По дороге к высокой башне. Часть вторая (СИ)

Все это время черные гвардейцы во главе с Гамоном ждали нас в тронном зале, и сейчас вышли вперед, закрывая собой Дидона. Огоньки горящих фитилей вспыхнули, словно глаза древних демонов. Стволы множества заряженных магических жезлов оказались направлены на нас.

- Стойте, отступники! - крикнул Гамон, поднимая вверх руку в латной перчатке, - ваш путь окончен.

Словно натолкнувшись на невидимую преграду, мы остановились. Ничего не понимая, я переводил удивленный взгляд с Гамона на застывших гвардейцев. Что он говорит? Почему его люди целятся в нас?

Ругон растолкал дворян и вышел вперед.

- Ты назвал нас отступниками, - сказал он, - но разве ты не один из нас? Разве твои гвардейцы не должны сейчас стоять рядом с нами?

- Ты с ума сошел, Ругон, - изумленно воскликнул Гамон, - чтобы я встал рядом с тобой, с предателем и клятвопреступником? Никогда такому не бывать!

- Предательство, - сказал кто-то за моей спиной, - измена.

- Они заманили нас в ловушку, убийцы.

Неожиданно Ругон зарычал, словно раненый зверь и бросился вперед.

Не знаю, о чем подумал мой друг, кидаясь в свою последнюю отчаянную атаку. Может быть, он хотел попытаться достать предателя Гамона или пробиться к трону и избавить страну от проклятого тирана. В любом случае он не сказал мне об этом, а спросить его я теперь смогу только тогда, когда окажусь на сверкающих вершинах, если конечно богам будет угодно после смерти отправить меня туда.

Залп магических жезлов сбил с ног и раскидал оставшихся в живых заговорщиков. Я почувствовал тупой удар в грудь, видимо кираса спасла меня от первого попадания, зато вторая молния с легкостью пробила ее, словно лист пергамента и вонзилась мне в плечо. От жестокого удара я опрокинулся на спину, но не упал на пол, а свалился сверху на чье-то неподвижное тело. Страшная боль пронзила меня, кажется, я закричал, зажимая ладонью рану, из которой сплошным потоком хлынула кровь.

А Ругон все еще шел вперед, высоко подняв над головой меч. Казалось, все заряды прошли мимо него, но, когда до Гамона оставалось не больше нескольких шагов, старик неожиданно споткнулся и упал. Он оперся о мраморный пол и попытался подняться, но ослабевшие руки заскользили в кровавой луже и Ругон опять упал, ударившись лицом о полированную плиту. И тут из-за спины Гамона вышел король. Я несколько раз видел его мельком во время и после Великой битвы, но с тех пор Дидон невероятно изменился. Из высокого, статного воина он превратился в высохшего старика с безумными глазами и редкими волосами. Сжимая в руках длинный меч, он подошел к распростертому телу Ругона, засмеялся безумным смехом и вонзил клинок старику в спину.

Все, кто пришел со мной погибли или сейчас умирали от ран. Я слышал невнятные хрипы и стоны, но никто не просил о помощи. Зажимая рану в плече, я чувствовал, как жизнь по капле вытекает из меня. Больше на этом свете у меня не было дел, поэтому перед смертью я старался увидеть и запомнить, как можно больше, чтобы потом рассказать богам о том, что происходит с их ведома в этом жестоком мире. Широко открытыми глазами я смотрел, как король добивает Ругона.

Кто-то склонился надо мной. Присмотревшись, я понял, что это Марон. Молодой дворянин запустил руку за ворот окровавленной рубашки и рывком сорвал с моей шеи драгоценный амулет. Стоя надо мной он сначала высоко поднял его над головой, а потом надел на себя.

И тут случилось то, чего я никак не ожидал. Неожиданно Гамон размахнулся и ударил Дидона мечом по шее. Тело рухнуло к ногам предателя, а голова безумного короля покатилась по полу. Не веря собственным глазам, я завозился в луже крови пытаясь подняться повыше, но из этого ничего не получилось.

- Король Дидон убит заговорщиками, - громко сказал Гамон, - династия королей прервалась. Но с нами потомок древнего рода, который пришел, чтобы спасти королевство. Радуйтесь люди и славьте нового короля Марона - последнего из рода Трех вершин.

