Фабрика уродов (книга вторая Дикого Таланта) (ЛП)

Бескровные губы шевельнулись раз, другой.

Слов он не слышал, но этого и не требовалось.

Все мы, стоя у черты, или испытывая адские муки, произносим одни и те же два слога: “ма-ма”…

Хуже всего, что он знает, что будет дальше. Если девушка умрет, проклятый дар, что она носит, перейдет другому. Ее убийце. Тому, кто выпустил шальную пулю во время заварушки на промежуточной станции. И это значит, что через пару недель какой-нибудь наемник не будет даже подозревать, что когда он мочится пьяным на стену сарая, где-то выходит из берегов река.

Чтобы не допустить этого есть только один выход.

“Я должен убить ее сам”.

Эту мысль он упорно гнал, но она никуда не уходила. Крутилась рядом, норовя ввинтиться в мозг всякий раз, когда экзекутор прислушивался к тихому свистящему дыханию Яны, страшась не услышать его снова.

“Я должен принять это в себя”.

Дикий Талант, Божью Искру, Гений Вероятности необходимо оставить в руках ордена Башни, сколько бы мало от него не осталось, а иного выхода он не видел. Его долг - взвалить эту непомерную тяжесть на свои плечи. А для начала потребуется всего один удар - неуловимо быстрый укол в самое сердце. Раз, и для девушки все будет кончено. Она в полузабытье - не успеет даже понять и испугаться.

“Ведь это даже не убийство, - убеждал он себя. - Это акт милосердия! Рана все равно добьет ее, просто сделает все медленно и с большой болью”.

- До города еще два дня пути, господин.

- Что? - он не сразу понял, что селянин говорит не сам с собой, а обращается к нему; его старомодное “господин”, вместо ставшего привычным “мессир” было непривычно уху.

- Я говорю, до города еще два дня пути. Цельных два, - повторил селянин. И, спохватившись, добавил: - господин.

- Ты это говорил уже.

- Не довезем девочку… - он вздохнул. - Помрет. Растрясет ее.

Кастор промолчал, тиская рукоять меча.

“Я должен забрать ее жизнь. И ее дар”.

Мысль об убийстве угнетала его, но куда больше страшила перспектива ответственности. Одно дело опекать девушку, которая стала сосудом божественной силы, и совсем-совсем другое дело стать таким сосудом самому.

Каково это - осознавать, что твой чих может менять судьбу десятков людей? Каково это - стать объектом вожделения всех сильных мира сего?

Осколки черно-белого мира Кастора ди Тулла с треском и грохотом рушились вокруг него. Пнедориец слишком привык быть “щитом человечества” - защищать и оберегать других. Рассматривать в качестве подопечного себя самого было и странно, и неприятно.

- Жалко, - пробормотал крестьянин.

- Не трави душу, борода, - раздраженно прорычал ди Тулл.

- Да я что, я ничего, - поспешно забормотал мужик, но не отвернулся, продолжая смотреть на бледное лицо умирающей. - Такая молодая и красивая. Нехорошо ей умирать.

- Заткнись.

Голос селянина отвлекал и раздражал экзекутора.

Он был близок к тому, чтобы принять решение, но чтобы справиться с такой задачей, требовалось собраться и вызвать к жизни призрак двадцатипятилетней давности.

Собственный призрак.

Нынешний Кастор ди Тулл - рыцарь ордена Очищающего пламени - не сможет убить умирающую девушку, да еще столь юную. Дабы сделать это, ему придется воскресить внутри порочную и давно преданную анафеме часть себя, что в свое время заставила молодого мичмана дезертировать из пнедорийского флота и взойти на борт “Сколопендры” - быстрой и верткой шхуны, наводившей ужас на мелких морских торговцев под флагом Красной Каракатицы. Вернуть к жизни похороненную звериную сущность - свирепую, лихую и безжалостную, вполне способную хладнокровно перерезать глотку женщине, чтобы без помех снять с нее украшения.

Прежде ди Тулл тешил себя мыслью, будто пират-Кастор умер в тот день, когда орден Башни обрел нового послушника-неофита, однако сейчас, когда все вокруг стало зыбким и закачалось под ногами, ему требовалась помощь того, кто умеет стоять прямо в любую качку. В ком злобы и холодной ненависти к миру больше, чем долга и чести.

