Служба королю (СИ)

— Мне пришлось пройти через рабство, чтобы научиться хотя бы маленькому умению. Ты, что же, собираешься всех пропускать через такое испытание?

— Я сам сделал первый свой шаг, когда мне в лоб уже летел камень Брекера и телу ничего не оставалось делать. До этого получались только фонтанчики из песка. Но ты же понимаешь, какую силу может приобрести каждый воин! Если он согласится, значит пусть каждый проходит испытания, надо только понять, какие?

— И как ты собираешься отбирать себе воинов?

— Я пока не знаю. Ещё даже не думал. И никто пока не дал мне ни такого разрешения, ни задания, ни согласия, и я даже не знаю того ирита, который может их дать. Боюсь, что наш Вождь не согласится, он уже и так распустил мой отряд, а король ему не указ, у себя в клане он главный и это правильно. Может быть, король захочет сделать такой отряд у себя во Дворце?

— Милый ты мой, глупенький! Ты смотришь на меня, как будто на кусок золота, а я всего лишь след его и научилась только чуть-чуть сдвигать мелкие камни. А ты уже строишь такие планы! А вдруг никто из ребят не захочет колдовать? И если уж ты мечтаешь, то объясни, зачем тебе такой отряд?

— Сам не знаю. Наверно, не хочу жить так, как жили родители, скучно. Не знаю, как у вас, а наш клан не очень-то богато живёт, и ужасно однообразно, серо. Мне нравится бродить кругом и видеть чудеса, нравится спасать кого-то, помогать, находить сокровища, делать чудеса. Но вот, то, что мы сегодня сделали, мне очень не понравилось. Даже вартаков, отбросы, гадость, и то после битвы отправили в рудники, пусть это не лучшая, но всё-таки жизнь. А мы…

— А мы отомстили за ребёнка! Ты бываешь удивительно глупым, Мроган! Наверно, стоит запихать тебя в вонючую сеть, или посадить в яму, или просто воткнуть тебе дротик в одно место, ненадолго, чтобы ты понял: всякую дрянь надо уничтожать! Ты что же, жалеешь эти отбросы, которые по-справедливости будут гнить в колодце? У тебя что-то в голове путается, давай-ка я помогу распутать!

Дальнейшая беседа проходила с приложением к телу кларона маленьких острых кулачков, которые вонзались с неожиданных сторон, принося приятную, но ощутимую боль и открывая прямой доступ к его мозгам.

— Ты ощутил себя таким великим, что можешь прощать, так? (удар!) Тебя самого чуть не убили наёмники! Забыл уже? (удар!) Ты пробовал весну и целое лето копать, сажать, убирать, защищать от грызунов то, что придёт и отберёт у твоей семьи какая-нибудь гадина, да?! (удар!) И твой ребёнок (удар!) останется голодным, да?! (удар!) Не один день (удар!), а всю осень (удар!), зиму (удар!), а потом вы все покроетесь сыпью от истощения и болячек (удар!), а весной, когда ты выроешь из тайника те семена (удар!), которые спрятал от семьи, чтобы посадить, (удар!) опять придёт гадина (удар!) и тебе будет её жалко?….

— Сдаюсь, я всё понял, Канчен-Та, я всё понял…

— Нет, ты ничего не понял! Вместе с семенами у тебя уведут жену. (удар!) Ту, которую ты любишь! (удар!) Если только ты знаешь, что это такое? (удар!) А в следующий раз убьют твоего сына железным дротиком в грудь! И он будет лежать на грядках, в которые ты ничего не посадил. Мёртвый! А ты будешь жалеть, что убил гадину не так как надо, да? И так было много чести!

— Ну, прости, ну, что ты, я понял, понял!

— Эх ты, понятливый!

Она уже не била его, а только хлюпала и вытирала слёзы, а Мишка, чувствуя себя полным идиотом, обнял её и успокаивал, пришептывая как мама, ласковые слова, а внутри себя докончил то, что не досказала Канчен-Та, и простая, железная правда этих слов вбивалась в голову клиньями, ходить по которым ему теперь следовало всю свою жизнь.

Конечно, хороши хассаны горделивой своей осанкой, воинским умением, твёрдым отношением к смерти, которой не боятся! Не зря их берут в наёмники. Но сотни поколений обирают пахарей, иритов, слабых только от того, что хотят трудом, а не разбоем кормить свои семьи. И не только иритов, но и другие народы и свой собственный, тоже, потому что их мастера и работники сами живут в нищете.

