Дар миротворца (СИ)

Храм оказался в получасе ходьбы, в другом конце Саламора. Большое бревенчатое здание с камышовой крышей и полумесячными окнами было обнесено частоколом. За храмом начинался редкий лесок. Во внутреннем дворе были два колодезя, к которым живущие неподалёку крестьяне ходили за водой, и несколько шалашей для бесприютных.

Настоятель Малоний, полноватый седеющий священник с добродушными пухлыми щеками, встретил гостей у ворот.

– Мир тебе, Фосферос! Большая честь видеть тебя в нашем храме!

Учтиво поклонившись, Малоний пригласил всех пятерых в свою опочивальню, по ходу со всеми знакомясь:

– Ты никак анфейский воитель будешь? Как звать тебя? – спросил он Марка.

– Подорликом кличут, – скромно ответил тот.

– А кто эта девушка, у которой мечи смотрятся так же изящно, как ожерелья?

– Элейна из Школы рыцарей юга, – отозвалась девушка с улыбкой.

– А ты, воитель?

– Сурок… то есть, Севрисфей из Сарпедона.

– Из Сарпедона! – мгновенно просиял Малоний. – Ильмар, будь добр, проведи благородного воителя в кладовую и подыщи для него новую одёжу. Негоже ходить в таком одеяния славному защитнику морфелонских святынь.

Сурок широко улыбнулся. Такие слова в свой адрес ему, как видно, доводилось слышать не часто.

В опочивальне Малоний рассадил гостей и начал говорить. Марк ожидал, что он начнёт расспрашивать прославленного Фосфероса о легендах Фарана, о таинствах Посвящённых, однако настоятель целый час лишь рассказывал о своей службе в Саламоре, о нелёгком бремени, которое он призван нести.

– Эх, если бы не эти мои заботы – я бы сам отправился в Фаран до конца своих дней! – заявил старый настоятель мечтательно. – Но нельзя, нельзя покидать доверенный Всевышним удел. Даже ради духовного уединения. Не станет меня – кто моё бремя возьмёт? Никто из Морфелона не желает ехать в эту глушь. Разве что кого-то в наказание сошлют, – Малоний рассмеялся. – Я ведь не только храмом опекаюсь, но и по окрестным селениям езжу.

– Разбойников не боитесь? – спросил Марк, чтобы поддержать разговор.

– Привык уже. Народец добр к тебе, когда ты сам добр к народцу. Так издревле повелось. Только ухо надо держать востро. Много у нас тут всяких… Мне тут Ильмар нашептал, что вы с бандой Гарона сдружились, – настоятель почему-то заговорил шёпотом. – Опасные это люди. Пырнут ножом из одного удовольствия. Как вам удалось их к себе расположить, а, Фосферос?

– Народец добр к тебе, когда ты сам добр к народцу, – ответил Эфай словами самого Малония.

– И то верно, – старый настоятель снова рассмеялся и закивал бородкой.

Вернулись Сурок и Ильмар. Сарпедонец был облачён в длинный коричневый плащ, матерчатую рубаху, кожаный нагрудник и широкие кожаные штаны морфелонского покроя.

– Вот! Вот как должен выглядеть воитель славного Сарпедона! – на высокой ноте произнёс Малоний.

Тут настоятель принялся рассказывать о своих трудах, о повседневных заботах о храме, сетуя на чёрную неблагодарность саламорцев: что храм нельзя без охраны оставить, что от разбойников на дорогах спасу нет, что братья из Морфелона посещают его всё реже, а ведь морфелонские храмы – это всё, на чём держится вера в Туманных болотах.

«Удивительный человек, – подумал Марк. – Он жаждал увидеть великого Фосфероса вовсе не для того, чтобы попросить его совета или благословения, а чтобы выговориться самому».

О чём думал Эфай было неясно: воин-отшельник пребывал в умиротворении и внимании, изредка кивая головой.

Однако в чём-то Марк ошибся. Выговорившись, Малоний с видом измученного жизнью труженика признался:

– Скажи мне, Фосферос, я ведь всё делаю правильно. Исправно веду служение, объезжаю посёлки, поддерживаю приюты, совершаю обряды и шествия, помогаю крестьянам как могу… скажи, почему с каждым днём мне всё тяжелее и всё меньше радости от того, что я делаю?

В этот момент Марк глянул на Малония с уважением: далеко не каждый храмовник в Каллирое решится на такое признание в присутствии малознакомых людей.

