый раб, впереди себя кативший тачку. На тачку был водружен немаленьких размеров котел, из которого доносился запах чего-то съестного. И явно вкусного.

   Успевшие проснуться девочки, радостно повизгивая, столпились вокруг котла. Некоторые отпихивали товарок помельче, стремясь оказаться как можно ближе к еде. В руках многие из пленниц держали наготове медные ложки и миски. Откуда, задалась вопросом Аника. А потом догадалась заглянуть под топчан. Где и обнаружила свой немудрящий набор посуды.

   "Вот и первый промах, - подумала юная воровка с досадой, - о чем-то узнавать позже других. Не лучшее начало для лазутчицы".

   Похлебка из котла оказалась не столько вкусной, сколько сытной и наваристой. О большем, впрочем, соседки Аники по бараку вряд ли посмели бы мечтать. Рожденные в бедных семьях, они, наверное, не каждый день вообще-то могли наесться досыта.