Все дороги этого мира

Метт - верный друг и помощник Негды выдувал на трубе и марши, и жалобный плач сердец влюбленных. В жизни оба музыканта молчаливы и сосредоточены. Когда Хэсс подстраивался под них, проверяя на предмет околодованности, он понял, что оба предельно погружены в себя.

Рамон - гитара, а его жена Лия - ударные, а иногда и свирель. В этой поездке оба были сосредоточены на общем ребенке, которого вынашивала Лия. Как новенький, Хэсс отметил сходство супругов. По началу он принял их за брата с сестрой.

Молоденькая Джу, самая молодая в музыкальной группе, превосходно играла на скрипке. Несколько раз Хэсс наслаждался переливами скрипки, но последнее время Джу почти не прикасалась к своему инструменту.

Лаврентио же писал и писал музыку, сосредоточившись на скрипке.

Претензии к Джу слышала вся труппа потому, что Рамон открыл оба окошечка в повозке. Его беременной жене требовался свежий воздух.

Возле повозки материализовался Мухмур Аран, он собирал новые эмоции для своих будущих постановок. Тем же занимался и Одольфо, ехавший чуть позади повозки музыкантов.

- Ох, ты наседаешь, - ворчливо прокомментировал Грим. Хэсс пожал плечами, обсуждать претензии музыкантов друг к другу, он не хотел.

Из повозки последовали новые упреки.

- Любовь с композитором еще не дает право на хамское отношение к общему делу. - Метт теребил занавеску на окошечке.

- Фуу, а что дает? - Джу сжала кулаки.

- Мальчики, не надо на нее давить, - примирительно попросила Лия.

- Мне твоя защита не нужна, добренькая наша, - Джу язвила, зная, что вопрос о репетициях подняла Лия.

- Мальчики, вы ее все затравите, а в нашем деле принуждение не допустимо, - Метт и Негда переглянулись, соглашаясь со словами Лии.

- Так ты, что считаешь, что Джу не играет потому, что потеряла огонь? - вкрадчиво подлил масла в спор Рамон, понимающий к чему ведет жена.

- Что? - у Джу сбилось дыхание. - Это нелепо.

- Но согласись, Джу, что твое отсутствие говорит об этом. Мне не кажется, что ты пренебрегаешь нами. Ты такая воспитанная, - за этими словами Негды, Джу услышала иронию, но остальные и бровью не повели. - Мы заняты музыкой, а ты увлекалась Лаврентио, - Джу опять вздрогнула. Она свои чувства считала любовью, а отнюдь не увлечением. - Ты могла потерять огонь и поэтому...

- Я говорила об этом, Негда. Прости, Джу, - Лия еще ближе подвинулась к Рамону и жалостливо посмотрела на Джу.

- У меня ничего не пропало, - Джу уже почти визжала.

- Я не знаю, Джу. Огонь он такой, вполне может переплавится в любовь, а любовь может стать ненавистью или ревностью в одну секунду. И вот, в одну минуту ни огня, ни любви.

На подобное заявление Негды, Джу открыла рот, но выдавить из себя ничего не смогла.

- Я голодна, - Лия положила руку на живот. - Мы голодны.

- Сейчас, милая, - Рамон остановил повозку, помог ей спуститься.

Лошади опять пошли, в повозке осталась ошеломленная Джу и молчаливые Негда и Метт. Джу, наконец, придумала, что ответить на возмутительные предположения Негды:

- Такого не бывает.

- Бывает, девочка, - возразил Метт. - Расспроси своего Лаврентио. Он один из немногих, кто выжил после подобного. Только теперь он уже не играет ни на скайвике, ни на скрипке.

Джу выскочила из повозки на полном ходу, и понеслась искать Лаврентио. Композитор сжался под взглядом своей дочери Най. Только что она объявила отцу, чтобы не вмешивался в ее жизнь и занялся бы своей. При этом Най не упустила возможности сказать отцу, что его южная любовница нечета ее Крысенышу. Тот действительно ее любит, а Джу мечтает о славе великого папочки. Лаврентио добил вопрос Най:

- Ты и в правду считаешь, что такая молодая может любить старого композитора?

Услышав такой вопрос от других, Лаврентио бы отмахнулся, но слова дочери задели его.

- Най, малышка, - Лаврентио расстроился так, что перестал слышать музыку, и не мог связанно говорить.

- Отец, ты извини, но кто тебе скажет, если не я? И я бы не стала, но твои и мамины идеи меня достали.

- Най, но я же не...

- Не надо, отец. Ты думаешь, я не слышу, что говорит мать?

- Най, я не...

- Отец, ты думал бы о себе.

Лаврентио смог собраться с мыслями, чтобы высказаться:

- Най, я люблю Джу, я люблю не так, как ты любишь своего охранника, но люблю. Не спорю, ты меня уязвила своими словами. Но Джу не такая.

