Хранители времени

— Мы не спасали, — уточнил Идио. — Вы спасали, госпожа ведьмачка.

— Толпа там тоже была? — странным тонким голосом спросила сестрёнка.

— И толпа была, и косы были, и топоры, — «успокоил» её я.

— Насчёт спасения была моя идея? — Янино лицо приобрело сероватый оттенок, а глаза расширились настолько, что она стала похожа на одного из воинов в матроске.

— Ага!

— Что ж я в школе-то не сдохла… — вопросила сестра с такой тоской, что я, позабыв о собственных травмах, преисполнился сострадания.

— Тебе плохо, Дженайна? — сочувственно моргнул Идио. — Водички хочешь?

— Или пряничка. У меня пряники есть, — я поискал взглядом шмотник и нашел его валяющимся почему-то рядом с Яной. — Скушай пряник, ведьмусь, и не куксись. Ты жива, мы живы, а жизня прекрасна и изюмительна! Подумаешь, ты нас чуть не угробила! Подумаешь, селяне чуть на ленты бескозырочные не порвали! Подумаешь, ведьмаки чуть костюмы ёжиков не соорудили! Подумаешь, Саша чуть пуп не надорвал! Подумаешь…

— Коллапс отменяется, спасибо за внимание, — прервала меня сестрёнка, сердито отшвыривая плащ. — Кстати, а как наш спасённый?

Спасённый, о котором мы благополучно забыли, лежал, не подавая признаков жизни.

— Живой, конечно! — Идио приложил к плечу ведьмачий арбалет. — Что ему сделается-то? Для такого это просто царапины были!

Яна нахмурилась, словно вспомнив что-то, заглянула беспамятному в лицо и нахмурилась ещё сильнее.

— Видишь? — по-прежнему держа арбалет, Идио подошёл к ней и присел рядом. — Я предупреждал. Лучше бы нам его…

— Мы, кажется, уже выяснили. Только хищных бестий, а не представителей разумных рас, — отрезала сестра, отбирая у него арбалет.

— У него разумность из клыков так и прет!

— Идио. Заткнись.

— А что я сказал?!

— Ничего. Саша, приляг, ты на назгула похож, — она выудила из кучи трофеев колчан со стрелами и немного повозившись, прикрепила к поясу. Прищур у сестрёнки был как у героя американского боевика. И тон что надо. Только глаз немного дергался. — Идио, мы всё это барахло не унесем, выбери только самое лучшее. Я только проверю, где мы и вернусь. Этот… — она запнулась, — раненый пусть лежит. Его не трогать. Ясно? Саша? Идио? — она вскинула арбалет на плечо и исчезла за деревьями.

Я фыркнул. Лежи, приходи в себя… ишь, раскомандовалась! Да и что мне сделает бедный измочаленный паренек? Он ещё часа два без сознания проваляется…

Не будет ни упрёков, ни увещеваний. Ты не из таких. Ты придёшь, сядешь напротив и в твоём взгляде я прочту: "Предупреждал же…" Да ты, предупреждал. Ты объяснял и доказывал, что ничего хорошего из нашей любви, какой бы сильной она ни была, не выйдет, потому что я — вампир, а она… человек. И не только ты. Родные, придя в ужас от одной лишь мысли, что избранницей наследника благородного и древнего рода Шаэн'дартов станет простая смертная, сперва уговаривали и увещевали этого самого наследника, увещевали и уговаривали, грозили ему побитием камнями, повешением через удушение и "обшитием медведно27", требуя, чтобы он навсегда забыл о своей безумной затее. Потом сделали вид, что смирились, и от лобовых атак перешли к обманным маневрам, а именно — стали ненавязчиво приглашать "подходящих девушек" (я и не подозревал, что в Изморах их столько!) на ужины, обеды и завтраки. И тоскливо вздыхать, когда выяснялось, что ни прелестное лицо, ни дивные формы, ни тонкий ум, ни родословная госпожи Нимуэ, госпожи Лиары, Ронвен, Брисс и Маргианды (кем надо быть, чтобы назвать дочь Маргиандой?!) меня не привлекают.

Ты качаешь головой… Но скажи, разве ты никогда не был влюблен? Разве ты забыл, как это бывает, когда земля уходит из-под ног, а сердце колотится так, что рёбра болят? Когда тебя переполняет такое счастье, что хочется одновременно плакать и смеяться, не идти — бежать, лететь к Ней, единственной, забыв обо всём на свете, и с трудом веришь, что это происходит с тобой? Может, это звучит высокопарно, но я не отказался от неё, даже будь она дочкой Морганы. А до родичей с обеих сторон мне дела нет. Ни до моих, кичащихся древним родом и чистотой крови, ни до её, суеверных, прозябающих в невежестве, у которых на уме костры да осиновые колья.

