Власть Тени (СИ)

— Безусловно, это плюс. Благодаря этому обучение у врожденных магов происходит намного быстрее, чем, например, у Артефакторов, которые не обладают собственной магической энергией, а лишь используют законсервированную Силу для плетения волшбы. Но, — ученик уже давно заметил, что в таких ситуациях его дядя любит делать многозначительные паузы и назидательно поднимать вверх указательный палец. Кажется, таким способом он подражал Архимагу, тот тоже любит делать подобные паузы, — это также является и минусом каждого мага. Ты понимаешь меня?

Неуверенный кивок послужил ответом, что вполне его удовлетворило. По крайней мере, на более развернутый ответ со стороны Аннадора он и не рассчитывал, потому что, само собой, племянник его совершенно не понял.

— Дело в том, что маги либо быстро чему‑то обучаются, либо не могут обучиться никаким способом. И на этом поприще им суждено быть намного ниже среднего. Если, допустим, обычный человек, после очень и очень длительных тренировок может обучиться почти всему, то у магов либо хорошо, либо никак.

— То есть, если фехтование дается мне в некотором роде посредственно, то я никаким способом и не смогу владеть своим оружием на уровне выше среднего? — озабоченный словами учителя, спросил ученик.

— К сожалению, это так, — вздохнул Асварт, — но я бы не сказал, что тебе плохо дается само фехтование. Бьешься на мечах ты очень хорошо. Проблема заключается именно в сосредоточении. Тебе не удается и, скорее всего, не удастся совмещать фехтование и магию. Даже физическая магия дается тебе из ряд вон плохо в такие моменты, — он слегка пожал плечами, — но разочаровываться здесь особо нечему. Настоящих универсалов не бывает. Это только в героических историях бывает так, что один и тот же человек может все что угодно. Реальность же на то и реальность, чтобы разрушать грезы. У тебя огромный талант к Истинной магии, особенно магии воздуха и огня. Не у всех удается владеть хотя бы одной школой Истинной магии на том уровне, на котором в перспективе ты будешь владеть сразу в двух направлениях, а то и более. Поэтому… — Асварт картинно развел руками, прекратив на этом свой монолог.

Аннадор же не мог понять, что больше его поразило. То, что дядя только что ему рассказал или то, что он не корил его, а наоборот пытался подбодрить. Такого на его памяти не было еще ни разу на протяжении всего года, проведенного в Академии Эйнгвара.

— Дядя, — робко начал он, — моя Сила не помогла спасти Иллиана и Дариуса. Заслужил ли я ее?

— Не смей! — Асварт сразу же вскипел, услышав вопрос ученика. — Не смей так говорить! Никогда! Слышишь? Никогда не говори, что ты чего‑то недостоин! В первую очередь ты этого достоин, потому что за тебя отдал жизнь Дариус. Он пожертвовал собой, чтобы дать выжить тебе… и Иллиану. Не смотри на меня такими глазами. Я, как и ты, уверен, что твой брат жив. — Закончил он уже менее бодро, чем начал.

— Спасибо…

— Не стоит благодарить меня. Я лишь отдаю долг. Тебе, Дариусу, твоим матери и отцу. И в первую очередь самому себе.

Магистр посмотрел на ученика. Во взгляде его была горечь. И в душе, Аннадор был уверен, тоже была эта горечь. Он действительно пытался отдать долг. Найти смысл жить дальше, когда все, кого он любил, мертвы. И в лице своего племянника он этот смысл находил.

— Ладно. Хватит предаваться грустным воспоминаниям, — осадил студиозуса и самого себя боевой маг. — Мне интересно, чего ты достиг в изучении Истинной магии. Кто с вашей группой занимается практическими занятиями в этой школе?

— Мэтр Кристоф Бральд.

— Не лучший вариант… — задумчиво произнес Асварт. — В любом случае, я хочу это увидеть.

Аннадор довольно самоуверенно усмехнулся и отошел ближе к центру зала. Один этот поступок должен был вызвать удивление у его наставника, но лицо Асварта оставалось непроницаемым. Он отлично умел скрывать эмоции, когда это требовалось.

Левая ладонь смотрит вниз, правая — вверх, что может показаться обычной позой концентрации. На что Аннадор и надеялся. Он ушел гораздо дальше, чем предполагал, как Бральд, так и Асварт. Все же слова о его магическом потенциале не были пустым звуком.

