Последнее сказание

Именно это место дестабилизировало окружающее пространство. По ощущениям, оно высасывало из тебя все наносное, непостоянное, вредное. Если в человеке этого было больше, чем надо, он ощущал бы себя плохо на этом месте. Но для Сергия в данный момент как раз и важно было убрать из себя всё лишнее, да погрузиться в пограничное состояние. Стоило найти верные решения, увидеть ясный путь того, что предстояло совершить. Иначе все, край. Второй раз планету прикрыть будет нечем.

Кто ещё будет отвечать за его поступки? Он и так допустил слишком много ошибок. Сначала не просчитал вероятности появления вампиров в родной Солнечной системе, позволив отцу заключить договор, потом допустил порабощение расы серокожих, затем уничтожил нагов, но опять же, с фатальным влиянием на Землю. Сколько разрушений принесли бы волна от Столкновения?

Слишком близко взорвались корабль и планета, чтобы куски не затронули Земли. Лишь вмешательство иных сил спасло её. Так он стал свидетелем уничтожения иной планеты, пусть это и привело к возвращению богов.

Но какой ценой вернулись боги? И что по итогу? Он потерял сына, лишившись любых ощущений сначала его, потом берегини, потом себя. Все близкие один за другим потухли в его сознании, и он начал терять собственное понимание, допускать ошибки, что в принципе было непозволительно на высоких уровнях развития, если он все ещё хотел развиваться вообще. Было такое ощущение, что с вечной погоней за совершенством, совершеннее он не становился. Как воин да, как маг, да, но как Человек, нет. А это хуже всего для частицы Творца.

Мысли поплыли, покидая разум. Как в чёрную дыру, их затягивало под дольмен, высасывая вместе со всеми страхами, тревогами, печалями. В какой-то момент показалось, что в нём не осталось ничего. Разум застыл в кристальной чистоте мысли, ощущая высшее блаженство вне-мысли.

В этот момент появилось то, что остановило дальнейшее блаженство.

Постороннее присутствие ощутилось моментально. Меченый появился возле дольмена, качая головой.

— Да, он сильный, древний, но никогда бы не подумал, что пригодится для тебя, Скорпиэль.

— Почему ты упорно зовешь меня Скорпиэлем?

— Мы придем к этому через пятьдесят пять слов, брат. — Загадочно ответил Чернослав, забираясь на дольмен и присаживаясь в позу лотоса рядом.

— Где мой сын, правитель сломанной Лестницы?

— У богов. Был на Дее…

Скорпион округлил глаза, испытав целую гамму чувств.

— … потом его вероятно забрали на звёздный флот, — как ни в чем не бывало продолжил Меченый. — Теперь, вероятно, где-то на Земле. А может и нет. Ты найдешь его сам. Я принёс тебе небольшую подсказку для поисков.

Чернослав протянул руку, раскрыл ладонь. В ней лежал небольшой светло-зелёный камень, слишком странный для земной реальности. Не изумруд, ни малахит, он создавал странный оттенок, не свойственный камням вообще, и к тому же странно светился.

— Это камень твоей застывшей памяти. Ты пришёл сюда стереть всё наносное. Я же пришёл дать тебе то, что ты давно забыл.

— Я помню всю свою жизнь от первого вздоха. Хотя когда-то считал, что до больницы не было ничего.

— Но помнишь ли ты то, что было до? Держи.

Сергий ощутил мгновенную, невероятную тягу к этому камню. Он манил его, зазывал, покорял и заставлял нуждаться в себе, словно вода человека в пустыне, словно наркомана доза, словно знания аколита.

Прислушиваясь к себе, Скорпион осторожно протянул руку и взял камень, но едва он коснулся его кончиками пальцев, как камень треснул, затем рассыпался пылью. Облако этой пыли оплело Сергия и впиталось в кожу. Прах времени проник в него и Скорпион начал… вспоминать.

— Скорпиэль…

Зов разнёсся по Небу могучий, древний, полный силы и мощи. Это был Голос Миры Творящего. Колебания эти разрушали и творили. Зажигали новые солнца и взрывали старые.

Ибо вначале было Слово.

Новосозданный оглянулся, рассматривая сонмы воплощений себе подобных. Они стояли в ряды, плечом к плечу, так непохожие друг на друга, но все как один — Его мысли. Прекрасные и великие. Созданные, но не наречённые. Существующие, но пока не воплощённые жизнью Его.

— Да, Творец…

— Ты воитель мой?

