Летопись Третьего мира. Ч.2 Южная Грань (СИ)

- Говорите, главарь? У нас их десяток. Остальные бросали своих людей при налетах и сбегали. Кто конкретно вам нужен?

- Есть такие, чьи маги не были пойманы? - Он озирался по сторонам и ужасался: все покрыто инеем и плесенью, повсюду холод и вода, текшая и капающая отовсюду, сырой камень и зеленая безнадега. Раздавался кашель, стоны, всхлипы, было слышно, как дрожали несколько десятков челюстей.

- Есть. Один. Он сдался первым с просьбой не убивать его людей. Храбрый малый. Дурной правда, но храбрый. Вести вас к нему?

Монах кивнул и последовал за стражем, который с довольным лицом, не скрывая своей тяги к взяткам, шел между камер, где сидели преимущество обросшие бородами мужчины с дикими, полными пустоты глазами, и подбрасывал воздух золотую монету, врученную ему практически только что. Стижиан смотрел на этих людей и сам не знал, как реагировать на них и условия, в которые они попали. Самому не раз приходилось вместо обращения в прах нежити выволакивать из какого-нибудь погреба человека, своими руками убивавшего собственных племянников или младших сестер ради получения наследства или по какой другой причине. Монах отдавал их местным властям и старался больше не вспоминать об этом. Эти люди и их жертвы, как и те, кто умирал от столкновения с детищами негатива, должно быть приходили Стижиану во сне, но он крайне редко запоминал эти видения.

- Это один из немногих задействованных изоляторов на этом уровне, - этими словами страж вернул монаха на землю, - и посажен он сюда по не совсем понятным причинами. Инквизиторы, приволокшие сюда практически всех, кто находится на этом этаже, сказали, что парень одержим.

- Их приволакивала инквизиция? - Глаза монаха широко распахнулись, а голос сам, случайным образом, повысился. - Всех до единого?

- Ну... - Стражник не ожидал такой реакции. - В общем-то да.

- С чего это вдруг инквизиторам собственноручно вылавливать преступников? Они же, кажется, занимаются проблемами духовными. Не помню, чтобы наша святая церковь взваливала на себя проблемы городских властей.

- Вы действительно посланник королевы? - Усмехнулся он. - Вы хоть знаете сколько на самом деле магов рождается в наших краях? Любой третий может им оказаться.

- Ну не перегибай. - Стижиан жестом велел открывать изолятор, а сам прикусил губу и в голове его пронесся вихрь мыслей. "Они что, вывозят магов из города? Не убивают, не сжигают, а вывозят куда-то?".

Со крипом, тяжелая дверь, висящая на широких, крепчайших петлях, отворилась, и монаху открылся очень интересный способ содержания заключенного. По одежде было сложно определись, мужчина это или женщина, так как полы расшитой красно-золотой мантии, изрезанной и порванной везде, где только можно, прикрывали все. Заключенный находился посреди комнаты, его руки, перемотанные черными лентами, оказались разведены в разные стороны и закреплены ещё четырьмя лентами: две уходили в потолок, а ещё две в стену практически у стыка. Босые ноги болтались на полу, сальные волосы золотого цвета свисали с плеч, глаза оказались завязаны все той же черной лентой. Из-под неё выглядывали густые, засохшие кровавые потеки, на руках отсутствовали несколько ногтей, а остальные было отчасти разломанные и потрескавшиеся, на шее виднелись среды от щипцов и укусов. Тело скрывалось под мантией, но по густым багровым пятнам, бывшим практически незаметными, сглотнув, монах догадался, что с ним делали.

- Я так понимаю, инквизиторы решили, что именно в его группировке находится разыскиваемый ими, а теперь и мной, маг. - Сказал он, сделав шаг внутрь камеры. Стражник угукнул. - Когда его пытали последний раз?

- Надо было содрать с вас побольше золота. - Цыкнул тот недовольно. - Не думал, что вы будете задавать столько вопро...

Монах кашлянул.

- Восемь дней назад. Его с тех пор кормили-то всего пару раз, так что я не удивлен, что он в отключке.

