Мой замок

– Счастлив служить вашей милости! – осчастливленный доверием слуга откланялся и исчез.

– Жребий брошен, – вздохнул граф Арден. Оставшиеся у стола пять человек переглянулись. Он начал с Роланда:

– Вот что, сынок. Вспомни как можно точнее, что ты успел поведать тем монахам. Ты рассказывал, кто ты такой?

– Нет, – нахмурился тот. –Ничего я им не рассказывал. Зачем? Они ничем не помогут. Только разнесут сплетни. И вообще... Это всего только простые монахи. Им нет дела до лордов и их наследства.

– Ты поступил совершенно правильно, сэр Роланд, – с уважением одобрил граф. – Что бы ни было между нами, чужих вмешивать не стоит. Но ты все-таки с ними беседовал? О чем?

– О Рождестве. Мне было интересно, как его празднуют. И еще о живописи. Их старший, отец Пантор, сокрушался, что образы святых в соборе подпорчены, искал, кто бы мог помочь. Их живописец брат Арнольд умер прошлой зимой. Они думали, в Баттеридже есть маляр хороший. Действительно, был такой, даже меня учил в детстве. Но его давно нет. Сбежал. Вообще, думаю, уехал из Англии, он все рассказывал о стране на Юге, где когда-то учился...

Это была самая длинная речь, когда-либо у слышанная от Роланда без понуждения. Сэр Конрад постарался скрыть удивление и спросил:

– Так ты учился живописи?

– Немного, – вздохнул юноша. – Мама меня учила, когда была жива. А потом Саймон, так звали маляра. Но он плохо рисовал, так что с ним я только краски учился смешивать.

– А ты бы сумел помочь этим бедным монахам? – мелькнула у графа неожиданная мысль. – Им же, как я понимаю, только подкрасить надо, а не рисовать заново?

– Я? В Аббатство? – округлил глаза Роланд. – Да кто мне позволит?

Приор ни за что не допустит меня до святых образов. Я же не маляр!

– Ну, маляра они искали от большой нужды. Можно сказать, что ты ученик художника. Это ведь почти правда!

– В самом деле, Роланд! Поедем вместе! – вмешался с возбуждением Родерик.

Поглядев в радостные глаза своего младшего друга, Роланд Арден перевел взгляд на его отца:

– Неужели вы отпустите меня?

– Безусловно, – утвердительно кивнул граф. – Вместе с графиней, Родериком и десятью рыцарями сопровождения. Представим тебя аббату как нашего пажа из Лондона, ученика живописца.

Он один миг помолчал и прибавил:

– Не буду хитрить с тобой, Роланд. Это испытание. Если спокойно проведешь вне крепости несколько дней, поможешь в раскрашивании уж чего там необходимо, не станешь кричать во всеуслышание о своих правах и вернешься вместе со всеми, твое положение в замке станет намного выше. И ближе – посвящение в рыцари. Докажи, что ты взрослый, а не истеричный юнец. И тебе самому станет легче. По-моему, что-то тебя гложет сильней, чем надо. Воображаемые несчастья мучают хуже настоящих. Разберись в себе.

Юноша молча поклонился в ответ.

– А ты, сын, говорил со святыми братьями? – продолжал граф свои расспросы. – Это очень важно. Вспомни и перескажи.

– Я приветствовал их. Представился. Они спрашивали, есть ли у вас еще дети. Я рассказал о сестре.

– И больше ничего?

– Ничего, отец. Я все понимаю.

– А о своем дружке Мозесе ты им не говорил? О его отце, старшей сестричке?

– Что вы, отец! Ни единого слова.

– А Джон Баррет мог о них рассказать?

– Вряд ли, сэр. Понимаете, он не был долго у Вулиджей. Кажется, он не очень любит своего зятя.

– Роланд, вопрос к тебе. На свадьбе сына старосты Баррет был?

– Зашел на полчасика. Посидел. Поздравил. Не очень-то близкие они друзья, как мне кажется, – последовало остороженое объяснение.

– А с кем они больше всех разговаривали? Я имею в виду монахов.

– С Вулиджем, думаю. С Глендой тоже. Но с ним больше. Рон Дейни говорит, расспрашивали о новом графе. Добрый ли человек, богат ли, не собирается ли строить часовню...

– А что он отвечал, твой Рон не подслушал?