- А ты слышал, что говорят музыканты?

- Что? - Лаврентио опять испугался.

- А то, что ты пишешь под нее, - Най уже сама была не рада, что завела разговор об этом. Утром Най вытерпела очередную тираду мамочки.

- Это не так, - по-детски возразил Лаврентио.

- Прости, папа, - Най взяла отца за руку. - Я не хотела тебя обидеть. Мы не общаемся, но сегодня... Тем более, что это правда. Ты наслаждайся только осознано.

- Что ты говоришь, Най? - Лаврентио убрал руку.

В дверях стояла Джу. Со всхлипом она кинулась на грудь любовника. Лаврентио беспомощно посмотрел на дочь. Он уже гладил Джу по голове. Най пожала плечами и ушла, посчитав разговор оконченным.

- Ты как? Поговорила? - Крысеныш обнял свою любимую.

Най освободилась от его объятий. Ей захотелось просто посидеть рядом и помолчать, но Крысеныш ждал ответа.

- Красотка крепко взялась за отца, - Най хотелось побыстрее закончить разговор.

- И все?

- Поговорили только об этом, - участливое внимание Крысеныша согрело Най, от сердца отлегло. - Мне то что, мы чужие, Крыс. Лучше обними меня еще раз, а про нее я думать больше не буду. У меня, что своих дел мало? А что это у тебя цветы лежат? Это мне?

- Тебе, мне пришлось присматривать за Саньо, когда он собирал их, - Крысеныш собрал рассыпавшийся букет.

- Для кого?

- Сама догадаешься? - Крыс прищурил глаза.

Саньо не только собрал цветы, но и сплел из них венок, такой какой учили его делать в юности. Саньо знал около двадцати видов плетения, и это не являлось рекордом. Всегда цветы плели женщины, но Солнечный оказался единственным мужчиной, умеющим это делать.

Дело в том, что в процессе плетения ткались тонкие почти невесомые заклинания, которые могли в будущем материализоваться или развеяться в зависимости от ситуации.

- Ты что их сплел? - Богарта рассматривала венок.

Саньо очень нравилось разглядывать озадаченную Богарту.

- Ты и это умеешь? - поразилась женщина. Но потом опомнилась, и перешла на более официальный тон. - Зачем?

- Чтобы сделать тебе приятное, - Саньо сидел рядом, а по мнению Богарты, слишком рядом.

- Я не об этом. Зачем ты пришел?

- Я хотел спросить. Эти самовлюбленные, не удосужились этого сделать. Ты, что думаешь про фестивальную постановку?

- А я то здесь при чем? - Богарта отодвинулась.

- Тебе нравится? Или нет? - Саньо пододвинулся поближе. Ему хотелось разбить скорлупу скрытности любимой женщины. - Ты подумай, а я хочу рассказать похожую историю. Можно? - Богарта крутила в руках венок, и не стала отвечать, но и отодвигаться не стала. - Была похожая история. Случилась она с моим знакомым. Может быть ты его знаешь актер Херонимо. Уже улыбаешься? Правильно, Херонимо лучший в мире комедиант. Но он еще и бабник. Так вот на одной театральной попойке Херонимо поспорил, чтобы покрасоваться перед дамами, что он не только актер, но еще и автор прекрасный. Артисты народ азартный, согласились сыграть в постановке Херонимо. Сроку ему дали десять дней. Мучался Херонимо страшно, и не нашел ничего лучшего, чем описать историю своей жизни. При чем почти достоверно. Да это я про скандальный "Огонек" рассказываю. Сам Главрик IX услышал о споре и заявился со всеми придворными смотреть. Херонимо естественно был не в курсе. Но текст он сваял за десять дней. И то ли король что-то недопонял, то ли недослышал, но поправлять его было поздно. Вместо первой репетиции получилась премьера постановки. Главный театра пьет сердечный отварчик, остальные в шоке. Текст, кстати единственный экземпляр, на кусочки порезали и раздали народу. Декорации, костюмы, свет и музыка - все сборная солянка. Король в нетерпении на первом ряду. Херонимо и глава театра валяются без сил на предпоследнем ряду. Оба почти при смерти. Начало. Акт первый "Огоньков". Молодой Херонимо поехал в столицу, поспорив перед этим на одну овцу, что станет известным и богатым, что вся столица будет лежать у его ног. Когда рабочие сцены слушали краткое изложение "Огоньков" кто-то недопонял про эту саму овцу. Ну, и приволок ее. И вот, в первой сцене глюк на сцене овца. Радостная такая овечка с бантиком. Артисты ее увидели и попытались увести. Актер, играющий молодого Херонимо, к овце, та от него, он к овце, она от него.