Владигор. Князь-призрак

— Полезай за мной! — жестко приказал он, глядя в глаза Ракела. — И остальные тоже! Живо!

Бывший наемник пожал плечами, но все же сунул меч в ножны, подступил к рыдвану и, подпрыгнув на месте, исчез в прорехе между ивовыми обручами. Следом за ним теплое пахучее нутро комедиантской колымаги приняло и скрыло в себе Урсула с Берсенем, который все оглядывался в конец узкой улочки и хищно раздувал тонкие крылья носа.

Владигор влез последним, и когда рыдван тронулся с места, пробрался к его задней стенке и осторожно отвел рукой край кожаного фартука.

Его глазам предстала весьма странная и даже причудливая картина. Внешне в ней как будто не было ничего необычного: улочка, мощенная тесаными бревнами, была ярко освещена низкой луной, в свете которой за рыдваном неслась многоголовая, многорукая толпа. Мелькали суковатые дубинки, сверкали косы, ладони сжимались в кулаки, рты преследователей распирало от дикого, но почему-то неслышного крика. Но особенно странно было то, что бревна мостовой совершенно поглощали топот ног, по заборам не бежали растрепанные тени, а расстояние между несущейся толпой и еле ползущим рыдваном не сокращалось ни на йоту. При этом колеса продолжали все так же поскрипывать, шатер ритмично покачивался. Подняв голову, Владигор увидел в прорехах ослепительно сверкающие звезды.

Князь решил пробраться к вознице, чтобы спросить, куда он их везет, но не успел обернуться, как за его спиной послышался знакомый голос:

— Вечер добрый, бродяга Осип!

— Белун?! Откуда?!

Владигор быстро обернулся и увидел в потемках смутно белеющую бороду чародея. Под шкурами на дне рыдвана угадывались очертания еще каких-то человеческих тел, недвижные силуэты Ракела и Берсеня темнели на козлах по обе стороны от возницы, не видно было только Урсула: оказавшись в относительной безопасности, старик от усталости скорее всего сразу уснул, устроившись между спящими.

— Странный вопрос! — усмехнулся из сумерек Белун. — Вторые сутки меня за собой таскаешь и не узнаешь…

— Ты тот бродяга, которого вытащили из ладьи? — нетерпеливо перебил князь.

— Кто бродяга — я? Обижаешь! — воскликнул Белун. — Хотя в каком-то смысле я, конечно, бродяга, как и все эти… — Чародей оборвал фразу и жестом указал Владигору на толпу, все так же бешено, но бесшумно несущуюся за рыдваном.

— Опять говоришь загадками, старый колдун! — сказал Владигор.

— Да что ты, князь! Какие загадки! — Белун жестом подозвал князя, а когда тот приблизился, выкатил из рукава мантии белый шар и осветил морщинистое лицо спящего на старой попоне Урсула.

— Понял? Или объяснять дальше? — спросил он, накрыв шар прозрачной, как воск, ладонью.

— И не тяжко тебе было в этом сморчке ютиться? — спросил Владигор. — Ведь если бы я его не отбил, тебя в его шкуре так по камням за жеребцом и протащили бы?

— Да, дело шло к тому, — невозмутимо произнес Белун.

— Так ведь оно же больно! — воскликнул князь. — Половину ребер переломали бы! А потом бы на дыбе и вовсе кончили! Повидал я этих мастеров: душу из тела, как косточку из сливы, вынимают!

— Тело-то, может, и слива, но душа не косточка: вынь да плюнь! — усмехнулся Белун. — Не веришь, спроси у Челлы! Челла, расскажи князю, как из тебя в Десняковом подвале душу вынимали!

Челлой звали возницу. Услышав голос чародея, он передал вожжи Ракелу, обернулся и, осторожно переступая через спящих и перехватывая руками ребра рыдвана, приблизился к беседующим.

— Дурни! Костоломы! — сказал Челла, садясь на дощатое дно и подворачивая под себя ноги. — Но старательные: ежели дыба, так до упора! Ежели кнут, так чтоб до костей! А как топили! Мешок, камни… как вспомню, так вздрогну!

— Кто топил? Когда? По чьему приказу? — опешил Владигор.

— Да все по княжьему, по чьему же еще! — удивился Челла. — Кто приказал всех скоморохов извести, чтобы народ не баламутили? Князь Владигор!

— Не подписывал я такого указа, клянусь! — воскликнул князь.

— Ты? Да кто ты такой?!

Челла привстал, разодрал прореху над головой Владигора, а когда широкий лунный луч ударил в лицо князя, стал внимательно вглядываться в его черты.

