Девятимечье. Тетралогия

Кёрнхель глубоко вздохнул, посмотрел на повелителя, на того, кому принадлежала его душа, его тело, его разум — он весь целиком, сколько его есть. Он принадлежал Этьену так, как еще никто и никогда в этом мире никому не принадлежал. И это не было рабством, хотя именно так и назвал бы это граф, расскажи ему полуэльф о Связи, что была между ними. Это не было рабством, на то имелась причина.

Он попытался поймать взгляд Хранителя — но тот смотрел вниз, в крепостной ров. Кёрнхель еще раз вздохнул и запел:

Что охраняет камень наших лиц?

Зачем звезда, с росой полночной споря,

Рождает ожиданье для убийц,

И время пасть в обойме для героя?

Очередной бесславной пустоты

Честь сохранится на шаблоне речи,

И вечной плазмы жадные цветы,

И вечный взгляд пронзающей картечи…

При первых звуках его голоса Этьен вздрогнул и посмотрел на певца. Нет, голос полуэльфа не отличался особым тембром, да и идеальным слухом Кёрнхель похвастаться не мог, как и виртуозным владением инструментом — но что-то было в его музыке такое, что цепляло за душу и заставляло вслушиваться сердцем.

Не надо. Просто там прошла война,

Война рассудка с сердцем, воли с чувством.

И что поделать, если есть вина,

А точность обвинения — искусство.

Слова сквозь холод падают в песок,

И пепел остывает чьим-то сердцем.

Ты смог подняться, но взлететь не смог.

И кровью став, ушел в свое бессмертье…

— Это твоя песня? — тихо спросил граф, когда смолкли последние отголоски звона струн. Кёрнхель тихо рассмеялся.

— Ну что ты, нет, конечно. Эта песня… она издалека. Мне просто показалось, что она будет созвучна тебе сейчас.

— Созвучна? Да, пожалуй… именно созвучна, — Этьен прикрыл глаза, и воспроизвел звучание в голове. — Созвучна… А что такое плазма?

— Эм… — полуэльф на секунду замешкался. — Что-то… что-то вроде пули. Вернее, не совсем пули… в общем, этим стреляют из определенного типа пистолетов.

— Здесь знают огнестрельное оружие? — поразился Хранитель — он ни разу не видел здесь пистолетов или ружей, равно как и не слышал упоминания о них.

А Кёрнхель замешкался с ответом, мысленно костеря себя на все лады. Это же надо так проговориться!

— Здесь — не знают, — медленно, осторожно подбирая слова, начал он. — Но я много путешествовал, и бывал в разных местах… Кое-где это понятие уже существует…

На беду полуэльфа, обмануть графа было не так-то просто. В глазах Этьена уже зажегся огонек подозрения.

— Ты никогда не рассказывал о том, что путешествовал.

— Ты не спрашивал.

Повисло тягостное молчание. Этьен понял, что очень многого, оказывается, не знает о том, кому привык, не задумываясь, доверять свою жизнь. А Кёрнхель с ужасом почувствовал, что наладившиеся между ними дружеские отношения дают трещину. Если Хранитель перестанет ему доверять, то он не сможет в полной мере стать для него тем, кем должен быть.

О том же думал и сам аристократ. До этого момента он мог с уверенностью сказать, что Кёрнхель — единственный, кому он доверяет полностью и во всем, от начала и до конца. Но теперь уверенность поколебалась, и Этьену это не нравилось. Помимо всего прочего, он просто привязался к странному полуэльфу, и мысль о том, что их дружба может быть убита недоверием, вызывала боль.

— Кто ты, Кёрнхель? — тихо проговорил Хранитель, поймав взгляд друга.

Полуэльф помолчал несколько секунд, потом спросил:

— Если я расскажу тебе правду, поверишь ли ты мне, какой бы дикой и странной для тебя не оказалась эта правда?

