Три желания за жизнь

Марина уже собиралась что-то ответить, когда в комнату ворвался малыш лет трех-четырех с истошно надрывающимся телефоном.

- Лина, Лина, - кричал он. – Телефон!

А дальше произошло две вещи одновременно, Марина приобняв мальчугана и благодарно чмокнув его в макушку, приняла вызов, а Вика, охнув и в миг побелев, закусила губу, но девушка отвернувшаяся от нее этого не заметила.

- Привет. – С теплой мечтательной улыбкой, от которой все перевернулось в душе у джинна, произнесла она. – Да, конечно. Жду.

Рина засмеялась чему-то сказанному и добавила: - Ничего не надо. Не бойся, они не кусаются. – Выждав театральную паузу, многозначительно произнесла, - В основном! – И снова мягче, нежнее, - Я тебя тоже.

Когда, закончив разговор она снова повернулась к сестре, та уже снова могла дышать свободно.

- Ну, что ж, Вик, похоже ты уже сегодня получишь ответы на свои вопросы, - Подмигнула Рина ей.

Женщина радостно улыбнулась и тут же снова скорчилась от боли.

- Ох, - она сделала, глубокий вдох, - Ты уж извини, Ринусь. Но сегодня вряд ли. Кажется моя дочурка решила появиться на свет.

Марина побледнела и, подтолкнув с интересом вертящегося рядом малыша в сторону двери, произнесла:

- Мить, солнышко, бабушку с папой зови.

Но малыш заупрямился и вывернувшись бросился к матери, намертво цепляясь в ее ноги.

- Мам, мам, - напугано лепетал он.

- Все нормально, Митенька, все хорошо.

Марина видимо поняв, что ребенка не удастся выпроводить с кухни, громко крикнула.

- Мам! Сереж! У Вики схватки!

Спустя несколько секунд все оставшееся семейство было уже здесь, наводя ужасную суету, но Таяр уже не обращал на это внимания. Его взгляд неотступно следил за женщиной, командным голосом раздающей распоряжения.

- Сережа, дуй домой за документами. Коля, заводи машину, везем Вику в больницу. Маришка остаешься с Митенькой, только не спалите мне тут ничего!

Ясмин сильно изменилась, с того времени, когда он видел ее в последний раз. Но у него не было сомнений, что перед ним бывшая любовница его отца. Злость затопила все существо.

Джинния. Воробушек все же чертова лицемерная джинния, скрывающая свое истинное лицо под маской невинности.

Осознание предательства оказало на него оглушающее действие и он стоял как вкопанный, до тех пор пока квартиру не покинули все, кроме Рины и ребенка.

Таяр злился и не понимал, почему ее обман, так волнует его.

В дверь позвонили и он вместе со всеми на автомате двинулся к ней. И словно всего увиденного было мало, там джинн столкнулся с обаятельным светловолосым мужчиной, который, по-хозяйски обняв, целовал его женщину.

- Прости, Макс. – Разрумянившаяся Марина оторвалась от него. – Но никого нет. – Девушка развела руками. - Вика неожиданно решила рожать. Все уехали с ней, кроме меня, оставленной няней для Мити.

- Ничего страшного. Я никуда не тороплюсь. – Мужчина тепло улыбнулся, вызывая скрежет зубов у Таяра.

- Митя – это Максим мой жених. Максим, этот взрослый умный мальчик – мой племянник. – Девушка спокойно представляла мужчин друг другу, а Таяр был уже не в силах сдержать бешенства.

- Все хватит, Марина! – Прорычал джинн. – Поиграли и хватит. Разрывай чертову иллюзию! – Крикнул он, видя, что девушка вздрагивает и ежится как от холода. – Рина! – Во всю силу легких сотрясал воздух Таяр. – Я сказал, просыпайся!

Джинния нахмурилась, сжала губы, но даже не взглянула в его сторону, хотя явно что-то слышала и чувствовала.

- Мариш, что-то случилось? – Обеспокоился хлыщ.

- Нет, - Марина растянула губы в улыбке, - Нет. – И джинна выкинуло из сна.

Таяр с удивлением взирал на все еще неподвижную фигуру, не понимая, что не так. И начиная испытывать беспокойство.

