Гарри Поттер и Тень Хогвартса (СИ)

Расстроенной Джинни не приходило в голову, что судьба Гермионы была почти точной копией её собственной, и приобрести внебрачный сексуальный опыт ей было негде и некогда. Но когда женщина ревнует, здравый смысл отступает на самый задний план.

«Так вот в чём дело! — мрачно подумала Джинни, — оказывается, дело вовсе не в беспокойстве за Гарри, хотя и в нём тоже. На самом деле меня корёжит из-за Гермионы… И что с этим делать? А что с этим вообще можно сделать?»

Она вскочила с кресла и нервно зашагала по гостиной.

Испуганный Добби, который никогда не видел хозяйку в таком состоянии, незаметно убрал поднос с кексом, до которого Джинни так и не дотронулась.

«И поговорить ведь не с кем!» — тоскливо думала она, вновь садясь в кресло.

Поттеры были знакомы со многими волшебными семьями, но особой дружбы не водили ни с кем. Во всяком случае, нечего было и думать, чтобы рассказать кому-нибудь о своих проблемах.

Оставался только один путь — поговорить с матерью. Ей Джинни тоже не хотела рассказывать такие интимные вещи, но выхода не было: больше некому, а держать в себе это Джинни больше не могла.

Она быстро оделась, взяла с полки вазочку с летучим порохом, кинула горсть в камин и выкрикнула «Нора!»

В последние годы Джинни бывала в «Норе» нечасто, в основном, в дни рождения родителей или в другие семейные праздники, которые почему-то случались всё реже. Впрочем, понятно, почему. Дети выросли, разлетелись по свету, у каждого своя жизнь, своя семья… Нет, конечно, дети не забывали родителей, и Артур и Молли Уизли не чувствовали себя заброшенными, но удел стариков в Британии — доживать свой век в одиночестве. Джинни знала, что в других странах это не так, там дедушки и бабушки играют важнейшую роль в воспитании внуков. Может, это было и правильно, но, после того, как младшая, Джинни, вышла замуж и перебралась в свой дом, «Нора» опустела и оказалась неожиданно большой. Джинни помнила, как в детстве страдала от того, что не могла найти место, чтобы хоть немного побыть одной — двери в комнаты детей закрывать было не принято. Теперь же детские комнаты стояли аккуратно прибранными и пустыми. Миссис Уизли переделали их в гостевые, но и гости в «Нору» заглядывали нечасто.

Сейчас в столовой было пусто. Джинни взглянула на часы. Стрелка мистера Уизли показывала «На работе», а стрелка миссис Уизли — «Дома».

— Мама! — позвала Джинни, — ты где? Это я…

— А-а-а, дочка, хорошо, что приехала! — раздалось в ответ откуда-то сверху, — подожди, я сейчас спущусь, ноги-то уже не те!

Джинни знала, что мать любит пожаловаться на здоровье, но для своего возраста на диво энергична, хоть и слегка располнела. Миссис Уизли, подобно румяному, седому колобку, стремительно каталась по дому, наполняя его смехом, весельем и радостью. А вот Артур Уизли заметно сдал. Нет, он по-прежнему работал в министерстве, получил повышение по службе и прибавку к жалованию, по-прежнему интересовался магловскими приборами, но как-то внезапно превратился в чудаковатого старичка. А ещё он стал жаловаться на сердце. Целители в госпитале святого Мунго только пожимали плечами, тогда миссис Уизли отвела мужа к магловскому кардиологу. Там Артуру сделали все возможные анализы и выписали массу лекарств, которые нужно было принимать постоянно, причём по часам. Артур сначала их принимал из любопытства и из интереса ко всему магловскому, но когда явного улучшения не наступило, постепенно забросил препараты один за другим. Мисс Уизли со вздохом убрала лекарства в стол и стала думать, как залатать непредвиденную дыру в бюджете, образовавшуюся из-за столкновения с магловской медициной.

Молли бодро сбежала по лестнице и обняла дочь. Она была в старенькой, знакомой кофте, и, прижавшись к ней носом, и, ощутив знакомый запах сухих духов и ванили, Джинни не выдержала, спрятала лицо у матери на груди и расплакалась. Миссис Уизли обняла Джинни за плечи и молча ждала, пока слёзы дочери иссякнут.

В последний раз шмыгнув носом, Джинни оторвалась от материнской кофты и отвернулась, вытирая глаза.