Но им до меня было дело.

Ты учил: нельзя недооценивать врага, а я — недоумок, тупица, самоуверенный осёл! — недооценил. Забыл, что нахожусь во вражеском лагере, где все только и ждут, чтобы я допустил ошибку. И я допустил. Остался погостить у Митраши. Остался всего на одну ночь, и она едва не стала для меня последней. Потому что перед рассветом нас навестили Среброрукие.

Их было десять или дюжина. Повезло, меня хотели взять живым… Живого вампира можно и сапогами попинать, и забить ему горячие угли в глазницы, и на крюк за ребро подвесить, и кишки в горло… Фу-ух, даже вспоминать не хочу. Я убил… двоих точно, других покалечил — кого-то сильнее, кого-то слабее, и они меня пару раз достали. Выскочил на улицу, а там Митрашины родичи с дубьём. Замешкался на миг (ну не воин я, не воин!) и получил в спину десяток стрел, вымоченных в ведьмоцвете. Спасибо, напомнили, я подзабыть успел, как ведьмаки любят эту травку, и какая это дрянь невыносимая.

Стрелы вытащить я не смог и понял: выбраться из деревни не успею, свалюсь раньше, надо переждать. Но где? К Митраше возвращаться — глупо, к другим соваться — ещё глупее, тихие селяне истыкали бы меня вилами и забили дубинами быстрее, чем волхв успел сказать «аминь» (не спрашивай, что такое, всё равно не знаю. Ты знаешь? Откуда?.. Да, в самом деле…). Или отдали ведьмакам, и гореть мне тогда синим пламенем. И я… не смейся только, выбрал дом за самым высоким забором, взломал калитку (вот и пригодилась твоя наука), и тут же наткнулся — на кого бы ты думал? На чистокровного варрканского волкодава. Давно сгинули, да… с хозяевами вместе… но знаешь, мне порой кажется, что если хорошенько потрясти, из людей можно натрясти не то, что утерянную породу — все Десять ключей, рийские сферы, Зрячие камни и Доспехи Драконов.

Потом… Я не знаю, как долго пролежал на треклятой крыше, цепляясь за конёк и чувствуя, как с кровью утекают последние силы. Ни о чём не думал, только стискивал зубы и ворожил из последних сил… уходите, люди… нет здесь никого… никого нет… Помню, как чей-то голос, показалось, твой, шепнул на ухо: "Терпи, помощь близко!", и пальцы сами разжались. Я покатился и упал, на миг ослеп и оглох от боли. Тьма… и вот уже она заглядывает мне в лицо…О чём я подумал? Вообще-то я тут же упал в обморок. Видел бы ты это лохматое нечто! Волосы лиловые, лицо в веснушках, глаза… нет, глаза как раз были обычные, серые, как осеннее небо, красивые… но с шеи свисала Звезда. И на ней не светился даже, полыхал Меч. Ведьмачий знак.

Потом я лежал на земле, весь такой красивый, молодой, а кто-то, бранясь на трёх гоблинских диалектах (некоторых выражений я допрежь не знал, несмотря на богатый жизненный опыт и бурную юность), вытаскивал из меня стрелы. Два сердитых, испуганных голоса бормотали что-то о благоразумии… слышались заклятья на непонятном языке… меня встряхивали, тащили… толпа ревела что-то о демонах… а потом кто-то с упорством принялся выворачивать меня наизнанку. Нырок сквозь Tweiss… где я снова отрубился. То есть, потерял сознание.

И примерещилось такая дичь! Будто привязали меня к столбу и жечь собираются. Митраша рядом факелом размахивает, а эта, с медальоном, спорит со старостой, мою голову требует. Мол, разве не знаете, что в состав универсального репеллента (даже не спрашивай…) входят упырячьи мозги?

Посмейся мне! Ещё друг называется!

А дальше… скажем так, если бы мама могла меня видеть, она бы мною гордилась. Я повел себя как и подобает отпрыску благородного и древнего дома Шаэн'дартов — то есть, как самовлюблённый напыщенный придурок.

Парень втянул воздух сквозь зубы, резко сел и со стоном схватился за грудь.

— Где я? — прохрипел он, часто дыша. Длинные спутанные волосы упали ему на лицо, и парень мотнул головой, отбрасывая их назад. Он был очень бледен, щеки ввалились, но тёмные глаза горели точно угли, и взгляд их был острым как скальпель. — Кто вы?