— Да, — ответил граф, не колеблясь.

— Хорошо. Все, что я тебе говорил — правда. И мое имя, и моя история, и то, что я рассказывал о родителях — все это было. В этой жизни. Но я прожил их уже великое множество, не одну тысячу перерождений. И я помню их. Включая самое первое. Таких, как я, в Мироздании мало — я сам и два десятка моих учеников. Тогда я был молод и еще не понимал, на что обречен и на что обрекаю их, иначе учеников бы у меня не было — я просто не взял бы на себя такуюответственность. Нас называют по-разному, но чаще всего — Вдыхающими Жизнь. Мы бесконечно перерождаемся, и в каждом перерождении наступает определенный момент, когда мы начинаем чувствовать свою Связь с каким-либо разумным мира, в котором родились на сей раз. Природу этой связи невозможно объяснить, она просто есть. Тот или та, с кем я связан — всегда значимы для конкретно этого мира, как минимум. Великие императоры и ученые, властители и философы, маги и боги… кого только не было. Связь… она заключается в том, что Вдыхающий принадлежит тому, с кем связан. Душой, телом и разумом. Любой твой приказ, любое твое желание — для меня закон. Не знаю, как мои ученики сейчас, но раньше я был единственным, кто научился обходить это правило в том случае, если действия человека, с которым я связан, причиняли миру недопустимый, с моей точки зрения, вред. Помнишь, ты спросил меня, буду ли я на твоей стороне, если ты решишь уничтожить разумную расу? Я тогда сказал, что лучше убью тебя, чтобы не позволить тебе нанести такой страшный вред своей душе, а после покончу с собой, потому что не смогу жить без тебя.

— Да, я помню, — ошарашено пробормотал Этьен.

— Собственно, это был пример того, как я могу обходить основной закон моего существования.

— Я понял…

— У меня были разные перерождения в разных мирах. Из одного такого перерождения я узнал понятие пистолета, из другого — эту песню, из третьего… в общем, я много знаю. Иногда слишком много для одного меня, — Кёрнхель невесело улыбнулся. — Вот такая вот история. Веришь?

— Верю, — уверенно ответил Хранитель. Он и правда верил. И теперь, когда некоторые странности были объяснены, пусть даже и столь невероятным образом, он снова доверял другу. Да, именно другу — что бы там Кёрнхель не говорил насчет принадлежности, для цивилизованного человека семнадцатого века это означало рабство, а принять друга, как раба… нет уж, увольте!

— Спасибо, — серьезно проговорил Кёрнхель. — Ты не представляешь, что для меня это значит.

— Не представляю, — честно согласился аристократ. — Только… можно спросить?

— Да, конечно.

— Кто я для тебя? Просто тот, кому ты принадлежишь из-за этой твоей… Связи, или все же друг? — решился граф. Он чувствовал, что не смог бы держать этот вопрос в себе долго, а раз уж сейчас пошел такой откровенный разговор, глупо было бы не спросить.

На сей раз полуэльф молчал около минуты. А когда заговорил, то старался не смотреть Этьену в глаза.

— Ты для меня нечто гораздо большее, чем друг. И уж, конечно, не просто хозяин, которому я принадлежу. Я не знаю, как правильно сформулировать, чтобы не задеть тебя…

— Скажи, как есть. Думаю, я пойму.

— Хорошо, — он резко выдохнул, как перед прыжком в холодную воду. — Я…

— Вот вы где, господин Этьен! — оборвал Кёрнхеля звонкий голос Найчелла да Ульгене. — Мне срочно нужно с вами поговорить!

— Это настолько срочно? — поморщился Хранитель.

— Да! Это… это касается Покровителей, — значительно тише добавил молодой человек.

— И что же случилось с Покровителями? — Этьен изо всех сил старался спрятать досаду.

Найчелл несколько секунд смотрел на графа, словно бы решаясь… а потом быстро и тихо выдохнул: