Пересекающий время. Книга вторая: Адоня, посвященный герметик.

– Мне кажется, тут просто: я сказала слова, которые сработали как код, и через несколько секунд Лиента теряет сознание, код проваливается в подсознание, и происходит прорыв глубинной памяти. Если бы он не потерял сознание, программа, на это сознание "посаженная" Эстебаном, все откорректировала бы.

– Действительно, просто!

– Ну, не так уж совсем просто, – улыбнулась Адоня. – Еще я поцеловала Лиенту. А в ваших сказках спящих всегда будили поцелуем. Я имею в виду – не нормально спящих.

– То, что я был не нормальным, это верно!

– Адоня имела в виду твое "спящее" сознание. В психологии это называется сумеречным состоянием, пограничным – между явью и сном.

– И еще – кровь. Часть меня осталась с Лиентой.

– Ты в самом деле, была бы ценнейшим сотрудником у них, – сказал Андрей.

– Нет, сейчас я хочу быть только твоей женой. Ты не разочаруешься во мне из-за этого?

– Я боялся, что им удастся уговорить тебя остаться.

– Не удастся… Я как будто чувствую какую-то преграду… Нельзя слишком много об этом знать. Опасное знание. Мне многое открыто… А кем? Сверхразумом? Но разве не ясно, что он не хочет распространения запрещенных знаний? Ни через ТИСС, ни в ментограммах ничего не передается. Значит, одной мне предназначалось, потому что была крайняя необходимость? Эта история сделала меня мистиком… сверхмистиком. Я почувствовала над собой иную волю – не Эстебана, разумеется, а другую, мудрую, всезнающую и непостижимую для человека. Надо быть безумной, чтобы идти против нее.

– То есть, ты думаешь, людям не удастся до конца разобраться с этим делом? – задумчиво проговорила Линда.

– Только до какой-то степени. Загадки останутся. И это правильно, так и надо.

– Адоня, еще один только вопрос. У есть у тебя какие-нибудь догадки об Андрее?

– Линда, парапсихологи тебя, случайно, не завербовали в осведомители? – спросил Андрей.

– Нет, – засмеялась она. – Но сам подумай – глубокая ночь, ты врываешься ко мне, совершенно безумного вида и заявляешь, что тебе необходимо уйти к Адоне. Честно говоря, я тебе, такого, испугалась. А потом… Признайся, ты моим сознанием тогда… – быстрый, острый взгляд Андрея заставил ее замолчать. Помедлив, она проговорила: – Нет, извини, я глупость сказала. Извини, командор.

Андрей улыбнулся.

– Брось, ты здорово помогла мне. Всем нам. Свою часть дела ты отлично сделала. За что же винишься?

Заря багровела, наливалась густотой, поздний вечер перешел в ночь.

Лиента чуть повернул голову на шорох песка. Андрей подошел, сел рядом с ним.

– Любуешься закатом?

– Красивая ваша Земля. Я мало успел увидеть, но, кажется, она очень похожа на нашу Планету. Только она… мягче… теплее, добрее…

– Лиента, тебе плохо?

Он обернулся, готовый возразить, но глянул на Андрея, и возражение осталось не высказанным. Усмехнулся:

– Тебе ведь не нужно это, – он положил ладонь на ТИСС, – чтобы прочитать в моей душе.

Помолчав, заговорил:

– Я смотрел на вас… Душа радовалась… То, что случилось… даже оно не страшно, потому что вы все равно вместе.

– Земляне умеют быть благодарными, Лиента, – негромко проговорил Андрей.

Глаза лугарина метнулись к Андрею, он не отвел свои, долгие мгновения держал болезненно-требовательный взгляд:

– Я боюсь неправильно понять твои слова…

– Ты понял правильно. Завтра отправляемся на Планету.

Лугарин перевел взгляд вдаль, на океан. Только желваки на скулах выдавали его состояние.

– Где они, Дар?

– Уже у нас. Только еще не знают об этом.

– Дар, ты тоже полетишь со мной? – в лице Лиенты вдруг что-то дрогнуло, голос надломился: – Ты нужен мне, Дар…

Андрей улыбнулся:

– Так я уже говорил, – пока я нужен, я с тобой, – он сжал плечо Лиенты: – Не переживай, все будет хорошо.