Конан (сборник)

Очнувшись от оцепенения, король Аквилонии пробормотал проклятие, выскочил из портала и изо всех сил побежал прочь, словно преследуемый сворой демонов. Не оборачиваясь и не обращая внимание на вырисовывающиеся вдали черные башни Кеми, он свернул к побережью и, задыхаясь, рванулся туда, гонимый каким-то чувством, похожим на панику. И это неимоверное усилие вырвало его разум из пасти тьмы, чистый горячий ветер пустыни выдул из его души кошмарные картины, а страх сменился безумным триумфом и радостью. Пустыня уступила место зарослям платанов, и через некоторое время впереди показалась черная поверхность воды, бухта и неподвижно стоявший на якоре "Смелый".

Пройдя по пояс в чавкающей грязной жиже берега, он добрался до чистой воды, убедился, что поблизости нет ни крокодилов, ни акул, нырнул и поплыл к судну. Возбужденный, со стекающей с него ручьями водой, он взобрался по якорной цепи на палубу, где его и заметил караульный.

- Просыпайтесь, мерзавцы! - радостно прорычал он, отбрасывая в сторону направленное ему прямо в грудь ошеломленным часовым копье. - Поднять якорь! Конец стоянке! Выдать пленнику полный шлем золота и отправить его на берег! Скоро рассветет, а нам еще до восхода солнца нужно вовсю гнать к ближайшему порту Зингара!

И он потряс над головой огромным драгоценным камнем, горевшим, словно горсть живого огня.

20. ...И восстанет из праха Ахерон...

Зима кончилась. На деревьях появились первые листья, а молодая трава уже весело пробивалась под ласковым дыханием теплых южных ветров. Но большинство полей Аквилонии лежали в запустении, и не одно пятно черного пепла указывало место, где некогда поднимались просторные дворянские усадьбы или цветущие города. Волки открыто бродили вдоль поросших травой дорог, а по лесам рыскали банды исхудавших, бездомных людей. Лишь в Тарантии можно было еще увидеть богатство и достаток.

Власть Валерия походила на власть безумца. И в последнее время против него стали поднимать голоса даже многие из тех баронов, что первоначально были рады его приходу. Его сборщики податей одинаково обирали и богатых и бедных, и весь этот доход стекался из разграбляемой страны в Тарантию, переставшую уже напоминать столицу, превратившись, скорее, в гарнизон грабителей, в сердце покоренной страны. Купцам, правда, жилось неплохо, но никто из них не мог быть уверен, что не сегодня-завтра его не схватят по ложному обвинению или доносу и не сгноят в темнице или в яме, а то и просто отрубят голову на плахе, и имущество его будет конфисковано.

Валерий даже не пытался расположить к себе подданных. Он опирался на военную силу Немедии и на отряды наемников. Ему было совершенно ясно, что он - марионетка в руках Амальрика и служит интересам барона, а поэтому нечего даже и мечтать об объединении Аквилонии под властной рукой и освобождении из-под ярма захватчиков: во-первых - приграничные провинции будут сражаться против него до последней капли крови, а во-вторых - сами немедийцы беспощадно сбросят его с трона, поняв, что он стремится к объединению королевства. Он попал в ловушку чужих властных амбиций и, терзаемый мрачными размышлениями, бросился в пропасть развратных и пьяных утех, как человек, живущий лишь сегодняшним днем и не помышляющий о дне завтрашнем.

Но тем не менее в его с первого взгляда безумном поведении был тайный смысл, настолько глубоко спрятанный, что его не понял даже Амальрик. Возможно, долгие годы, проведенные в изгнании, отучили его от сострадания и дружеских чувств, а быть может, и обретенная власть превратила его старые обиды в своего рода помешательство. В любом случае: его преследовало лишь одно желание - разорить всех своих старых союзников.