— Твой, Отец.

— Но почему же ты откликнулся на имя раньше, чем я сказал, что это ты?

— Мне показалось, это моё Имя, Создатель.

— Это было просто Имя. Но ты присвоил его себе и получил его Силу.

— Всё так, Отец. Это показалось мне верным.

— Ты проявил самостоятельность и не отрекся от своих поступков. Нарекаю тебя Скорпиэлем, дарую тебе звание Арлега — над легами самостоятельными стоящим. Ты будешь править одним из шестнадцати Секторов-Чертогов. Миром, созданном Мной, но пока пустым и неразвитым. Я зажгу там жизнь, и ты должен будешь её поддерживать. Отныне ты — очи Мои в этом мире. Взгляд Творца.

— Благодарю тебя, Творец. Я не подведу Тебя, — Скорпиэль поклонился и застыл, ощущая много нового в себе. Отныне он был наречён и имел силу созидания. Отныне, он выполнял Поручение Творца. Но Отец не указывал, каким именно Чертогом он должен править, а значит, стоило ждать своего часа.

— Люциферэль… — Продолжил Творец.

— Да, Отец.

— Ты воитель мой?

— Твой, Отец… Но зачем ты называешь меня воителем? С кем нам воевать, если никого кроме нас нет?

— Мудро, но не дальновидно. Ты лишаешься приставки «эль» в имени и с нею части силы. Ибо поставил ты мысль свою выше моего Замысла и посчитал себя выше. Быть тебе легом. Ибо проявил ты самостоятельность, но поспешил с выводом и не умеешь подчиняться. Кто не умеет подчиняться — не способен править. Нет большего из меньшего.

Склонил злотокудрую голову Светоносный, в один миг лишившись имени Светонесущего. Две сути, одинаковые по смыслу, но разные по уровню значения.

— Габриэль. — Продолжил Создатель.

Ничего не послышалось среди сонмов мыслей Творца. Тогда он сам выбрал одного из мириад и повелел:

— Отныне, ты — Габриэль.

— Это чудесно, Отец. Ты нарёк меня.

— Ты — гел, безропотно исполняющий волю мою.

— Я весь твой, Отец.

— Да… гел. — Вздохнул Создатель.

Скорпиэлю и Люциферу показалось, что Творец несколько разочаровался в этой своей мысли, но все мысли его — они не могут быть хорошими или плохими. Ибо нет понятий добра и зла. Все от Единого.

— Сатаниэль…

— Да, Отец, — расправил могучие плечи чернявый воитель.

— Ты воитель мой?

— Я твой лучший воитель, Отец. Верно, в час моего создания Ты был в Духе. И Дух был в Тебе.

— В тебе слишком много сил, Сатаниэль. Они пойдут против тебя, породив в тебе гордость и дух бунтарства. Я ставлю на твоё имя барьер. Отныне ты — Сатаниил.

— Мне больно слышать, что отрекаешься ты от моих сил, Отец. Ибо сам ты мне их дал.

— Я вижу, не согласен ты со мной?

— Как я не могу быть не согласен с тобой, если я — твоё создание?

— Ты мудр, Сатаниил, но Я не отрекусь от своих слов. Архигелом тебе быть, ибо будешь править всеми со мной согласными. Но не дам я тебе ни Чертога, ни иного владения. Ты можешь только смотреть и наблюдать, постигая уроки из увиденного.

— Решение Твоё просто, но упрощая меня, Ты не доверяешь Себе. Твои сомнения породят во мне дух бунтарства, а не моя воля. Ограничивая меня, Ты убоялся, что буду равным я Тебе.

— Ты не можешь быть равным Мне. Ты — моя мысль.

— Тогда Ты убоялся своей мысли. И породил меня. И тут же ограничил. И нет ошибок в словах моих. А в Твоих есть. Ты сказал, что буду править всеми я с Тобой согласными, и тут же сказал, что не дашь мне владения. Но зачем мне владения, если я и так — правитель?

— Довольно слов, Сатаниил. Когда-нибудь твои мысли заведут тебя на самое Дно Миров, но тому не будет Моей вины, ибо ты сам себе погибель несёшь. Не спорь впредь со Мной, ибо лишишься и прочей части имени своего.

— Воля Твоя, Отец.

Люфицер невольно ощутил симпатию к собрату, который так же получил ограничения за спор с Отцом. И пусть Сатаниил был из противоположной связки, он притягивал к себе своими мудрыми рассуждениями.