Руки пришли в движение, начав описывать круг в воздухе, двигаясь против часовой стрелки. Воздух вокруг Аннадора начал плыть, раскаляясь до невообразимого предела. Внезапно поднялся столб пыли, создавая вихрь, укрывающий фигуру студиозуса. Полыхнул огонь, раскаляя песок, закручиваясь тугими спиралями вместе с воздушными потоками. Огонь, ветер и песок захватывали все большую территорию, оспаривая свои владения в этом учебном зале с иными материями, в чем легко побеждали. Вихревые отростки песка растягивались во все стороны, по ним бежали алые струйки огня, обнаружившие себе отличного союзника в захвате новых владений.

Вокруг Аннадора вращался поток невообразимой мощи, состоящий из огня, ветра и песка. Это было невообразимое чувство, но недостаточно. Недостаточно невообразимое, как Сияние Рассвета. Он пытался достичь его, переплетая стихии самыми невообразимыми способами. Невообразимыми потому, что мало какой Высший смог бы повторить подобное, запас Силы студиозуса был поистине бесконечным.

— Три стихии… — тихо прошептал Асварт. Племянник его не слышал, но в любом случае прекрасно представлял себе мысли дяди.

А дальше произошло и вовсе невообразимое. Воздух во всем зале, казалось, мгновенно высох. Дышать стало тяжело, каждый вдох обжигал горло. В воздухе больше не было влаги. Ее тонкий ручеек устремился со всех сторон прямо к фигуре Аннадора, с трудом проглядывающейся сквозь вихрь стихий. Четыре. Все стихии были собраны в ужасающий вихрь, вращающийся вокруг него.

Собрать все стихии в одном заклинании считалось почти невозможным. Это даже не вопрос о Силе или умении заклинателя, а предрасположенность. И этой предрасположенности не было ни у кого уже очень давно. И одним из магов, который мог сплетать все четыре стихии воедино был… заклинатель Сияния Рассвета.

Еще несколько мгновений назад, Аннадор думал о том, как бы удивить дядю. Сейчас он думал совершенно о другом. Мысли его были заняты потоком Силы, текущем сквозь него. Это было совершенно не то же, что и Сияние Рассвета. Этот поток… Это было больно. Душа разрывалась изнутри, пытаясь контролировать Силу, которая не пробуждалась уже много веков, и попытки эти были почти бесполезными.

Все четыре стихии невозмутимо кружились в танце, но им не хватало партнера, способного вести их. Вихрь разорвался. Вся вобранная в него мощь хлынула пластами Силы в стороны, и даже кольцевое пространство, которым и являлись все подобные залы практических занятий, издало жалобный стон, пытаясь не развалиться на части. Студиозуса пробрал испуг до самых костей. Лихорадочные попытки удержать поток Силы ничего не давал, лишь причинял физическую боль. Кожа, казалось, лопалась, крошилась эмаль на крепко стиснутых зубах. Пот, которым было покрыто все тело Аннадора, превратился в тонкую изморозь, от чего студиозус казался покрытым инеем. Искусственная реальность начала трещать по швам, еще меньше минуты и конец. Все его страдания, старания, бессонные ночи занятий, невероятные усилия пойдут прахом. Все просто не может закончиться вот так! Он еще не создал свое Сияние Рассвета, не встретил брата, он еще… Он еще не жил, в конце концов! Не может, не может, не может все так закончиться!

Взгляд Аннадора метнулся на Асварта. Тот пытался выглядеть спокойным и невозмутимым, но ужасные нагрузки не давали сделать это в полной мере. Он пытался унять Силу, вызволенную своим племянником, хотя Аннадор понимал, сделать этого не сможет. Асварт не умеет управлять сразу четырьмя стихиями, а расщеплять пласты Силы на отдельные составляющие, что и делал магистр, донельзя долгий и трудоемкий процесс.

Мрачная решимость дяди передалась и племяннику. Паника потихоньку отступала, хотя скорее это он сам изгонял ее в самые темные уголки своей души. Чувства должны стать мыслями, ощущениями — рефлексами. Память станет проводником, освобождая путь Силе. Глаза закрылись, веки непрерывно подрагивали от огромного напряжения. Вырвавшаяся с‑под контроля Сила, разлитая по всему залу, замедлила свой ход и в мгновенье устремилась обратно к Аннадору. Но на этот раз она не образовала вихрь, а словно впитывалась тело ученика. То, что до этого казалось болью, теперь казалось слабым отголоском того, что испытывал он сейчас.