Нефритовый Грааль

«Чаша, — подумал Натан. — Грааль Лютого Торна». Сам не зная почему, Натан сразу почувствовал, что его догадка верна.

Медленно, почти неохотно Халме отошла от клетки и снова надела маску. Лиловая Сутана дернулся; по-видимому, все это время он смотрел на ее открытое лицо — настолько пристально и потрясенно, что даже Натан почувствовал его взгляд. Лицо без маски, думал мальчик, и впрямь должно шокировать в этом мире масок и плащей. И, наверное, даже здесь Халме отличалась редкостной красотой, о которой все говорили и никто не видел, словно о сокровище, спрятанном в надежном тайнике. В памяти Натана всплывали лица красавиц его мира — вечно мелькающие по телевизору, в газетах, журналах; они казались ему неестественными — продуктом пластической хирургии, киноиндустрии, косметики и кропотливой работы стилистов. Вот истинная загадка, мифическая, сказочная красота, лик Елены Прекрасной. Натану вспомнились строки: То лик, что в путь отправил корабли / И башни сжег безверхие Эллады? [2] Он никогда не мог понять, как башни могут быть безверхими, но в этих словах жила магия, и он с легкостью отнес их на счет Халме. Ради нее Грандир впрямь был способен найти путь, чтобы разрушить барьеры между мирами и создать другой Эдем — рай, недосягаемый для заражения.

Пока Натан любовался Халме, свет в лаборатории померк, и мальчик почувствовал, как исчезает, истончается, растворяясь во сне. Все это происходило удивительно медленно, как будто он не желал покидать тот мир. Проснувшись в своей комнате, Натан не на шутку обеспокоился: он понимал, что, подобно гномонам, начинает ощущать привязанность — не к отдельному месту или предмету, но к миру и состоянию бытия, которые никогда не были для него родными. Вопреки всем проблемам эта иная вселенная взволновала и захватила его, и с каждым сном, каждой материализацией мальчику становилось все труднее и труднее отрекаться от нее.

— Нам нужно железо, — заявил Натан, когда они встретились на следующий день с Хейзл. Никто им не мешал: Джордж уехал куда-то с родителями. — Я подумывал о кочерге у камина, но, по-моему, она бронзовая, а столовые приборы у нас дома сплошь из нержавеющей стали: не знаю, много ли в ней железа.

— А зачем нам именно железо? — удивилась Хейзл.

Натан пересказал ей то, что узнал во сне о гномонах.

— Как в стародавние времена, — неожиданно произнесла Хейзл. — Прабабушка рассказывала мне, что люди носили при себе железные предметы, чтобы отпугивать недобрых духов — злых фейри и прочих им подобных. Дядя Дики — он строитель — рассказывал, как однажды, перестраивая старое здание, он нашел под дверью целый склад всяких железяк.

— Каких железяк? — спросил Натан. — Лично я не могу найти ни одной железной вещи.

— Не знаю. Ну, инструменты, еще что-то. Прабабушка сказала, что люди пользовались конскими подковами. У нее до сих пор сохранилось две: она даже прихватила их с собой сюда. Одна висит на двери в ее комнату, а другая — над входом на чердак, куда она… иногда удаляется. Ей иногда нравится там уединяться.

Воцарилось недолгое, многозначительное молчание.

— Можешь раздобыть их? — наконец попросил Натан. — Я имею в виду, только на время. Не украсть. Потом мы вернули бы их на место.

— Я могу попробовать. А тебе и впрямь все еще надо вернуться туда? Ведь твоя мама уже нашла запрет.

— Меня отпугнули, — объяснил Натан. — Уже поэтому нужно вернуться. Пойдем-ка проверим, дома ли твоя прабабушка.

Вообще-то Эффи вернулась в свой домик, якобы для того, чтобы захватить какие-то пожитки, так что позаимствовать подковы оказалось парой пустяков. Должно быть, когда-то они висели над входной дверью: железо порядком пострадало от непогоды и долгого использования — острые углы сточились, в едва узнаваемых изогнутых формах виднелись дырки от гвоздей, которыми когда-то крепились подковы. Наверняка они хранились у Эффи с незапамятных времен. Натан и Хейзл взяли по подкове и попытались спрятать их в карманах; на поверку вышло, что карманы вовсе не так велики. Тогда Натан нашел выход из положения: они раздобыли отрезки веревки и, продев их сквозь отверстия для гвоздей, повесили подковы на шеи. Ноша оказалась неудобной и громоздкой, но это все же оказалось лучше, чем тащить ее в руках. Так друзья отправились в Торнхилл.

