В тени монастыря (СИ)

Проповеди Иана не имели большого успеха. Прохожие, по большей части, устремляли взгляд вперед, мимо парня, или в землю, ускоряли шаг и на всех парусах проносились мимо, бурча что-то себе под нос. Те же, кто все-таки останавливался послушать Иана, были, как очень скоро обнаружила Алия, в массе своей трусоваты, нерешительны, а то и попросту глупы или зловредны. Через час-другой Алия уже радовалась, что не помнила своего детства. Очевидно, что она такая же щачинка, как и все эти прохожие, и, если бы потерянная память не давала ей возможности изображать приезжую в том числе и перед самой собой, то ей было бы очень, очень стыдно за своих земляков.

Некоторые, в основном молодежь, едва услышав слова Иана о беспутстве Церкви, горячо соглашались с ним: они, перебивая, начинали взахлеб рассказывать какую-нибудь историю о самих себе или знакомых. Кого-то лишили премии на работе, потому что Искатели выяснили, что он два раза за месяц поругался с женой - Ариан не одобрял, среди прочего, и супружеских ссор. Другому прохожему, который неожиданно для Иана оказался не по годам взросло выглядевшим школьником, объявили бойкот в школе за увлечение музыкой "оттуда" - впрочем, этот бойкот исполняли только зануды и зубрилки, общаться с которыми у него все равно не было никакого желания. Встречались и леденящие душу истории о пенсионере, которого отправили в Монастырь только за то, что он без всякой задней мысли подтерся в общественной уборной газетой, на передовице которой был изображен император Галык - какой-то искатель не поленился проверить мусор даже в этой корзине. Как он ухитрился впоследствии обнаружить ослушника, осталось покрытой мраком тайной.

Возмущение этих прохожих было столь горячим и искренним, что Алия каждый раз думала: ну уж теперь-то, узнав о своих единомышленниках, восставших против тирании Церкви, этот человек просто обязан к нам присоединится. Как бы ни так. Лишь только разговор переходил от выражения возмущения к конкретным действиям - например, подписанию обращения за отставку Ариана, или хотя бы за освобождение Раслава - как собеседники Иана сразу же теряли всю свою решимость.

- Ну зачем же так? - забормотала хорошенькая, скромно одетая девушка, испуганно округлив глаза, - вот так сразу? А вдруг еще худшего пришлют?

- Собирать петиции вот так, в чистом поле - занятие глупое и вредное, - авторитетно заявлял хорошо одетый молодой мужчина, - нужно без лишнего шума обратиться с челобитной к Бернду, он во всем разберется, и освободит вашего Раслава. А так вы только хуже сделаете, со своими требованиями. Уже подавали такую? - и, услышав утвердительный ответ и короткий рассказ о таинственном исчезновении в недрах управы, не менее уверенно прибавил:

- Значит, нужно подать еще раз!

- Ну, может, мне и не нравится то, что они делают - но ведь у них наверняка есть на то свои причины, правильно? - вывернулся проходящий мимо парень, - может быть, очень веские! Нельзя вот так сразу осуждать, надо сперва во всем разобраться.

Иными словами, каждый из прохожих находил дюжину оправданий для того, чтобы ничего не делать. Некоторых, впрочем, хватало на то, чтобы пожертвовать несколько золотых на нужды лагеря. Такая щедрость не была удивительной: ведь на деньгах не было написано имени жертвователя, и, кинув в копилку несколько монет, можно было успокаивать свою совесть фразой "я сделал все, что мог", и даже ощущать некую сопричастность к правому делу, оставаясь при этом в полной безопасности.

Впрочем, эти люди были еще не самыми худшими. Для своих проповедей Иан старался выбирать прохожих помоложе, или людей, одежда и внешний вид которых говорили о достатке. Иногда он, впрочем, пытался обратиться к простому народу. Лучше бы он не пробовал.

- Да как вы смеете! Церковь - мать, Император - отец! Какие обыски, какой Раслав, знать ничего не знаю, и знать не хочу! Как вы можете так оскорблять простых верующих людей? - аж задохнувшись от возмущения, выпалила краснолицая женщина с маленькими глазками и картофелеобразным носом, едва лишь услышав Иана.