Юные хассанчики с детства с песнями и сказаниями впитывают психологию грабежа и становятся исконными врагами. Навсегда. Перевоспитывать их нельзя. А наказывать можно. Ярмом, тяжелым трудом. Или смертью. Говорить слова и речи тому, кто гордится историей своего разбойного народа и готов драться за неё насмерть, бессмысленно! Бить и бить! И никакие нюни не должны здесь примешиваться. Грязная работа? Да! Опасная? Прекрасно! Нужная? Тысячу раз — "Да!"

Мишка понял, что до этого он сам себя поймал в попытке логически, мозгами подойти к проблеме, которая давно уже была решена и воины отряда, которые сейчас весело заигрывали со спасёнными женщинами, оказались гораздо мудрее его, выходя на поединок, без колебаний, за правду, идущую от корня самого мироздания.

Созидающий — прав! Отнимающий — вор! Вот и вся формула! И не надо смотреть в лицо врага, находя в нём черты, присущие нормальным иритам. Лицо обманет, потому что скрывает чёрную душу, верить можно только делам. И корень этой правоты заложен самой Природой: грабитель не выживет без пахаря, умрёт с голоду или сам начнёт сеять! Значит, он лишний! А пахарь легко проживёт без опасного соседа.

Мысли его пошли ещё дальше. Он вспомнил чванливую молодёжь и размалёванных женщин, которые прозябали во Дворце. Все они брали то, чего не делали. И даже и не брали. Им приносили! "Отнимающий — вор!" Тогда получается, что и этих надо истреблять? Но они — не хассаны, не убийцы, к ним нужен другой подход. Ладно, решил он, разберёмся и с ними.

— Мы соберём свой отряд! Да? Ты готова быть со мной?

— Дурачок! Я и так с тобой. Только надо и других девушек брать, если они захотят!

— Разве они могут воевать?

— А я?

— Ты — ненормальная! Одна на всём свете!

— А мы?

Это спросили женщины, которые успели незаметно подойти, услышав странную потасовку между влюблёнными и эхом этот же вопрос повторили мужчины, воины, которые всю свою жизнь уже выполняли грязную работу, за которую только собирался взяться новоявленный молодой вождь.

И за едой разговор продолжился. Самой большой трудностью оказалось найти контакт с собственными королями. С этим согласились все. Значит, новый отряд надо было собирать по-партизански, захватив тайком удобное место и оттуда совершать свои походы.

Без базового лагеря было невозможно организовать сбор желающих, обучение, лечение, ремонт одежды и оружия, у Мишки даже голова начала кружиться, когда его маленький, неясный план начал обретать форму. Дело могло стать таким грандиозным, что глаза всех говоривших вспыхнули ярким и дерзким огнём.

Речь уже шла не об отдельных военных вылазках, а о своём клане, маленьком, миниатюрном государстве, в котором должны быть управление, и канцелярия, и посыльная служба и даже тюрьма.

Но тем и опасно постоянное место, что его можно вычислить, найти, прийти с большим войском и раздавить. Ясно, что хассаны не смирятся с урезанием своих возможностей. Да и Ларен Мягкий, несмотря на своё прозвище, всегда мог потребовать от вассалов подчинения.

Даже будущее нового клана пряталось в тумане, потому что, как ни спорили воины, а согласились с тем, что все их удачи в конце обернутся ничем. Как только удастся победить всех завоевателей, необходимость в отряде отпадёт и он должен будет сам себя разогнать. Этот парадокс оказался не по зубам неискушенным политикам и поэтому все согласились, что там — видно будет, и до победы ещё так далеко, что на их век хватит.

Сам того не понимая, Мишка начал разжигать идейный смерч, первой искоркой которого была мысль, а она, как в его колдовстве, закручивалась в вихрь событий, рождающих гигантскую силу. Разрушающую и созидающую. В споре и криках рождались все те механизмы, которые уже бесконечное число раз возникали во Вселенной там, где существа разумные брались за реформацию своего общества.

Все восстания, мятежи, революции всегда идут одной и той же дорогой. Идея рождается, потом формулируется и становится доступна массам сочувствующих, из них выбираются те, кто готов за идею подставлять своё тело под удары и клянётся в этом, только потом создаётся материальная база, лозунги, фетиши, форма, значки, тайные знаки и прочая атрибутика.