***

Клидис не знала куда ей приткнуться, где найти место для себя. Джинны, оповещенные о наказании, смотрели на нее с нездоровым любопытством, вызывая дикое желание стать невидимкой, сбежать, укрыться.

Она попыталась затеряться среди людей, но не смогла вынести такого близкого нахождения рядом с ними. Стихия сушила и подтачивала изнутри, доводя до болезненного помешательства.

Бездумно мерея шагами улицу, джинния видела, как прохожие шарахались от нее, предпочитая перейти на другую сторону дороги или свернуть куда-нибудь, будто чувствуя излучаемую ею опасность. Наверное она представляла жуткое зрелище: обезвоженная, потрескавшаяся кожа, горящая болезненной краснотой; безумные глаза сверкающие чернотой и высохшими кристалликами так и непролитых слез; торчащие во все стороны ломкие волосы… Ведьма, не иначе.

Хриплый всхлип вырвался из груди. Она просто хотела любви, она отдала все… А взамен… получила медленную мучительную смерть.

Не мог Исиб, вычерпывая из нее краденные и скрупулезно скапливаемые силы, не знать, что свои она давно и безвозвратно отдала его сыну.

За что? За то, что любила? За то, что стремилась выжить любой ценой? За то, что хотела добиться власти, чтобы убаюкать уязвленную гордость? Доказать, что не вещь, о которую можно безнаказанно вытереть ноги?

Месть, как сладко было слово, но как пусто сейчас было у нее на душе. Пусто, как в бездонном колодце…

Решение пришло внезапно, и даже боль на мгновение отступила.

Клидис знала, куда она пойдет за защитой и утешением – к Святыне. Внутренний огонь, словно только этого и ждавший от нее, перестал мучить, даря свою заботливую ласку.

Каждое перемещение давалось с трудом, будто она не просто и привычно сокращала пространство, а как минимум создавала огромный сказочный город, но это уже казалось второстепенной мелочью. Главное было добраться до изначального пламени и попросить наполнить ее своей энергией, взамен принесенных жертв.

Живительная прохлада каменных сводов встретила ее гулкой тишиной. Столб огня переливался и манил к себе, как мать заблудшее дитя. Слезы облегчения наконец пролились из глаз, когда она прижалась к шершавому краю колодца.

Клидис не могла поделиться со Святыней своей силой, чтобы воззвать к ней, единственное, что джинния могла дать - была кровь. Без раздумий полоснув по вене небольшим кинжалом, она прижала руку к золотым прожилинам и, уже чувствуя, как разум и тело заполняется благодатью, различила сбивчатый мерный перестук каблуков, эхом разносящийся по залу.

В душе поднялась паника, Клидис не хотела, чтобы кто-то увидел ее, и в то же время в голове нарастал гул, преобразующийся в зов. Святыня взывала к ней нежно, любяще, ласково, манила утешением и прощением. И джинния сдалась, делая шаг, затем еще один, преодолевая защитный круг и падая в бездну…

На секунду малодушный страх возник в душе, но тут же исчез, стоило изначальному пламени объять ее заботливым материнским прикосновением. Клидис не потерялась, не сгорела… она стала частичкой чего-то грандиозного, необъятно-большого, в то же время сохраняя себя… Живительная сила укрывала, обещая выбор. А сейчас… сейчас ей было радостно и тепло, и она вместе с матерью нетерпеливо ждала, чем закончится испытание для пары джиннов, в котором она, исподволь управляемая стихией, сыграла не последнюю роль.

Нельзя противиться воле «Дарующей силу», но, кажется, женщина, вошедшая в зал, собиралась в очередной раз сделать это…

***

Жасмин, подталкиваемая сомнениями, стремительно преодолевала уровень, за уровнем, направляясь к Святыне. Ей с трудом удалось уговорить Николая, волновавшегося не меньше, а скорее даже большее нее, отпустить ее одну. Муж был недоволен, но все же внял ее желанию, побыть со своими мыслями наедине и почувствовать единение со стихией.

Не смотря на несомненную любовь Николая, его поддержку и веру в нее, за последние два дня она все чаще задавалась вопросами, так ли была права, побоявшись пройти обряд и позволив загнать себя в жесткие рамки, стоили ли жизни родителей ее малодушного страха, не за себя – за него? И самый основной - имеет ли она право перекладывать на дочь собственные опасения?