Совсем не Золушка!. Трилогия (СИ)

Месяц в Козеполье прошел суматошно. Днем Рыська исправно работала старшей сестрой - устраивала младшим развлечения, прикрывала от старших и два раза повоспитывала. Один раз за попытку утонуть в пруду, а второй - за то, что мамину шаль из Крей-Лималля, подарок графа рю Воронн на именины, пустили на воздушного змея. Следует добавить к этому, что они еще варили клей! Сначала казеиновый из козьего творога. Сожгли казанок, тазик и занавеску в летней кухне, после чего были с позором изгнаны. Потом - столярный из костей и хрящей, невесть где добытых. Воняло так, что из соседней деревни прибежали узнать, не разрыли ли скотомогильник у Вишенрога.

По вечерам, оставив младших сетовать на несправедливость жизни, Росинта наряжалась, потом они с зашедшими за ней девчонками крутили друг другу фантастические прически (Рыська слыла непререкаемым авторитетом по части моды - как-никак высокопородная столичная жительница) и шли гулять.

Сначала ослепляли красотой и блеском Прихолмье, фланируя по Большой площади, бросая томные взгляды на кавалеров и ловя ревнивые взгляды местных очаровательниц. Несмотря на то, что деревенские девицы дружили с кузнецовыми, охрану охотничьих угодий ведь никто не отменял. Впрочем, тут все было сложно.

К четырнадцати годам Тибо и Госс выросли в законченных подмастерьев. О широкие плечи и мускулистую грудь парней точили глазки все деревенские девчонки. Лин и Нили, явившиеся в отпуск в черных мундирах, потрясали выправкой и офицерскими манерами. После их приезда на площади чаще стали прогуливаться молоденькие фарги.

Поэтому не реже раза в неделю дрались кузнецовы и деревенские против клановых, или деревенские и клановые против кузнецовых, потом кузнецовы и клановые против деревенских, а то и все против всех, и за что - непонятно. Одно только не менялось. Кто бы с кем не дрался, а Тибо, Госс, Нили и Лин всегда были вместе. У них, правду сказать, и интереса драться-то не было. Они дрались исключительно по причине красоты сестер! Те пройдут, покрутят юбками, тому улыбнуться, на этого глазами с поволокой этак томно посмотрят. А парням отдувайся. Честь защищай. Лучше б они ее сами блюли!

В смысле сидели бы дома за пяльцами, и ходили бы только с мамашей на дойку в затрапезных рубищах. Нет, надо было им друг перед дружкой рукодельничать. И приданое успевают себе шить, и наряды, и на продажу тоже. Те же деревенские в очередь за выбитыми занавесками да за нарядным шитьем. А женихов настоящих нет - рано еще, родители не разрешают. Жулька, правда, из ряда выбивалась. Кесо ходил за ней, как приклеенный тем самым столярным клеем. Она и юбкой качала скромнее, и глазками стреляла только по нему.

Так вот. Нарезав мили три вокруг колодца, убедившись, что они по-прежнему всех милее, всех румяней и белее, девчонки шли домой. По пути стояла деревенька клана, но туда заруливать слишком часто было опасно. Во-первых, раздавать авансы оборотням - так они потом спросят, это не деревенские увальни. Во-вторых, их же мальчишки провожали, свои, кузнецовские, а их лишний раз казать их чужим фаргам - ну уж, нетушки! Тихо, особо стараясь громко не разговаривать и не хихикать, а то домой позовут, шли мимо кузни в поместье, провожать Росинту.

Усевшись девочки - на старые качели, мальчишки - на траву и валуны, болтали и смеялись, пока луна, зевая в легкие облачка, не уходила за горизонт. Расходились спать на куцый остаток ночи. Утром невыспавшуюся Рысену будил выспавшаяся молодняк, а кузнецовых детей - тяжелые шаги и бас отца, да запах Урсуловой стряпни.

