Мудрец острова Саре

Атайя открыла рот и ничего не могла с этим поделать.

Брат из ума выжил? Или наоборот?

— И не говори мне, что это очень опасно, — продолжил Николас. — Напомнить, что произошло, когда ты попыталась запугать его? — Брат ткнул пальцем в Джейрена, который тактично молчал. — Ему следовало поехать с тобой в Кайт, а не оставаться в безопасной Рэйке, где его схватил пронырливый капитан Дарэка и силой притащил к нам. К тому же мне известно, что ты собираешься связаться со старыми друзьями отца. Как ты можешь просить их присоединиться к кампании, а меня отвергать?

— Это совсем другое! — запротестовала Атайя. — Николас, ты — принц Кайта, ты второй на очереди к короне…

Брат победно поднял руки:

— Вот именно! Я — Трелэйн. И я тоже в ответственности за Кайт.

Атайя тяжело вздохнула: что тут возразишь? Она сама когда-то приводила этот довод.

— Достаточно одного изгнанника в нашей семье, — пробормотала она, сдаваясь. — Дарэк лишит тебя наследства, как и меня.

— Тебе от этого хуже не стало, — ответил Николас. К нему наконец вернулась едва заметная улыбка. — Я бы сказал, даже помогло.

Тут Терренс потребовал еще связочных прутьев, и принц поспешил продолжить работу. Довольно посвистывая, он полез вверх по лестнице с охапкой веток: крестьянин до мозга и костей, без намека на королевское происхождение.

— Мы вернемся к этому вопросу, Николас, — пригрозила Атайя, повернулась, увидела шутливую улыбку Джейрена и поняла, что битва проиграна.

Вечером она собрала своих последователей в лесном лагере, чтобы предупредить их о создании Трибунала. На закате пробил бронзовый колокол, и все стеклись в часовню. Принцессе было не по себе, когда она приближалась к церквушке. Именно так, наверное, чувствуют себя солдаты накануне сражения: готовы идти в бой, но боятся не увидеть завтрашний восход.

Кружил снег — редкость для юга Кайта в середине октября, — покрывая просеку тонким слоем звездной пыли, которая таяла под ее сапогами. Внутри часовни Джейрен создавал светящиеся шары над алтарем, круги размером с ладонь отбрасывали рубиновый свет на застывшие в ожидании тревожные лица собравшихся.

Когда подошли все, Атайя прошагала между рядами, ощущая себя священником, который собрался вести богослужение. Накидка словно превратилась в ризу, а свадебная брошь — в официальный перстень епископа. Она еще ни разу не выступала перед всеми последователями сразу, но не волновалась, потому что знала, что перед ней восприимчивая публика, а не злая толпа, на которую Атайя натолкнулась на площади Кайбурна пять месяцев назад.

— Для начала я хочу, чтобы вы знали, как я рада вас здесь видеть, хотя и опоздала с приветственной речью к тем, кто провел в лагере все лето. — Атайя остановила взгляд на каждом новичке по очереди, выражая свою благодарность. — Вы очень храбрые, если решились принять магические силы и отречься от обряда отпущения грехов, и я сделаю все возможное, чтобы защитить вас, пока вы здесь.

Атайя прошлась пальцами по краю алтаря.

— Как вы, наверно, уже сами заметили, перед нами лежат три основные задачи. Нам надо проповедовать свое дело, набирать новых добровольцев. Все в Кайте должны знать, что мы можем предложить людям. По этой причине вы, вероятно, не часто будете видеть меня в лагере следующие несколько недель. Я хочу рассказать всем и всюду, чем мы здесь занимаемся, до наступления зимы.

Если она уже не наступила, — подумала Атайя, глядя в окно: снег повалил сильней.

— Во-вторых, мы обучаем колдунов справляться с пробудившимся у них меканом. Когда их слишком много, это все равно что пытаться остановить течение реки голыми руками. Даже сейчас у нас около пяти учителей на тридцать учеников, и нам нелегко справляться. Другими словами, как только вы освоитесь с магией, то, пожалуйста, проявите желание помогать другим. Натан, я слышала, что ты молодец. — Атайя повернулась к мускулистому светловолосому сыну Руперта. — И наконец, — продолжила она, перейдя на строгий тон, — нам надо защищаться. Мне не нужно вам говорить, что нас не все одобряют, в особенности король и церковь. В лагере мы находимся в относительной безопасности — за все лето люди епископа не смогли найти нас, — но овчарню так просто не спрячешь, иначе нас не найдут новые колдуны. Наше месторасположение всем известно, поэтому вокруг стоят караульные. Враг тоже знает, где нас искать.