Черные гвардейцы закричали, приветствуя молодого монарха.

Кажется, я засмеялся, но потом сознание мое помутилось, и я провалился в черную бездну, лишенную видений и звуков.

Я открыл глаза и закричал, потому что кто-то или что-то когтями рвало мою грудь. Страшная боль выгнула дугой непослушное тело.

- Держите его, - проворчал кто-то над ухом, и сильные руки прижали меня к жестким доскам стола.

- А лучше ударьте его по голове, - сказал тот же голос, - иначе он будет нам мешать.

В мозгу вспыхнула яркая вспышка, и я опять потерял сознание.

Когда я в следующий раз открыл глаза, рядом никого не было, плечо все еще болело, правда не так сильно, зато теперь раскалывалась голова. Я лежал на чем-то жестком в небольшой комнате со сводчатым потолком. Слабость была такая, что я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Любой человек не сведущий в медицине наверно не понял бы, что с ним произошло, но я многое повидал в этой жизни, поэтому сумел сообразить, что лекарь вытащил из меня заряд магического жезла, а, чтобы я не мешал, его подручный стукнул меня по голове деревянной киянкой. Обычно больные после того, как потеряют сознание, становятся более сговорчивыми. Хирурги часто использовали это надежное средство на поле боя.

"Интересно кто меня спас и зачем?" - подумал я.

Ответов не было. Перебирая в памяти события прошедшего дня, я даже представить себе не мог того человека, которому придет в голову идея вылечить заговорщика. Может быть, убранство комнаты расскажет мне что-нибудь о неизвестном доброжелателе? Я попытался сесть, чтобы осмотреться и опять потерял сознание.

Иногда я приходил в себя на несколько часов, иногда на несколько минут. Хуже всего было, когда лекарь менял повязки. Присохшая ткань отрывалась от раны с противным треском и доставляла невыносимую боль. Слуги ухаживали за мной и даже кормили с ложки куриным бульоном, но ничего не говорили, словно были немы от рождения. Не знаю, сколько прошло времени прежде, чем я смог нормально соображать и садиться на постели. В моей комнате не было ничего, что могло бы сказать мне о том какой сейчас день и месяц. Собственно, в ней вообще ничего не было кроме деревянной лежанки, ночного горшка и кувшина с водой. По мере выздоровления пища, которую мне давали, становилась грубее и проще. Довольно скоро неизвестный доброжелатель перестал кормить меня супом, и слуга вместо бульона начал приносить мне чечевичную кашу. Иногда мне доставался кусок черствого хлеба или обглоданные куриные кости с небольшим количеством мяса и хрящей. Подобная диета не способствовала быстрому выздоровлению, но я не роптал. Жизнь возвращалась ко мне, и я был благодарен своему спасителю. Слабость проходила очень медленно и минула ни одна неделя прежде, чем я смог встать на ноги и сделать несколько нетвердых шагов.

Из-за того, что дверь моей комнаты все время была заперта на ключ, а молчаливые слуги отказывались отвечать на любые вопросы, я решил, что нахожусь в заточении. Иногда в коридоре я слышал шаги проходящих мимо людей и чьи-то приглушенные голоса, но на мои окрики незнакомцы не отвечали. Под потолком моей темницы было маленькое окошко, через которое днем проникал зыбкий рассеянный свет. Иногда из него доносились странные звуки, как будто бы совсем рядом за стеной жил своей жизнью большой шумный город, но я боялся верить в это думая, что просто схожу с ума от слабости и боли. Наверно, если бы у меня получилось подтащить к стене деревянную лавку, которая служила мне постелью, то возможно я смог бы заглянуть в окно, но, к сожалению, единственный предмет мебели в моей каморке оказался наглухо прибит к полу.

Через какое-то время, потеряв счет дням и неделям, я перестал удивляться тому, что моим здоровьем больше никто не интересуется. Возможно, забытый всеми я и должен был остаться навсегда в этой узкой камере и умереть от тоски в полном одиночестве. Порой я сутками не произносил ни звука, а потом начинал вполголоса распевать церковные молитвенные песни. Несколько раз, доведенный до отчаяния, я метался по комнате и выкрикивал ужасные проклятья, но никто из людей не слышал меня, а боги не обращали внимания на мои истошные вопли.