— Вроде как он, — пробормотал лицедей, закрывая прореху и проводя двумя пальцами по разодранному шву, который тут же сошелся и закрыл от Владигора и лунный луч, и звездное мерцание.

— Жаль, раньше не признал, — продолжал бормотать он, садясь на край телеги и свешивая вниз длинные худые ноги. — Вижу, бегут, надо, думаю, спасать… А кого спасать? От кого? Н-да, поспешил ты, Челла, со своей добротой! Ехал бы дальше своей дорогой, а теперь сиди, мучься!..

— С чего мучиться-то? Сам говоришь: доброе дело сделал, — сказал Владигор, положив руку на плечо возницы.

— Доброе? Кто сказал «доброе»?! — вздрогнул лицедей. — Сейчас скину тебя под ноги этим придуркам — вот и будет доброе дело!

Он привстал и, схватив Владигора за рукав тулупчика, выбросил свободную руку навстречу бегущей толпе. Князь покачнулся от неожиданности, но тут же отпрянул в глубь рыдвана и, ухватив скомороха за шиворот, втащил его вслед за собой. Тот истерически взвизгнул, вывернул из широкого засаленного ворота всклокоченную башку и запрыгал по рыдвану, оставив в руке Владигора свой легкий, расшитый кружевами камзольчик.

— Ой, князь! Ой, святая простота! — хохотал лицедей, хлопая ладонями по своим заплатанным коленкам. — Но силен! Силен, ничего не скажешь! Тебе бы, браток, пирамиду держать! Цепи, плечами рвать! Быка-трехлетка кулаком валить! А коня кулаком подковать слабо?!

— Не пробовал, — пожал плечами Владигор. — Может, и не слабо.

— А ты попробуй, князь, душа моя! Тебе ж тогда цены не будет! Мы столько народу на базарной площади собирать будем! Поболе, чем на похоронах твоих!

Лицедей прижал к впалой груди жилистые руки и, подскочив к князю, упал перед ним на колени.

— Соглашайся, князь! — умоляюще шептал он, глядя на Владигора снизу вверх. — Дался тебе этот трон — одна морока! А мы свободные люди-человеки — никому не господа, никому не слуги! Соглашайся, князь, я тебя таким штукам обучу, что тебя ни железо, ни вода, ни огонь взять не смогут!

— На площади, говоришь? — усмехнулся Владигор, глядя в блестящие глаза лицедея. — А как же личина да и все прочее? Это я в сумерках да при лучине еще за бродягу сойду, а при свете меня не то что каждая собака — каждая ворона узнает!

— Согласен, князь, совершенно согласен! — затряс бородкой Челла. — Зверье породу нутром чует! Его лаптями да лохмотьями не проведешь!

— Вот видишь, — сказал Владигор. — Зачем же ты мне предлагаешь перед всем народом на подмостках представляться!

— Так то зверье чует, а толпа — дура! — воскликнул Челла. — Ей чучело в колоде вынесли, сказали: «Князь помер!» — она и поверила. Каждый в отдельности, может, еще и усомнился, но глянул вправо-влево, увидел, что все молчат, ну и сам умолк: зачем беду на свою голову накликать — дураков нет!

— Выходит, каждый сам по себе умник, а как соберется таких умников больше трех, так у них весь ум на дурь да трусость исходит? — спросил князь, указывая на толпу, которая продолжала бежать за рыдваном, размахивая руками и бесшумно разевая слюнявые от возбуждения рты.

— Выходит, так, — вздохнул Челла, покачав головой. — Тем и кормимся. Так что насчет своей личины, князь, можешь не сомневаться: никто из толпы в тебя пальцем не ткнет, особенно после того, как я тебе новую личину приставлю!

— Интересно, какую? — спросил Владигор, бегло взглянув на гроздья восковых носов, париков, бород и прочих частей человеческого тела, густо увешивавших ивовые ребра рыдвана.

— Выбирай любую, князь! — широким жестом обвел свое богатство Челла. — Могу тебя горбуном сделать, могу старухой! Могу и тем и другим сразу!

— И в таком образе я буду коня кулаком подковывать? — засмеялся Владигор. — Да наш народ со смеху помрет!

— Упаси боже, князь! — молитвенно сложил ладони Челла. — Это я для примера!

— Для примера, говоришь? — усмехнулся Владигор, оглядываясь на толпу, по-прежнему преследующую рыдван. — Давай-ка мы твой пример проверим! Доверяй, но проверяй, как говорил мой казначей Дуван — сума переметная!