Хроники Тамула. Трилогия

– Пытаешься шутить?

– Вэнион, свадьба – это совсем не больно.

Это произошло, когда невеста и ее подружка были уже на полпути к берегу озера. На краю засыпанной снегом лужайки вдруг возникло непроглядно-черное облако, и оглушительный голос прогремел:

– НЕТ!

Из центра облака вырвалась ослепительная искра и начала зловеще распухать, пульсируя и мерцая по краям лиловым свечением. Спархок тотчас узнал это явление.

– Я запрещаю сию мерзость! – прогремел тот же голос.

– Заласта! – воскликнул Келтэн, воззрившись на стремительно растущий сияющий шар.

Стирик сильно осунулся, его волосы и борода были спутаны. Облаченный в белую стирикскую мантию, он сжимал в трясущихся руках свой гладкий посох. Он стоял внутри сияющего шара, окруженный его защитным ореолом. Спархок ощутил, как нисходит на него ледяное спокойствие – разум его и дух изготовились к неизбежному столкновению.

– Я потерял тебя, Сефрения! – воскликнул Заласта. – Но я не позволю тебе стать женой этого эленийца!

Афраэль опрометью бросилась к сестре – черные волосы ее развевались по ветру, на детском личике застыла неумолимая решимость.

– Не страшись, Афраэль, – продолжал Заласта на архаическом наречии стириков. – Явился я в сие проклятое место не затем, чтобы покарать тебя или заблудшую сестру твою. Говорю я ныне именем всего Стирикума и пришел затем, дабы мерзостная сия насмешка над брачным обрядом не осквернила всей нашей расы. – Он выпрямился, ткнув укоряющим пальцем в Сефрению. – Заклинаю тебя, женщина, отрекись от сего противоестественного деяния! Покинь место сие, Сефрения из Илары! Брак оный не будет заключен!

– Нет, будет! – прозвенел голос Сефрении. – Ты не сможешь помешать ему! Убирайся прочь, Заласта! Ты потерял всякое право указывать мне, когда пытался убить меня! – Она вздернула подбородок. – Или ты пришел сюда, чтобы повторить свою попытку?

– Нет, Сефрения из Илары. Тогда мной овладело безумие. Есть иной путь предотвратить сие осквернение расы. – И он стремительно повернулся, направив свой смертоносный посох на Вэниона. Блистающая искра сорвалась с кончика посоха и, шипя и брызгая огнем в бледном вечернем свете, полетела прямо как стрела, неся с собой смерть и всю ненависть Заласты.

Но бдительный Анакха был уже наготове, ибо понял уже, на кого Заласта направит свой удар. Шипящая искра летела прямо, и проворный Анакха протянул руку, дабы усмирить ее. Он поймал искру и увидел, как брызжет сквозь пальцы ее ярость. Тогда, словно мальчик, бросающий камень в птицу, он швырнул искру назад, и она взорвалась, ударившись об оболочку сияющего шара.

«Славно сделано, сын мой», – одобрил голос Беллиома.

Заласта судорожно дернулся внутри защитного шара. Бледный от потрясения, он смотрел на наводящую ужас фигуру сына Беллиома.

Методичный Анакха поднял руку и начал ладонью разбивать сияющую оболочку, за которой прятался обезумевший стирик, ударами той силы, что сотворяет солнца, – почти мимолетно отметив при этом, что гости рассыпались и что Сефрения бежит к Вэниону. Вновь и вновь хлеща по шару ударами этой силы, любопытный Анакха изучал ее, исследуя пределы своей мощи.

И не нашел пределов.

Неумолимый Анакха наступал на стирика-изменника, принесшего в мир столько горя и страданий. Он знал, что может единой мыслью бесследно уничтожить охваченного ужасом чародея.

Он предпочел не делать этого.

Мстительный Анакха двигался вперед, яростно уничтожая последнюю защиту, торопливо возведенную стириком, разбивая ее в клочья и отражая жалкие попытки Заласты ответить ударом на удар.

– Анакха! Это не правильно!

Крик прозвучал на языке троллей.

Озадаченный Анакха обернулся.

Это был Блокв, а сын Беллиома почитал косматого жреца Троллей-Богов.

– Это последний из злых! – объявил Блокв. – Кхвай желает причинить ему боль! Дитя Камня-Цветка услышит слова Кхвая?

Обеспокоенный Анакха задумался над словами жреца Троллей-Богов.

– Я услышу слова Кхвая, – ответил он. – Это будет правильно, потому что Кхвай и я из одной стаи.

Гигантская фигура бога огня возникла из пустоты, и под его стопами зашипел, испаряясь, снег на лужайке.

– Дитя Беллиома исполнит слово Улафа-из-Талесии? – прогремел он голосом, похожим на рев огня в горне.

– Слово Улафа-из-Талесии – мое слово, Кхвай, – подтвердил честный Анакха.

– Тогда этот злой – мой! Раздосадованный Анакха сдержал свой гнев.

– Кхвай говорит верно, – согласился он. – Если Улаф-из-Талесии отдал злых Кхваю, я не скажу, что должно быть не так. – Он поглядел на перепуганного до полусмерти стирика, который отчаянно пытался соорудить себе хоть какую-нибудь защиту. – Он твой, Кхвай. Он причинил мне много боли, и я хотел в ответ причинить ему боль, но если Улаф-из-Талесии сказал, что причинить ему боль – дело Кхвая, да будет так.

– Дитя Беллиома говорит хорошо. Ты человек чести, Анакха. – Бог огня грозно взглянул на Заласту. – Ты сделал много зла, человек по имени Заласта.

Заласта уставился на Кхвая испуганно-непонимающим взглядом.

– Скажи ему то, что сказал я, Анакха, – потребовал Кхвай. – Он должен знать, почему его наказывают.

– Хорошо, Кхвай, – сказал вежливый Анакха и сурово глянул на отчаявшегося стирика. – Ты принес мне немало страданий, Заласта, – зловеще проговорил он по-стирикски. – Я хотел отплатить тебе за всех моих друзей, кого ты совратил или погубил, но Кхвай потребовал тебя себе, и по разным причинам я намерен удовлетворить его требование. Лучше бы ты не показывался здесь, Заласта. Вэнион охотился бы за тобой по всему миру, но смерть – это пустяк, и заканчивается она очень быстро. То, что сделает с тобой Кхвай, будет длиться вечно.

– Он понимает? – требовательно спросил Кхвай.

– Отчасти, Кхвай.

– Со временем он поймет больше, а у него будет много времени. У него будет вечность.

И с этими словами ужасный бог огня сдул последнюю жалкую защиту Заласты и странным, почти ласковым жестом возложил свою громадную ладонь на голову стирика.

– Гори! – повелел он. – Беги и гори до скончания дней!

И Заласта-стирик, весь охваченный пламенем и сам пламя, с криком бросился бежать.

Сочувствующий Анакха вздохнул, глядя, как пылающий силуэт бежит по заснеженной лужайке, становясь все меньше и меньше, и крик немыслимой боли и невыразимого одиночества отдаляется вместе с ним, начавшим первый час своего вечного наказания.

ЭПИЛОГ

Следующий день с утра выдался холодным и ясным. Солнечный свет слепяще сверкал на покрытых снегом склонах окрестных гор, и над озером посреди потаенной долины Дэльфиуса стояла легкая туманная дымка. Бракосочетание, само собой, отложили, и теперь оно должно было состояться только этим вечером.

Были, конечно, вопросы, но Спархок утихомирил всеобщее любопытство, объяснив, что все происшедшее было делом рук Беллиома, а он, Спархок, лишь послужил ему орудием – что было не такой уж и большой ложью.

День прошел тихо, а когда зашло солнце и вечерние тени вновь легли на долину, все собрались вновь. Весь день Спархока мучило и дразнило какое-то странное предвкушение. Что-то обязательно должно было здесь случиться. Беллиом говорил, что он узрит чудо, а Беллиом не стал бы походя бросаться подобным словом.

Вечерние тени углубились, и Спархок и прочие мужчины проводили Вэниона на берег светящегося озера, чтобы дожидаться там невесту и ее свиту, покуда сияющие пели древний гимн, так грубо прерванный минувшим вечером.

И наконец в воротах появилась невеста. Рядом с нею шла королева Элении, за ними следовали прочие дамы. Богиня-Дитя кружилась и плясала в воздухе перед шествием, и чистый голос ее звенел прозрачной флейтой, когда она вновь посыпала тропу к озеру лепестками цветов.

С лицом торжественным и умиротворенным спускалась Сефрения по тропе к озеру; и когда маленькая стирикская невеста подошла к человеку, которого запрещали ей любить две мировые религии, ее собственная богиня явственно показала, что по крайней мере она одобряет этот брак. На небе только что начали появляться звезды, и вот одна из них словно заблудилась. Крошечной кометой слетела к сияющей от счастья Сефрении ослепительная искорка и мягко опустилась на ее голову мерцающей гирляндой весенних цветов.