- Это она. - Поправил его Стижиан очень тихим голосом, сделав ещё один шаг вперед и протянув к лицу заключенной руку. - Это женщина. О Богиня... - Он приподнял её голову кверху и та откинулась назад, открылась тонкая шея с несколькими грубыми, но не смертельными порезами на ней. - Я не верю, что это создание могло быть главной одной из крупнейших группировок Грана.

- Почему не верите то? Множество баб промышляют грабежом и убийствами. Поговаривают, у них это получается лучше, чем у большинства мужиков. - Стражник так и стоял у входа, не желая марать ноги в луже воды, капающей с потолка, мочи и крови.

- Это да, но кожа этой дамы говорит мне о том, что она благородных кровей. - Монах провел кончиками пальцев по нетронутой щеке. - Да, она уроженка богатого дома.

- И что? Может, сбежала с любовником, и вот вам...

- Нет. Она безгрешна. - Он осмотрел её чуть приплюснутые пальцы, некоторые из которых оказались сломаны, и опустил руки к груди.

- Эй, если хочешь поразвлечься, тебе лучше подняться на третий этаж, где держат женщин...

Стижиан предпочел игнорировать его колкости и осторожно, хоть и понимая, что девушка боли и не почувствует, распахнул мантию. Под ней ничего не оказалось, только едва дышащее тело, испещренное кругами, рисунками и надписями, среди которых монах увидел уже знакомые ему. Хоть в Монтере не преподавали ничего связанного с пытками, после четырех лет в Храме Северной Звезды, где большую часть свободного времени монах проводил в библиотеке, он стал кое-как разбираться в дисциплине, из-за которой инквизиторских школ стало семь. Эти руны заменяли инквизиторам инструменты. Руны боли всевозможных типов и уровней. Те, что меняли порог боли тела, такие, что заставляли разбухать суставы и кости, некоторые скручивали органы и перекрывали вены.

На сердце девушки находилась страшнейшая руна боли, которую надо вырезать, когда жертва находится в состоянии истерии при помощи специального орудия, которое Стижиан никогда в глаза не видел, но представлял себе, как это всё происходит. Руна начинает действовать с момента появления на теле первой точки, из которой её будут строить, и чем больше деталей прорисовано, тем сильнее и невыносимее боль. Эта рана сама никогда не заживает, а боль будет с человеком, покуда на нем руна. На девушке, находящейся здесь, в изоляторе, рисунок был завершен.

- Ну, теперь понятно, в чем дело. А я-то думал, что это он визжит как баба резаная. А это и была баба резаная! - И он засмеялся.

- Что инквизиторы планируют делать с заключенными? С не магами.

- Понятия не имею. Пока их держат здесь. Если поступит приказ - мы их расстреляем. Если другой - закопаем заживо. Все будет как управление прикажет.

- Ваши заключенные... - Стижиан чуть было не прикусил губу, стараясь говорить ровно. - Они всегда такие молчаливые? Я что-то не помню ни одной тюрьмы, где было так тихо.

Стражник промолчал.

Милф однажды выдал жизненную монашескую мудрость, сказав, что в любом городе есть только два типа людей, которые за уплаченные им деньги не станут лгать и уходить от вопроса: трактирщики и проститутки.

Искать в большом и совершенно незнакомом городе трактир, в котором вас точно не подслушают, Стижиан нашел неразумным и уверенно двинулся в сторону рыночной части города. И не прогадал.

Почему бы не смешать приятное с полезным?

Там, где заканчивалась бакалейная улица и начинался ряд с пряностями, проходила широкая, освещенная круглыми фонарями улочка, стоя посреди которой слева и справа виднелись двух-трех этажные здания увеселительного предназначения.

Находясь у порога кирпичного дома, у дверей которого стояли две девушки в коротеньких пышных юбках и с глубокими вырезами, монах остановился. Они улыбались и махали ручками входящим внутрь мужчинам, и Стижиан на пару минут замер на пороге:

- Ты благородный монах, Ветру, - сказал он сам себе, - и ты как-то зачастил со сближением с прекрасным, - и поднялся по лестнице.

"У-а-ха-ха! Вот он уголок великого счастья на земле! О да! О да! О Боже!" - загорланил во всю мощь чей-то голос, невероятно похожий на визги Амита, когда тому было лет пятнадцать и он только начал засматриваться на девчонок. В этот раз Стижиан был согласен с этим голосом.