Есть времена, когда героев и паладинов должны заменить в строю злодеи и чудовища.

- Я что хотел сказать, господин, - не умолкал селянин. - Может и есть способ помочь.

Ди Тулл уставился на него тяжелым недобрым взглядом.

- Говори, - медленно произнес он.

- Ежели свернем с тракта, будет деревня Ежигва. Небольшая, дворов на полста. Там знахарка есть. Жена местного кузнеца.

Надежда, вспыхнувшая было, подернулась пеплом. С искусством сельских травниц ди Туллу приходилось сталкиваться, и он знал, что народной молвой оно сильно преувеличено. Большую часть из них даже он мог бы поучить, как накладывать повязки и чистить раны в полевых условиях. Как правило, девять из десяти таких “искусниц” только и умели, что припарки делать, сомнительные отвары в больных вливать, да пуповины младенцами перевязывать.

- Она умеет врачевать тяжелые пулевые ранения?

- Не думаю, господин.

- И я о том же. Только потеряем время. А так если каким-то чудом доберемся до города, шанс будет…

“Не доберемся. Не обманывай себя”.

- Так-то оно так, только знахарка может за девочкой приглядеть, пока вы к Змеевой невесте сходите.

Ди Тулл нахмурился.

- Ты сейчас о чем?

- О Змеевой невесте, господин, - селянин понизил голос. - Ведьма это. Настоящая. Сказывают, что сбежала из Черной церкви, не пожелав служить, и теперь по лесам прячется от этих… бафометусов ихних. Уже с месяц возле Ежигвы обретается. Местные ей еду относят, монеты и все, что не попросит. А она в ответ на деревню порчу не насылает и скот не губит. Может, если вы к ней пойдете, она согласится девочку спасти.

Кастор потер неожиданно вспотевший лоб.

- И как же про нее за месяц никто не узнал? Почему инквизиция не добралась? Или люди местного князя?

- Так никто и не знает. Деревня нишкнет, все ждут, пока она добром уйдет.

- Деревня нишкнет… - повторил Кастор ди Тулл, и глаза его подозрительно прищурились. - А ты-то тогда почем знаешь?

- А знаю! Я, господин, дочь за парня из этой деревни отдал. Две недели назад был у них по кузнечной надобности, вот дочь не удержалась - нашептала. Да и так понятно, что в деревне что-то неладное случилось. Запуганные они все стали, неразговорчивые, и в окрестностях все как помертвело прямо. Страх давит. Я в молодости такое видел, когда в Верхних Вежах повадился волколак детей таскать. Как напасть случается, да такая, что не один двор, не одну семью, а весь мир гложет, оно сразу видно.

- А если ушла уже твоя… невеста?

- Тогда помрет девочка, господин. Но ей так и так помирать, а потому попробовать, думаю, стоит. Красивая она. Жалко.

Кастор помолчал, лихорадочно обдумывая случившееся.

Ну, борода, ну искуситель!

Предлагает рыцарю-экзекутору просить помощи у ведьмы. Хуже того, у беглой жрицы Черной церкви!

Но есть ли выбор?

- “В борьбе с врагом человечества нельзя гнушаться и его оружием. Ибо зло подобно змее пожирающей свой хвост…”, - тихо пробормотал он себе под нос.

Брандон Неистовый, легендарный основатель ордена Очищающего пламени, был мудр, составляя свой Кодекс. Иногда против врага надо обращать врага же. Меньшее зло можно направить во вред злу большему. Такая формула мало кому нравилось, но работала. Он сам имел возможность убедиться в этом, когда тринадцать лет назад прибыл в Ур по поручению Магистра, чтобы уничтожить зло, получившее имя Ренегат. Ди Тулл своими глазами видел, как там, где не преуспел орден, специализирующийся на истреблении нежити и нечисти, справился демон в человеческом обличии.

Выродок. Сет Слотер по прозвищу Ублюдок.

Он расправился с Ренегатом, а все, что оставалось ему, рыцарю Очищающего пламени - довольствоваться ролью помощника поневоле. В то же время факт остается фактом - Ренегат был убит, и новый Бунт нечисти предотвращен в самом зародыше, Ур, город столь же Блистательный, сколь и Проклятый выиграл.

- У меня нет при себе серебра. Какая твоя корысть, борода?