На несколько деньков выбралась из города Армель с малышами, добавив хлопот и радости. Дети быстро и деловито ползали по теплым доскам веранды, гукали и гыкали, грызли моркву и яблоки. За заботой многочисленных нянек Мель наконец отоспалась, отдохнула и загорела. Прибывший забрать семью домой Весь немедленно решил остаться ночевать, вручил наследников под надежную опеку Кальвины Аврил, увел свою Песенку далеко в холмы, купаться в луне. Черно-белая парочка вернулась гораздо позже солнца, когда сердитые дети уже вовсю ругали рожки с козьим молоком, незадачливую няньку и беспечных родителей.

Глава девятнадцатая, со знакомствами.

Арден с удовольствием проделал бы весь путь домой молодой, смелой и энергичной рысью. Спал бы, свесивши лапы с толстого сука, охотился на кабанов и оленей. Но за шесть лет в университете накопился целый обоз вещей - книги, обмундирование, оружие, да еще подарки родне. И еще конь Венчик. Казенный. Выдан для передислокации к постоянному месту службы. Венчик на дереве спать не хотел, можно было и не спрашивать. Так и ехали неторопливой рысью, жеребец потряхивал гривой, хвостом и притороченными торбами, Арден поскрипывал седлом и думал о доме. Ночевали когда на постоялых дворах, а когда и на поляне рядом с трактом.

Чем дальше на север, тем выше становились небо и сосны, бледнее солнце и ярче звезды. Арден узнавал все приметы родины, и дышалось по-другому, и хотелось кричать, пугая эхо. Он кричал, отчего Венчик косил на него карим глазом, взбрыкивал и фыркал. Дорога домой почему-то всегда казалась ему длинной-длинной. Наконец на пятый день показались знаменитые 'каменные ворота' - высокие скалы, меж которыми протиснулась дорога. На ними начинались земли клана.

Клан жил в Узаморе всегда. Еще предок, давший клану имя, нашел на речном перекате первые золотые зерна. Род до поры умел сохранить тайну и приумножить богатство. Когда же люди, ненавидевшие оборотней и без столь веской причины, как золотые самородки, вымываемые рекой именно на месте поселения клана, попытались решить проблему просто, уничтожив их семью, предок Фаррела принес князю Морингу вассальную клятву и половину добытого золота в обмен на защиту. Война Ласурии с Крей-Лималлем была и их войной. Отец Ардена отправил в армию короля Редьярда старших сыновей и племянников. Двое из братьев получили наградное оружие за доблесть, один после заключения мира вышел в отставку в чине лейтенанта. Отец согласился на поступление самого младшего в Военный университет, оплатил учебу и дал разрешение на заключение пятилетнего офицерского контракта.

Туманные Доны любили уединение, и дома были рассыпаны по речной долине, лесу и скалам как разлетевшиеся с порванной нити жемчужины. Двухэтажный старый дом родителей из толстых необхватных бревен стоял в конце дороги. Дальше были только непроходимые леса, скалы и ущелья. Венчик, чуя близкое жилье, овес, сено и отдых, воодушевился и сорвался в галоп.

Лавена Фаррел, как всякая мать, долго не видевшая младшего сына, смотрела на него каждую секунду и поминутно кормила, доставая все новые горшки, кастрюльки и чеплашки. Сын со вздохом смотрел, пробовал, благодарил, заверял, что сыт, что нет, не похудел, и...

Адэйр крякнул и увел сына париться, а потом нырять в реку, текущую с ледника и холодную даже в жаркий летний полдень.

Вечером пришли братья со своими семьями, ужинали во дворе, рядом с уличными очагами, на которых жарились целиком огромные туши. Двор заполонили русые, медовые, карамельные, ореховые шевелюры. Только две блондинки выделялись другой мастью - одна светло-золотистая, вторая соломенная. Дети шныряли под ногами, слушали все разговоры, успевали играть, петь песни и приставать к взрослым с почемучками.

Арден уже раздал подарки, показался родне в офицерском мундире, рассказал об экзаменах и скорой службе. Фарги ушли за свой стол, разговаривать свои женские разговоры.

Оборотни остались за своим столом, и разговоры вели мужские. На самом деле, разница была не такая уж большая, но кто ж в этом признается? Даже пили за столами одно и тоже - узвары, морсы, некрепкое темное пиво.

Разошлись, нет, обернулись и ушли, глубокой ночью. Двух грудничков матери унесли в специальных переносках, держа в зубах.