— Я должен убедить Лесовичка еще раз отвести нас туда, — сказал Натан. — Он будет немного тебя стесняться — ведь теперь даже я его смущаю; так что лучше, пожалуй, сначала мне поговорить с ним один на один. Думаю, стоит прихватить Гувера. Дополнительная защита не помешает.

— Да он же самый мягкотелый пес на земле, — заявила Хейзл. Вообще-то она любила Гувера, но сейчас ей до смерти хотелось попридираться. Оказалось, что в этом приключении Натан опережал Хейзл больше обычного, и как бы близки они ни были, ей не нравилось вечно быть отстающей. — Он похож на Скуби Ду.

— Тогда он отлично справится с магией.

— А вот я не верю в магию, — продолжала упорствовать Хейзл. — Прабабушка просто бубнит что-то себе под нос, чтобы пугать людей. Иные вселенные — дело совсем другое. Это наука. — Немного помолчав, девочка добавила: — Так что приключилось с тем твоим просителем убежища?

— Эриком. Эриком Риндоном. Он совершенно необыкновенный человек.

По дороге Натан рассказал Хейзл все — во всяком случае, все, что смог вспомнить. В Торнхилле они выпросили у Бартелми сандвичи — «для пикника», взяли Гувера и отправились в лес. Оставив пса на попечение Хейзл, Натан отправился на поиски Лесовичка. Уговорить лесного обитателя познакомиться с Хейзл оказалось не так трудно, как ожидал мальчик.

— Я знаю ее, — сообщил Лесовичок. — Она залезает на деревья и сидит там часами — неподвижно, почти так же тихо, как я. Словно зверек. Раньше она часто здесь бывала. Теперь гораздо реже. — И, набравшись храбрости, Лесовичок добавил: — Она мне нравилась.

«Еще бы, — подумал Натан. — Ведь это то же самое, что учиться у меня языку. Заодно он перенял все мои симпатии и антипатии».

А вот собака встревожила Лесовичка гораздо больше.

— Пес? Когда ты был маленьким, он охотился за мной, вынюхивал. Я его боюсь.

— Он тебя не обидит, — пообещал Натан. — Наверно, когда я был малышом, он просто старался от всего меня ограждать. Понимаю, это звучит сомнительно, но на самом деле Гувер очень хороший защитник. Потому-то мы и взяли его с собой. Он будет защищать и тебя тоже.

Потребовались некоторые усилия, чтобы уговорить Лесовичка: идея отправиться на место прежнего дома Торнов повергала его в ужас.

— Только пес не должен меня видеть, — предупредил он; несчастное существо явно не знало, чего ему больше бояться. — Ты меня видишь, и девочка пусть видит — только не он. Он станет за мной гоняться.

— Ладно, ладно, — сдался Натан.

Вернувшись к Хейзл и Гуверу, Натан дал псу подробные инструкции.

— Глупый, он же тебя все равно не поймет, — заявила Хейзл.

Однако, стоило появиться Лесовичку, как пес склонил голову, распластав уши и не отрывая глаз от земли. Лесной обитатель бросил нервный взгляд на собаку, мимолетный — на Хейзл.

Девочка изучала существо с настороженным любопытством, не вполне веря собственным глазам.

— Кто он на самом деле? — шепотом спросила она у Натана, когда они шли сквозь чащу за Лесовичком.

— Не знаю. Думаю, он тоже вполне может оказаться пришельцем из иного мира. Я мог сам перенести его сюда, как Эрика; только тогда я был совсем маленьким.

Хейзл промолчала. Она знала, что Натан не на шутку встревожен собственной способностью путешествовать во сне, и все же немножко ему завидовала. Несмотря на уверения прабабки, она вовсе не ощущала в себе никакой силы. Дружить с Натаном, осознавать свою исключительность было здорово, но иногда ей хотелось большего.

Леса облачились в темную с пятнами солнца зелень лета, звенящую трелями птиц и жужжанием насекомых. Тут и там виднелись дикие цветы: розовый лихнис, сиреневая белладонна, белая яснотка, желтые лютики.