– Ты всё делаешь правильно, – ответил Эфай. – Но всем твоим трудам не хватает лишь одного – души.

Настоятель потупил взгляд и долго сидел так, глубоко и напряжённо думая.

– Твои слова обжигают мне сердце, Фосферос.

– Это хорошо. Потому что многие сердца сегодня уже невозможно обжечь.

Малоний мелко затряс головой, соглашаясь.

– Знаете, друзья мои, я ведь ещё зелёным юнцом сюда прислан был. Сколько надежд кануло в небытие! Самой заветной мечтой моей была мечта о том, чтобы все люди в этом крае жили согласно Пути Истины, по законам доброй совести, помогая друг другу в беде и разделяя радость каждого, как личную радость. Но мечтая о таком мире, я с горечью видел, что алчность, зависть, вражда и невежество растлевают души и разделяют людей. Да, у каждого народа есть свои особые грехи. Морфелонцы прослыли ленивыми, мелисцы – распутными, амархтонцы – равнодушными, южане – заносчивыми. Но все эти народы, кто явно, кто тайно жаждут перемен. Здесь же – все как в трясине погрузли. Многие страдают от нищеты, от болезней и всяких напастей, но при этом – никто палец о палец не ударит, чтобы изменить хоть что-то. Все ждут, что придёт великий чудотворец, и разом жизнь преобразится, – тут Малоний нахмурился и на секунду замолчал. – Чаровник у нас объявился. Люди к нему потянулись. Дары ему носят, благословения ищут. Чудотворцем называют. А кто он таков – никто толком не знает.

– А что о нём вообще говорят? – насторожился Марк, понимая о ком идёт речь.

– Разное говорят, – неохотно ответил настоятель. – В Саламоре сохранилась добрая память о Четвёртом миротворце. Вот многие и верят, что чаровник этот – то ли новый миротворец, Восьмой то бишь, то ли сам Четвёртый, воскресший из мёртвых.

– Даже так! – удивился Марк, переглянувшись с Лейной. – Кажется, я начинают понимать цели Кукловода… Кто-то очень хочет провести Мелфая путём Четвёртого… Сделать из него мага-миротворца, – возбуждённый догадкой Марк привстал. – Эфай, ты обещал рассказать о конце пути Четвёртого миротворца.

– Что?! Почтенный Фосферос, ты был рядом с Четвёртым в день его гибели? – изумился в свою очередь настоятель.

– Нет. Но я был рядом с ним в тот момент, когда он сделал свой окончательный выбор, – ответил Эфай. – Страшный выбор, к которому его подтолкнули вовсе не коварные некроманты, а те аделианские злопыхатели, которые возложили на него всю вину за поражение короля Ликорея в Тёмной долине, – черты лица воина-отшельника посуровели, в глазах вспыхнуло давнее, незабываемое воспоминание. – Часть вины за его выбор лежит на королеве Сильвире и её архиепископе Велире. А ещё – на мне. Все мы, каждый по своему, подтолкнули Четвёртого к уходу в Белое Забвение…

***

Мгла постепенно сгущалась. Впереди появилась белая дымка тумана. Поначалу это была редкая, почти прозрачная дымка, но по мере того, как путник углублялся вдаль по нехоженой дороге, его окутывала пелена густого-прегустого марева. Здесь начиналось Белое Забвение.

Сгорбленный человек приближался к вечному туману, ведя под уздцы своего осла с поклажей. Благородная рыцарская накидка с золотыми нашивками – знаками отличий за заслуги перед Южным Королевством – небрежно держалась на одном плече и волочилась по пыльной дороге. Парчовый халат, расшитый символами бесцветных магов, был расстёгнут нараспашку, а пояс болтался просто так – вопиющая небрежность, которой не позволил бы себе даже самый захудалый чародей. Зачехлённый меч был прикреплён к седлу вместе с коротким магическим жезлом.

Рыцарь, маг, миротворец – кем бы ни был сейчас этот человек, он шёл поступью обречённого. Согнутые плечи, будто придавленные непосильным грузом, выражали тяжесть вины, горечь утраты и близость отчаяния. И только в чётких, размеренных шагах его читалась какая-то яростная сила – решимость идти до конца, если не ради победы, то ради мести.

– Нет, нет, месть мне чужда… Я посланник мира. Всевышний избрал меня из сотен тысяч других… – бормотал он себе под нос. – Я тот, кто несёт мир, а не вражду… Я никогда не буду мстить вам, друзья мои и враги… но и оставаться среди вас я не желаю…