— Наконец-то это случилось, — спокойно заметила миссис Уизли, — я уж грешным делом думала, что не доживу. Конечно, я знала, что у тебя сильный характер, но чтобы настолько…

Ну, кто она? Жалуйся…

— Мама!

— Ну что «мама», что «мама»? Каждый из нас считает себя и свою судьбу единственной и неповторимой, а в общем-то… Если дочь в слезах прибегает к матери, чего она, между прочим, ни разу не делала за прошедшие двадцать лет своего брака, значит, случилось что-то из ряда вон выходящее. Ясное дело, речь пойдёт о другой женщине. Ну, и кто она?

— Гермиона…

— Откуда ты знаешь?

— Он сам сказал. Помнишь историю со скрижалями Грин-де-Вальда? Перед её развязкой Гарри трансгрессировал, чтобы предупредить меня об опасности, ну и про Гермиону рассказал…

Собираясь к матери, Джинни прокручивала в уме предстоящий разговор, вопросы и ответы, она ожидала чего угодно, но не такой реакции миссис Уизли потому что та быстро спросила:

— А Рон знает?

Джинни растерялась. Погружённая в свою беду, она совсем забыла, что и у Гермионы есть муж, и этот муж — её родной брат! Она забыла, а мать сразу же подумала о сыне. «Ну, на то она и мать…», — подумала Джинни.

— Понятия не имею, — сказала она. — Гарри мне сказал тогда, что любит двух женщин: меня и Гермиону, и не может сделать выбор. Вообще-то, я всегда догадывалась, что рано или поздно это случится, пыталась готовиться, но, оказалась, не смогла. Мама, я не знаю, что мне теперь делать! Между мной и Гермионой нет никакого сравнения! Она умная, смелая, красивая, с ней Гарри пережил все свои приключения, она всегда рядом с ним, а я… А мне… А мне и на весы бросить нечего… Я просто курица! — На глазах у Джинни опять выступили слёзы.

— Нечего, говоришь? — резко переспросила миссис Уизли, — а если подумать? В чей дом все эти двадцать лет возвращался Гарри, в твой или в её?

— В мой… в наш…

— Вот! А кто родил и вырастил его детей, ты или она?

— Я, но…

— Никаких но! Вот это и есть самое главное, а остальное чепуха!

— Как чепуха, мама? Он же…

— А вот так, чепуха! Ты думаешь, другие мужчины ведут себя иначе?

— И… и папа тоже?

— Нет! Артур и я — совсем другое дело! — твёрдо ответила Молли, и в её голосе Джинни уловила некий оттенок женского хвастовства. Она с удивлением посмотрела на мать.

— Мы с Артуром были созданы друг для друга! Ему не нужна была другая женщина, а мне не нужен был другой мужчина! Но так не бывает почти никогда. Мужчины всегда заводят интрижки на стороне, так уж они устроены, и с этим ничего не поделаешь.

Джинни поморщилась:

— Интрижки… Какое нехорошее слово… А мне-то теперь как быть?

— А чего ты, собственно говоря, хочешь, Джиневра? — прищурилась миссис Уизли. — Развода? Допустим. Супружеская измена — серьёзный проступок. Но ты ведь любишь своего мужа?

— Люблю…

— И он, по-моему, тебя любит. Значит, добившись развода, ты сделаешь несчастными как минимум двух людей, себя и его. А дальше что? На что ты собираешься жить?

— Но…

— Ты всё-таки не понимаешь. Конечно, Гарри будет обеспечивать детей, но ведь дети будут детьми не всегда, а на что ты станешь жить, когда они вырастут? Что ты умеешь делать, кроме игры в квиддич, для который ты малость старовата? Ведь за эти годы ты не работала ни дня! Да, я знаю, ты растила детей, и это тоже работа. Но за неё, к сожалению, не платят галлеоны, иначе мы с Артуром были бы богачами.

— Так далеко я не заглядывала…

— А зря. Тебе уже сорок, пора думать о том, как ты встретишь старость, прости за жёсткие слова, дочка. Ты помнишь тётушку Вирджинию, которую все терпели только из жалости, ведь она была одинокой, и ей не с кем было встречать Рождество. Ты хочешь стать такой же? Пойми, тебе сейчас предстоит принять решение, может быть, самое важное во всей твоей жизни. И мне надо успеть выбить дурь из твоей рыжей головки, иначе ты натворишь глупостей, которые потом не поправишь. Если ты разрушишь эту семью, новой у тебя уже никогда не будет.