- Ты, сопляк, мал еще, указывать епископу и наместнику, - прохрюкал средних лет жирный мужик, - поживи сначала на свете как следует, а потом выступать будешь.

- Все так живут, и вы живите, не вякайте, ишь, какие - больше всех им надо! - в тон ему продолжил проходящий мимо парень в рабочей одежде.

А сгорбленный старикашка в длинном коричневом плаще и широкополой шляпе, с высохшим морщинистым лицом, блестя стеклами очков в тонкой серебряной оправе, и вовсе устроил целое представление, начав с Ианом препирательство зычным голосом военноначальника мелкого чина.

- Вы - всего лишь пешки в игре Бернда и Ариана, - заявил он, - городская управа заплатила вам за растление городской веры!

- Зачем бы управе это делать? - в искреннем изумлении поинтересовался Иан.

- Известно зачем, - приосанился дедок, - наша ратуша полна предателей, вольнодумцев и еретиков. Ариан их прищучил, вот они и задумали убрать его чужими руками. Вашими руками! Ну-ка признавайся, негодник, сколько тебе дали за твои проповеди против светлейшего?

- Вам так сложно поверить, что человек совершенно бесплатно может быть против обысков и похищений?

- Да нет никаких обысков! Это выдумки, которые...

- Да как это нет! - возмутилась женщина с простым лицом, которая вместе с другими прохожими окружили Иана и его собеседника, чтобы послушать перебранку, - еще как есть! Моего сына вчера обыскали из-за какой-то дурацкой настольной игры. Часы дедовы отобрали, сволочи.

- Послушайте, вы сейчас сами соглашаетесь на роль пешки. Из-за какой-то мелочи, каких-то часов, которые вы наверняка сможете получить назад в городской страже или храме после небольшой проверки, вы льете воду на мельницу еретиков, разрушающих нашу великую Родину! Народ, простые люди, хотят мира и стабильности, а не ваших потрясений!

- А вы откуда знаете, чего народ хочет? - выкрикнул кто-то позади старика. - Может, народ хочет больше никогда рожу Ариана не видеть?

- Простые люди еще колбасы хотят, точно вам говорю, - насмешливо добавил стоящий неподалеку парень в рабочей одежде.

Старикан оглянулся и осмотрел новых участников спора изучающим, слегка удивленным взглядом. Вдруг его глаза сузились, он подозрительно осмотрелся вокруг, и произнес неуверенно, шепотом:

- Заговор? - и тут же, широко распахнув веки, он добавил голосом громким, почти криком, с интонациями рождающейся истерики:

- Заговор! Ты! Ты! - он ткнул пальцем в Иана, - ты нанял этих людей, чтобы разыгрывать представление! Сеять ересь! Изменники! Предатели! Тарешьяка на вас нет!

И, резко развернувшись, почти бегом покинул площадь.

- Не понравилось ему мнение простых людей, - усмехнулась Алия, - интересно, а его вообще могло бы что-нибудь убедить?

- Конечно, нет, - ответил Иан, - я даже не пытался. Это бесполезно. Никто не будет ввязываться в такой спор, не будучи абсолютно уверенным в своей правоте, а уж если человек так в себе уверен, он не изменит своего мнения на площади. Но вот та женщина, что о часах говорила - она встала на нашу сторону. Или, по крайней мере, задумалась. Только ради этого и имеет смысл устраивать эти представления.

Походив за Ианом еще полчасика, Алия решила попробовать проповедовать самостоятельно. Иан, работавший учителем рисования, слишком уж нянчился с этими людьми, медленно, подробно и по несколько раз объяснял простые и очевидные вещи, оставаясь при этом совершенно невозмутимым. Слишком долго, слишком тихо, слишком мягко. Сейчас она сама быстренько им все объяснит. Девушка осмотрелась по сторонам в поисках жертвы, и направилась в сторону стоявшего неподалеку парня, невысокого, коротко стриженного, скорее, даже обритого, с маловыразительным и, вдобавок, не очень чисто вымытым лицом. В руках у парня была бутылка пива.

- А ты знаешь, что пока ты просиживаешь в безделье штаны и потягиваешь пивко, где-то в тюрьме мучают маленького мальчика? - без обиняков начала она.