Неоконченные предания Нуменора и Средиземья

Поездка Морвен и Ниэнор в Нарготронд

Когда отступила Жестокая зима, в Дориат пришли новые вести о Нарготронде. Ибо многие из тех, кому удалось вырваться из побоища и пережить зиму в глуши, явились наконец к Тинголу, прося убежища, и стражи границ привели их к королю. Одни из беглецов говорили, что все враги ушли на север, а другие — что Глаурунг до сих пор живет в чертогах Фелагунда; одни говорили, что Мормегиль убит, а другие — что Дракон оплел его чарами, и он и посейчас стоит там, словно обратясь в камень. Но все сходились на том, что в Нарготронде незадолго до разорения стало известно: Черный Меч был не кто иной, как Турин, сын Хурина из Дор–ломина.

Великий страх и печаль охватили Морвен и Ниэнор; и сказала Морвен:

— Воистину, подобные сомнения насланы Морготом! Не лучше ли нам узнать правду и увериться в худшем, что предстоит пережить?

А Тингол и сам очень хотел побольше узнать о судьбе Нарготронда и уже подумывал о том, чтобы выслать разведчиков, которые пробрались бы туда; но король считал, что Турин в самом деле либо убит, либо ему нельзя помочь, и не хотелось Тинголу, чтобы пришел час, когда Морвен будет знать это наверное. Поэтому он сказал ей:

— Опасное это дело, о владычица Дор–ломина, его надобно взвесить и обдумать. Быть может, подобные сомнения и впрямь насланы Морготом, чтобы толкнуть нас на какое–нибудь безрассудство.

Но Морвен в отчаянии вскричала:

— Безрассудство, государь? Если мой сын скитается по лесам и голодает, если он томится в оковах, если тело его лежит непогребенным, я буду безрассудной! Я не хочу терять и часа, но тотчас отправлюсь на поиски.

— О владычица Дор–ломина, — ответил Тингол, — здесь сын Хурина непременно был бы против. Он бы счел, что тут, под покровительством Мелиан, тебе лучше, чем где бы то ни было. Ради Хурина и Турина не хотел бы я отпускать тебя отсюда в эти дни, полные черных напастей.

— Турина ты отпустил навстречу опасностям, а меня к нему не пускаешь! — воскликнула Морвен. — Под покровительством Мелиан! Да, в плену за Завесой. Долго раздумывала я, прежде чем вступить сюда, и теперь жалею, что пришла.

— Нет, владычица Дор–ломина, — возразил Тингол, — если ты говоришь так, то знай: Завеса открыта. Свободной пришла ты сюда, и свободна ты остаться — или уйти.

И тут Мелиан, до сих пор молчавшая, произнесла:

— Не уходи, Морвен. Верно сказала ты: сомнения эти — от Моргота. Если ты уйдешь, ты уйдешь по его воле.

— Страх перед Морготом не удержит меня от зова родной крови, — отвечала Морвен. — Но если ты боишься за меня, государь, дай мне провожатых из твоего народа.

— Над тобой я не властен, — ответил Тингол. — Но мой народ — он мой. Я пошлю их, если сочту нужным.

Морвен больше ничего не сказала, только заплакала; и удалилась она с глаз короля. Тяжело было на сердце у Тингола, ибо казалось ему, что Морвен охвачена безумием [56]; и спросил он Мелиан, не может ли та удержать Морвен своей властью.

— Я сумею противостоять натиску зла извне, — ответила она. — Но с теми, кто хочет уйти, я ничего поделать не могу. Это твое дело. Если ее следует удержать, тебе придется удержать ее силой. Однако это может сломить ее дух.

И вот Морвен пришла к Ниэнор и сказала:

— Прощай, дочь Хурина. Я отправляюсь искать своего сына или верные вести о нем, ибо здесь не хотят ничего сделать, и станут тянуть, пока не будет поздно. Жди меня здесь, — может, я и вернусь.

Тогда Ниэнор в ужасе и скорби принялась отговаривать ее, но Морвен ничего не ответила и ушла в свои покои; и когда наступило утро, она взяла коня и уехала.

Тингол же повелел, чтобы никто не останавливал ее и не чинил никаких препятствий. Но когда она уехала, он созвал отряд самых закаленных и искусных стражей границ и поставил над ними Маблунга.

