Саньяси (СИ)

– Да так. – Замялся Гэлбрайтов.

– Так где же поставить запятую? Обидеться нельзя, простить? Или всё же: Обидеться, нельзя простить? – Спросил князь, бросая скомканную салфетку в пепельницу.

Слушая этих людей, глядя на их лица, я вспоминал совсем другую дискуссию, ту, на диком пляже, которая не шла ни в какое сравнение с, потрясающей воображение, эрудицией, умением держать себя и при этом ещё и шутить. Это было уже в конце нашего отдыха. Мы тогда приняли на грудь приличную порцию спиртного и спорили чёрти о чём.

– Я не пропагандист дамоклового меча. – Сказал он, слегка заикаясь.

– Так чего же ты тогда об этом говоришь? – Поинтересовался я.

– Я говорю о том, что ситуация сейчас меняется со страшной силой. Если хочется чего‑нибудь экстраординарного…

– Митька, то, что вокруг меняется, нас совершенно не касается. – Перебил я его. – Абсолютно.

– Касается прямым образом. – Возразила Карина.

– Никаким. – Настаивал я на своём. – Абсолютно никаким.

– Ни фига себе заявочки?! – Возмутился Митька.

– Ну что изменилось оттого, что где‑то стреляют? Что? – Потребовал я ответа.

– Что? – Переспросил Митька.

– Да, для тебя лично? – Уточнил я.

– Для начала цепная реакция. – Ответил он.

– Никакой. Абсолютно никакой. – Спокойно возразил я. – Для тебя лично ничего не изменилось.

– Ну, извините!.. – Он прожевал грибок, приложил салфетку к губам, добавил. – Я придерживаюсь иного мнения.

– Ты опять же рассматриваешь ситуацию с какого… – Начала Маша, но я её перебил.

– Я же спрашиваю: для тебя лично, – я сделал паузу, – что изменилось? Вот американцы начали войну в Ираке. Что изменилось для тебя лично?

– Мне? – Недоуменно переспросил он.

– В Афганистане идёт война. Что изменилось для тебя? Лично? – Я напирал.

– Ну, как же?! – Он улыбнулся. – Героин стал дороже!..

– Можно подумать, ты его покупаешь. Пока тебя не коснётся, ты не почешешься. А почешешься, никто и не заметит. – Продолжал я.

– Ха‑ха! – девушки захихикали, отмечая удачную шутку.

– Да, накладно стало. – Поддержала Микешку подруга.

– Не, Митька, пока… – я подцепил на вилку гребешок и продолжил, – пока не коснётся конкретно тебя или твоего окружения всё, что вокруг происходит, тебе до фени.

– Позиция очень специфическая. – Отмёл мои доводы он.

– Это не позиция! – Попробовал я возразить.

– Когда уже коснётся тебя, – не замечая моей реплики, продолжал он, – непосредственно поздно пить боржом, когда почки отвалились.

– именно. – Вновь поддержала его подруга.

– На фиг, вдребезги и пополам. – Продолжал он горячиться.

– Хорошо! Хорошо! Хорошо! – Пытался урезонить его я. – Я не буду с девушкой спорить, она у нас ещё человек молодой…

– Это ты мне так мягко намекнул?.. – Вспыхнула Карина.

– Я у тебя спрошу, – я обратился к Микешке, тыкая в его сторону вилкой, как дирижёр своей палочкой. – Скажи мне, пожалуйста, а что изменится от того, что ты будешь знать о завтрашних событиях в мире? Для тебя лично? Внесёт изменения в твою личную жизнь? Никак.

– Я думаю несколько иначе. – Попробовала вмешаться Маша.

– Подожди. – Я отмахнулся. – Смотри. Вот возьмёт завтра и войдёт в нашу бухту американский авианосец. Для тебя это изменит что‑то? Ты можешь противостоять этому? Нет.

Могу. – Сказал Митька.

– Нет. – Отрезал я.

– Могу. – Упрямо повторил он.

– Не можешь. – Возражал я.

– Могу. – Настаивал он.

– А вот и нет. – Ухмылялся я.

– Могу.

– Ну, как?

– А я пойду и скажу: америкэн бой!

– и всё?! – Слегка удивился я.

– Нет. Ёлы‑палы, вдребезги и пополам. – Сказал он, и взялся за бутылку.

– Но ты этого не сделал ни сегодня, ни вчера, ни тем более позавчера. – Сказал я, загибая пальцы.

– Хорошо. – Вдруг согласился он. – Я возьму два литра коньяка и пойду к ним. И проведу диверсию.