– Он не подслушивал, – как всегда, Родерик заступился за друга. – Они открыто говорили. Вулидж сказал, что господин, видно, очень богат, так как его рыцари всегда платят серебром, а однажды даже золото дали, и не берут пива в долг. И за мясо, отосланное на кухню в замок, повар его мяснику отсыпал плату без разговоров. И велел привозить еще.

– И больше ничего?

– Ну, Рон слышал еще, что Вулидж меня хвалил. Мол, юный лорд щедр, угощал кое-кого из охотничьей добычи. И еще сказал, что я выгляжу лет на пятнадцать. Это правда, отец?

– Возможно, правда. Крестьянские мальчики ростом гораздо ниже тебя, и мускулы твои лучше развиты благодаря упражнениям. Вряд ли он знал многих высокородных отроков... Да, если сравнить, например, тебя с Мозесом – а он почти твой ровесник – то ты намного выше и сильнее. Наверняка и твой Рон выглядит маленьким.

– Он мне почти по плечо...

– Не будем отвлекаться. Ты абсолютно уверен, что монахам в селе не рассказали лишнего? Например, сплетни насчет моих женщин, или насчет моего происхождения? Роланд, ты ничего такого не слышал?

– Нет! – тот даже помотал головой, удовлетворенный, что на этот вопрос может ответить полную правду. – Ни единого слова. Меня о вас тоже спрашивали, но я только сообщил, что меня взяли на службу. А больше я ничего не говорил. И Вулиджа я просил не болтать, и Дейни тоже. Tодор, мясник, меня первым узнал, но он за все время никому, кроме своего хозяина, не проболтался. Мельник Роуч на свадьба не был, и он вообще человек очень молчаливый, особенно после каторги... А остальные боятся об этом говорить.

– Значит, можно заключить, что они придут, зная только, что у лорда Ардена есть жена, дочь, сын и много денег. Они также знают, что тут служат тридцать гвардейцев, паж – это Роланд, вряд ли о нем успели много насплетничать – и, наверное, женская прислуга. Сколько, они не знают.

– Поэтому договоримся так. Торин, пока ты здесь, предупреди всех парней. Посты занимать по-прежнему, в том числе в доме. Роланд, как паж, будет дежурить наверху, чтобы ни под каким видом туда никто не зашел, кроме Тэма Личи и моей жены. Женщинам не выходить, в том числе Эстер – пусть тоже сидит с остальными, два дня можно и потерпеть.

– Давида с сыном сегодня же перевести в подвал. Ничего страшного, все равно мастеру там работать. И воздух есть, и свет, и даже тепло. Торин, назначь дежурного в кабинете, где люк. Пусть спит там, и еду чтобы ему носили, полный поднос.

– Ясно.

– Больше всех с монахами будут общаться моя жена, дочь и ты, сын. Один раз пусть навестят кухню. Джарвис, я надеюсь на вас и на Ладри.

Проповедь, какие-нибудь жития святых – это пожалуйста, но исповеди лучше не допускать. И еще, найдите, где лучше их поместить.

– Милорд, нижнее помещение левой башни уже обустроено. Есть и очаг, и стол, и койки постелить можно. И для молитвы уединение.

– Это там, где подземный ход? – уточнил сэр Конрад.

– Он закрыт и хорошо замаскирован.

– Подходит. Там их и поселим. И прошу вас, Джарвис, особенно, не допустить в эти два дня слишком вольной болтовни среди слуг. Лучше пусть святые отцы расскажут в Ноттингеме, что жестокий лорд слугам запретил разговаривать, чем наслушаются о разных прошлых грехах.

– Будет исполнено, милорд.

– Ступай, Джарвис, я на тебя надеюсь.

Поклонившись, дворецкий ушел.

– Теперь ты, Роланд. Можешь мне сказать, сколько в замке людей из числа рабов? Тех, что раньше жили в каменоломне?

– Семеро, милорд, – опять насторожился тот. – Три плотника, двое чинят камины и печи, а еще два человека взялись очистить замковый ров, они были садовниками, но до весны далеко... Они все живут в башне у ворот, там же, где комнаты мастера Бейна и Джона Баррета.

– А сколько осталось в пещере?

– Пятнадцать человек, – он опустил глаза. – Они хотят и дальше добывать камень, если милорд позволит. Там не тесно, и вода есть... Среди них несколько каменщиков, они надеются, что после зимы их тоже возьмут в замок, строить...

– Это все? Кажется, не хватает полудюжины? Что с ними случилось?