— Догоните ее, — сказал он, — но пусть она вас не видит. Но когда она окажется в глуши и ей будет угрожать опасность, придите на помощь; и если она не согласится вернуться, охраняйте ее, как сможете. И еще мне хотелось бы, чтобы кто–нибудь из вас пробрался так далеко, как только получится, и узнал все, что сумеет.

Так и вышло, что Тингол отправил больший отряд, чем собирался сначала, и среди них было десять всадников с запасными конями. Они последовали за Морвен; она же отправилась на юг через Рэгион, и оказалась на берегах Сириона выше Полусветных озер; тут она остановилась, ибо Сирион был широким и быстрым, и она не знала переправы. Поэтому стражникам пришлось объявиться; и сказала Морвен:

— Что, Тингол все же решил задержать меня? Или он наконец посылает мне помощь, в которой отказал поначалу?

— И то, и другое, — ответил Маблунг. — Может, вернешься?

— Нет! — сказала она.

— Тогда придется мне помочь тебе, — сказал Маблунг, — хоть и не по сердцу мне это. Сирион здесь широк и глубок, и опасно переплывать его и зверю, и человеку.

— Тогда переправьте меня тем путем, каким переправляются эльфы, — сказала Морвен, — а не то я отправлюсь вплавь.

Поэтому Маблунг отвел ее к Полусветным озерам. Там, в заводях, скрытых в тростнике, на восточном берегу под охраной стояли тайные паромы; здесь переправлялись посланцы, державшие связь между Тинголом и его родичами в Нарготронде [57]. Вот переждали они, пока в небе не начали гаснуть звезды, и переправились в предрассветном белом тумане. И когда алое солнце поднялось над Синими горами и сильный утренний ветер разогнал туманы, стражники ступили на западный берег и вышли за пределы Завесы Мелиан. То были высокие эльфы из Дориата в серых плащах поверх кольчуг. Морвен наблюдала за ними с парома, пока они молча спускались на берег, и вдруг вскрикнула, указывая на последнего, проходившего мимо.

— Откуда он? — воскликнула она. — Вас было трижды десять, когда вы явились ко мне. Трижды десять и один сходят на берег!

Тут обернулись остальные и увидели, как вспыхнули на солнце золотые волосы: ибо то была Ниэнор, и ветер сорвал с нее капюшон. Так стало известно, что она последовала за отрядом и присоединилась к ним в темноте, перед самой переправой. Все были очень встревожены, а Морвен — больше всех.

— Уходи! Уходи, я велю! — вскричала она.

— Если супруга Хурина может отправиться в путь по зову родной крови вопреки всем советам, — отвечала Ниэнор, — то и дочь Хурина на это способна. «Скорбью» назвала ты меня, но не хочу я в одиночестве скорбеть по отцу, брату и матери. Из троих я знаю одну тебя, и тебя люблю я больше всех. И я не боюсь ничего, чего не боишься ты.

И в самом деле, не было заметно особого страха ни в ее лице, ни в поведении. Статной и сильной казалась она; ибо люди дома Хадора были высоки ростом, и сейчас, в эльфийском одеянии, она почти не отличалась от стражников, уступая лишь самым могучим.

— Что ты собираешься делать? — спросила Морвен.

— Идти туда же, куда и ты, — ответила Ниэнор. — Вот твой выбор. Либо ты отведешь меня назад и укроешь за Завесой Мелиан — ведь мудрый не отвергнет ее советов. Либо же знай, что я отправлюсь с тобой навстречу любым опасностям.

Ибо на самом деле Ниэнор отправилась в путь в первую очередь потому, что надеялась, что из страха и из любви к ней мать вернется. Морвен и в самом деле разрывалась надвое.

— Одно дело отвергнуть совет, — сказала она. — Другое дело — ослушаться матери. Отправляйся назад!

— Нет, — ответила Ниэнор. — Я уже давно не ребенок. У меня есть своя воля и свой разум, просто до сих пор моя воля не расходилась с твоей. Я пойду с тобой. Лучше бы в Дориат, из уважения к его правителям; но если нет, значит, на запад. На самом деле, если кому из нас двоих и следует продолжать путь, так скорее уж мне, я ведь в расцвете сил.

И Морвен увидела в серых глазах Ниэнор упорство Хурина, и ее охватила нерешительность; но не могла она побороть свою гордыню: не хотелось ей, чтобы собственная дочь (говоря начистоту) привела ее назад, словно выжившую из ума старуху.