– мало, мало. – С сожалением сказала Карина.

– Хорошо, ящик. – Сказал Митька, ничуть не задумываясь.

– Пожалуйста. – Согласился я. – Только их будет много.

– Я напою их вусмерть, и наши возьмут их тёпленькими. – Продолжал Митька.

– Ну, давай реально судить. – Слегка обиделся я. – Это реально? Что ты говоришь? Нет. Значит, о чём это говорит? правильно, ты городишь чушь. Следовательно, влиять на политику, историю, и так далее, ты в своём нынешнем положении не можешь.

– Но, реагировать на неё мы обязаны. – Сказал он устало.

– Ты лично можешь реагировать на что угодно, только это никак не отразиться на общем положении. – Возразил я.

– Хорошо. Но реагировать‑то надо?! – Удивлялся он моей тупости.

– А зачем? – Спрашивал я у него.

– Действительно, а зачем? – Подхватила Маша.

– Тебе на голову летит кирпич. Ты его видишь, ты понимаешь, и остаёшься на месте. – Начинает кипятиться он.

– Он летит не тебе. – Не приемлю я.

– Подожди, Митя, подожди. – Снова пытается вмешаться Маша. – Хорошо. Вот сейчас ты рассматриваешь аспект ситуации с крайне негативной точки.

– Виноград, сливу, грушу, персик? – Предлагает Карина Маше.

– Нет. – Отказывается та.

– К сожалению, кругом… – Начинает он, но девушка перебивает.

– Хорошо. А если всё же найти во всём этом нечто позитивное? и попробовать всё‑таки включиться в игру какого‑то игрока?

– Я скажу только одно. – Восклицает он, поражаясь нашей тупости. – Позитивное, милочка, я вижу только одно – когда мы все здесь сдохнем – планета вздохнёт свободней. И наступит следующий этап развития. И это положительно!

– Подожди, подожди! – Заторопилась девушка. – Нет. Даже в ситуации Россия – Грузия – НАТО есть один позитивный момент…

– Да‑а. – Согласился он, не слушая.

– Который ты, кстати, тоже в начале нашего застолья отметил. Все! И даже выпили за это. Это тот аспект, что Россия наконец‑то становится на ноги, то, что Россия набирает силу. Так? – Горячо закончила она.

– Я сторонник имперских амбиций. – Сообщил Митька.

– Но ведь проблема не в этом!.. – Не выдерживаю я.

– Почему, к сожалению? – интересуется девушка. – Если этот маятник, эта ситуация кажется для тебя наиболее выгодной, наиболее позитивной…

– Не выгодной для меня, зато выгодной для планеты. – Бесцеремонно перебивает он.

– Правильно. – Соглашается она. – Давай так рассуждать: почему тогда в таком случае не двигать свои мысли, свои стремления именно в этом направлении?

– Стоп! Стоп! – Чуть не завопил я. – Господа! Вы опять занимаетесь демагогией!

– Хорошо. – Неожиданно согласился Митька.

– Вы откуда знаете, что это планетарное или нет? – Всё‑таки не выдерживаю я. – Вы сейчас рассуждаете с точки зрения России…

– Это моё субъективное мнение. – Перебивая меня, веско объявляет Митька.

– Вы рассуждаете с точки зрения Россия – не Россия… – Пытаюсь не обращать внимания на его выпад я. – Россию загнали в угол, а когда загоняют в угол, всякий нормальный начинает сопротивляться.

– Правильно. – Растягивая гласные, согласился Митька.

– Вопросов нет. – Пытаюсь поставить точку я. – Здесь вступает в силу закон самосохранения. Это даже не обсуждается.

– И не только. – Бубнит он себе под нос.

– Объясни мне другое. – Настаиваю я. – Ты говоришь: "Украина – кирпич на голову…". А я отвечаю, в данном конкретном случае реально ты на события внешние влиять не можешь. Никак. Оттого, что ты будешь возмущаться, ругаться, материться, топать ногами, кричать… Ничего не изменится.

– Да‑а. – Снова соглашается он.

– То есть, на сегодняшний день ни ты, ни я, ни все мы вместе реально влиять на события в мире не в состоянии.

– Ну, грубо говоря, всё‑таки словами того же господина Зеланда, – вмешивается Маша, – смотря какой маятник ты собираешься раскачивать? И для чего, собственно? Вот сейчас мы говорим о кирпиче…

– Да прекрати ты со своим маятником! – Срываюсь я. – Мы же не о маятнике.

– Я имею в виду просто саму ситуацию… – Пытается продолжать девушка. – И наполнение самой ситуации какими‑то…