Ибо он прекрасно понимал, что его власть моментально кончится, как только Амальрик решит, что Валерий уже сыграл отведенную ему роль. Знал он и то, что, пока он разоряет свою отчизну, немедиец его терпит, поскольку раздавить независимость Аквилонии входило в его собственные планы. Барону было нужно утопить страну в рабской зависимости и в конце концов полностью подчинить себе, а тогда, если повезет, завладеть всеми ее богатствами и ресурсами и с помощью ее народа вырвать из рук Тараска корону Немедии. Императорский трон был давней мечтой Амальрика, и Валерий прекрасно отдавал себе в этом отчет. А вот Тараск, похоже, еще не осознал этого, но Валерий ориентировался на то, что король Немедии проводит против Аквилонии беспощадную политику, явно испытывая к ней ту ненависть, которую порождают застарелые войны. Не оставалось сомнений, что он преследовал цель полностью уничтожить своего западного соседа.

А Валерий хотел объединить страну в единое целое и сбросить с нее власть Амальрика. Он ненавидел барона Тора, впрочем, как и своих соотечественников, и тешил себя мыслью, что дождется дня, когда Аквилония ляжет в руинах, а Тараск и Амальрик сожрут друг друга в безнадежной гражданской войне, что точно так же уничтожит и Немедию.

Было понятно, что победа над главными очагами сопротивления - Поинтаном, Гандерландом и Боссонией означает конец правления Валерия. Если исполнятся замыслы Амальрика, он, Валерий, станет не нужен. И поэтому, все время откладывая решительные удары по этим областям, он ограничивался беспорядочными грабежами и наездами, а на понукания, на которые не скупился Амальрик, уклончиво отвечал всевозможными призывами к осторожности и различными подозрениями.

Жизнь его стала сплошной вереницей пиров и диких разнузданных оргий. Он наполнил свой дворец самыми красивыми девушками королевства, привезенными сюда по своей воле или даже против нее. Он хулил богов и в пьяном беспамятстве валялся на полу пиршественного зала, прямо в короне и заляпанных вином пурпурных королевских мантиях. В приступах кровавого бреда он заполнял виселицы на городских площадях сотнями тел, заставлял неустанно работать топоры палачей и рассылал во все стороны отряды немедийских всадников в опустошительные набеги. Доведенный до разрухи край был отдан на откуп нескольким гарнизонам, жизнь которых текла сыто и кроваво. Валерий грабил, насиловал и сжигал дотла свою землю так яростно, что, наконец, не выдержал и стал протестовать сам Амальрик, который, так и не понимая истинных замыслов своего союзника, все же стал опасаться, что Аквилония при таком положении дел может погибнуть и стать бесполезной для выполнения его собственных планов.

Как в Аквилонии, так и в Немедии народ обсуждал безумства Валерия. Но у немедийцев была еще одна тема для разговоров: Ксалтотун, человек в маске. Он редко появлялся на улицах Бельверуса. Рассказывали, что он подолгу беседует где-то высоко в горах с представителями древних народов - таинственными молчаливыми людьми в необычных одеждах, что хвалятся своим происхождением от жителей какого-то древнего и могучего королевства. Шептались о бубнах, гремящих на далеких горных склонах, о светящихся в темноте огнях, о приносимых ветром необычных песнях, о заклинаниях и ритуалах, забытых уже много столетий назад и передававшихся от поколения к поколению только как утратившие смысл формулы и бормотанья над кострами высокогорных селений, где жили люди, чуждые жителям долин.

Никто не знал тем этих бесед, за исключением, быть может, Ораста, который теперь с гораздо менее хладнокровным выражением лица довольно часто следовал за чернокнижником.

Но в самый разгар весны в погибающем королевстве неожиданно распространился слух, пробудивший весь край к активнейшей жизни. Словно теплый ветер прилетел с юге и разбудил людей, погруженных в зимний сон. Никто точно не мог сказать, откуда этот слух взялся. Одни рассказывали об удивительной седой старухе, что с распущенными волосами и ступающим у ее ног, словно огромный пес, большим серым волком спускались с гор. Другие шептали о жрецах Асуры, что, как неуловимые привидения, приходили из Гандерланда, Поинтана и лесных сел Боссонии.