Нездешний

Летучий отряд сатулов напал на окраины Скарты одиннадцатого числа. Посланы две полусотни с целью истребления. Альбар командовал первой, я второй. Неприятель был захвачен моим отрядом на горном склоне за Экарласом. Лобовая атака представлялась опасной, ибо врага прикрывали валуны. Я разделил отряд на три части, и мы обошли их сверху, обстреляв из луков. В сумерки они попытались прорваться, но к тому времени я развернул людей Альбара в овраге под горой, и сатулы были перебиты. С сожалением отмечаю, что мы потеряли двоих, Эсдрика и Гарлана, оба отменные кавалеристы. Сатулов было восемнадцать человек.

Дардалион осторожно убрал тетрадь на место и взял самую последнюю. Там почерк был уже не столь твердый.

Пошел второй месяц осады, и я не вижу надежды на успех. Я лишился былого крепкого сна. Всю ночь меня мучают кошмары.

И далее:

Люди гибнут сотнями. Меня посещают все более странные сны, как будто я летаю в ночном небе и вижу внизу дренайскую землю. Ее населяют одни мертвецы. Ниаллад мертв, Эгель мертв, и только мы дерзаем жить в мире призраков.

Десять дней назад Дегас записал:

Сегодня погиб мой сын Эльнар, защищавший надвратную башню. Ему минуло двадцать шесть, и он был крепок как бык, но стрела сразила его, и он упал со стены на сторону врага. Он был хороший человек — его мать, мир ее душе, гордилась бы им. Я убежден теперь, что мы одни воюем против Вагрии. и знаю, что долго мы не продержимся. Каэм посулил распять каждого в Пурдоле — мужчин, женщин и детей, — если мы не сдадимся. Сны продолжают терзать меня, словно демоны шепчут в моей голове. Мне все труднее мыслить ясно.

Дардалион перелистнул страницу.

Сегодня прибыл Карнак с тысячью человек. Я возрадовался, узнав от него, что Эгель продолжает сражаться, но тут же понял, сколь близок я был к измене всему, что всю жизнь защищал. Каэм перебил бы всех моих людей до последнего, и Дренай был бы обречен. Суровые слова я услышал от молодого Карнака. но они вполне заслужены мною. Я не оправдал доверия.

И последняя запись:

Сны покинули меня, и я спокоен. Мне вдруг подумалось, что за все годы своего брака я ни разу не говорил Руле о любви.

Никогда не целовал ей руку, как это заведено при дворе, и не дарил ей цветов. Как это странно. Все знают, как я ее любил, — я похвалялся своей женой везде и всюду. Однажды я сделал ей стул, на котором вырезал цветы. Я трудился над ним целый месяц, и она любила этот стул. Он до сих пор хранится у меня.

Дардалион закрыл тетрадь и посмотрел на резную спинку стула, любовно выполненную и отполированную — это была работа настоящего мастера. Потом встал и прошел в спальню. Дегас лежал на пропитанных кровью простынях с ножом в руке. Глаза его были открыты, и Дардалион бережно закрыл их, прежде чем накинуть на лицо старика простыню.

— Владыка Всего Сущего, — сказал священник, — прими его и укажи ему путь домой.

Глава 15

Кадорас следил, как Нездешний, отъехав от каравана, направился на север, к гряде невысоких холмов. Охотник распластался на животе, положив руки под подбородок; позади, за холмом, была привязана его лошадь. Кадорас потихоньку слез вниз, подошел к своему серому мерину, отвязал от седла толстую скатку и развернул ее на земле. В холсте хранилось оружие всякого рода, от разобранного арбалета до метательных ножей с рукоятками из слоновой кости. Кадорас собрал арбалет и положил десяток стрел в колчан оленьей кожи у себя на поясе. Потом осторожно поместил два ножа в высокие, до колен, голенища сапог и еще два — в ножны по бокам. Меч был приторочен к седлу вместе с вагрийским кавалерийским луком, украшенным золотом. Колчан со стрелами для этого лука висел на седле спереди. Полностью вооружившись, Кадорас убрал скатку на место.

Потом вытащил из сумки вяленое мясо и стал есть, поглядывая на небо, где собирались идущие с востока грозовые тучи.

Настало время убить.

Охота не доставляла ему особой радости. Он мог бы убить Нездешнего десяток раз — но для игры нужны двое, а Нездешний играть отказывался. Поначалу это раздражало Кадораса — ему казалось, что жертва презирает его. Но со временем он убедился: Нездешнему просто все равно, — и потому не спешил пускать роковую стрелу.

Ему хотелось знать почему. Его разбирало желание подъехать к каравану, сесть напротив Нездешнего и спросить его.

Кадорас был охотником больше десяти лет и знал свою роль назубок. Он досконально изучил свою игру, самую смертельную игру на свете: охотник выслеживает, жертва либо бежит, либо нападает. Не бывало еще такого, чтобы жертва не обращала на охотника никакого внимания.

Так почему же?

Кадорас ждал, что Нездешний, в свою очередь, надумает поохотиться на него, и даже расставил вокруг лагеря хитроумные ловушки. Ночь за ночью Кадорас прятался за деревьями с луком наперевес, укладывая под одеяла у костра камни и ветки.

Сегодня он покончит с этим. Он убьет Нездешнего и отправится домой.

Домой?

Высокие стены, пустые комнаты и гости с холодными глазами, предлагающие золото за чью-то смерть. Гробница с окнами.

— Будь ты проклят. Нездешний! Почему ты сдался так легко?

— Только так я и мог защититься, — раздался сзади голос Нездешнего, и острый меч уперся Кадорасу в спину. Охотник замер, и его рука медленно поползла к ножу за голенищем. — Не дури, — сказал Нездешний. — Я тебе мигом глотку перережу, мигнуть не успеешь.

— И что же дальше, Нездешний?

— Я еще не решил.

— Надо было мне убить тебя раньше.

— Да — жизнь полна таких “надо было бы”. Сними-ка сапоги... только медленно. — Кадорас повиновался. — Теперь пояс и камзол. — Нездешний подобрал оружие и зашвырнул его подальше.

— Ты обдумал это заранее? — спросил Кадорас, откидываясь назад и опираясь на локти. Нездешний кивнул, вложил меч в ножны и сел футах в десяти от охотника. — Хочешь вяленого мяса? — Нездешний покачал головой и вынул метательный нож, взвешивая его в правой руке. — Прежде чем ты убьешь меня, могу я задать тебе один вопрос?

— Разумеется.

— Откуда ты мог знать, что я буду тянуть так долго?

— Я и не знал — только надеялся. Уж тебе-то как нельзя лучше известно, что все преимущества за охотником. От наемного убийцы не спасется никто, будь то король или крестьянин. Но ты хотел кое-что доказать, Кадорас, и это сделало тебя легкой добычей.

— Ничего я не хотел доказать.

— Да ну? Даже себе?

— Что, например?

— Что ты самый лучший, самый непревзойденный охотник на свете.

Кадорас растянулся на траве, глядя в небо.

— Гордыня, — сказал он. — Тщеславие. Какими же дураками они делают нас.

— Мы и без того дураки — иначе мы пахали бы землю и растили бы сыновей.

Кадорас приподнялся на локте и усмехнулся:

— По этой причине ты и заделался героем?

— Возможно.

— Ну и как тебе это нравится?

— Не разобрался еще. Не так я долго хожу в героях.

— Ты знаешь, что Братство еще вернется?

— Да.

— Тебе недолго осталось жить.

— И это я знаю.

— Зачем тебе это надо? Я видел тебя с женщиной — почему ты не увезешь ее в Гульготир и дальше на восток, в Венгрию?

— По-твоему, там я буду в безопасности?

— Тут ты прав. Но у тебя по крайней мере появился бы шанс — тогда как теперь нет ни одного.

— Твоя забота меня трогает.

— Веришь ты или нет, но я говорю искренне. Я уважаю тебя, Нездешний, и в то же время жалею. Ты сам обрекаешь себя на гибель.

— Почему сам?

— Потому что твое мастерство изменило тебе. Не знаю, что с тобой стряслось, но ты уже не тот Нездешний. Будь ты прежним, я уже умер бы. Прежний Нездешний не стал бы точить со мной лясы.