Несколько человек зашевелились, услышав о необходимости защиты: они понимали, о каком враге идет речь, но молчали.

Атайя почувствовала напряжение в часовне и заметила, что у нее самой вспотели руки. Предстояла самая важная часть речи.

— Есть еще одна причина, по которой я вас сегодня собрала, — начала принцесса, удивившись воцарившейся тишине: стоило ей замолчать, и стало слышно, как на землю опускаются снежинки. — До некоторых здесь уже дошли слухи о Трибунале, призванном уничтожить всех, имеющих какое-либо отношение к магическим силам, а также готовых помочь им. — Она перевела дыхание, и легкие наполнил затхлый запах гниющих листьев. — Я недавно узнала, что эти слухи оправданны. Король и церковь объявляют нам войну.

Стал нарастать испуганный ропот, но Атайя продолжила, она была обязана изложить самое страшное.

— И поскольку верховным судьей назначен епископ Кайбурна, то всем становятся ясны методы, к которым прибегнет Трибунал, чтобы выпытать признания вины. Их можно сравнить с самыми темными днями нашей истории — Временами Безумия и сопровождавшей их чисткой.

Судя по ужасу в глазах людей, они хорошо помнили историю своего государства. Во время резни лорнгельдов, устроенной королем Фалтилом двести лет назад, даже милосердие к проклятому народу каралось смертью. Лорнгельдов лишили силы с помощью корбаловых кристаллов и надругались над телами: полосовали ножами, жгли огнем, отрывали руки и ноги. Даже бывалые солдаты Ранальф с Кейлом, привыкшие к насилию, обменялись растерянными взглядами.

— Что же будет с моей женой? — выкрикнул один мужчина, выйдя между рядов. — Если они узнают, что она вышла за меня замуж… что ей известно, где я… бог мой, они убьют ее!

— Я не могу обещать, что они не сделают этого, — сказала Атайя, не в силах скрывать от него жестокую правду. — Не просто жить, сознавая, что можешь навлечь горе на своих близких, поверьте мне, я знаю это не хуже вас. Но мы не можем сражаться за собственную жизнь, не рискуя. Когда-нибудь отпущение грехов станет кошмарным воспоминанием, и лорнгельдов больше не будут называть детьми дьявола, тогда никому не придется бояться за себя и свою семью.

Мужчина, ворча, вернулся на место. Атайя не была уверена, что смогла успокоить его, но по крайней мере он не покинул церковь. Это уже что-то: маленькая победа в огромной войне.

— Нам не легче от разговоров о прекрасном будущем! — выкрикнула светловолосая женщина, сжимая посиневшими пальцами изношенную накидку. То была Мария, которая случайно снесла крышу овчарни. — Нас поймают, как только мы покинем лагерь и вернемся обратно домой!

Джейрен сурово, но без упрека произнес:

— Если бы не Атайя, вы уже давно были бы на том свете. Почему бы теперь не остаться и не помочь выжить другим? Если мы обучим всех лорнгельдов в Кайте, инквизиторам никогда не удастся истребить нас всех. Мы победим просто численным перевесом. На данный момент нам нечего терять.

— Тебе хорошо говорить, — раздался мужской голос около стены. — Если что, в любой момент сбежишь в свою Рэйку, поджав хвост.

Джейрен закипел от гнева, а Атайя вытянула шею посмотреть на наглеца: долговязый жилистый мужчина с чертами лица острыми, как его язык. Ах да… Саттер Дубай, один из новичков. Джильда о нем предупреждала. Сын барона, бросивший вызов отцу и отказавшийся принять отпущение грехов. Лорд Дубай испугался, что Трибунал отберет у него земли, как только узнает, что его сын — колдун, и публично отрекся от отпрыска, лишив его наследства. Саттер прибыл в лагерь ожесточенным, проклиная свои магические силы за нанесенный ему урон и отказываясь принять обретенный дар. Как сказала Джильда, которая наблюдала за его первыми шагами в учении, он до безрассудства неосторожно обращается со своим талантом.