Сказки о сотворении мира (СИ)

— Надорвешься нести.

— Как тебя зовут? — настаивал друг, принявший графиню за француженку.

Графиня тяжело вздохнула. Высадившись на остров, она дала себе слово снисходительно относиться к местному населению, ежели таковое объявится. Графиня решила, что будет в смиренном одиночестве праздновать День Галактики до тех пор, пока Жоржу не покажется скучной жизнь без нее. Графиня зареклась, что не будет хамить никому, и не сказала грубого слова даже госпоже Калимэре, но терпение ее сиятельства шло к концу. Мира уже открыла рот, но мимо графского лежбища по берегу моря прошли две молодые особы, волоча за собой пляжный зонт и сумку с полотенцами. Девушки были молоды, стройны, загорелы и так ослепительно хороши, что юноши свернули шеи, провожая их взглядом. Графиня сама едва не свернула шею. Сердце ее наполнилось злорадством к незадачливым обалдуям. В глубине души графине стало жаль мальчишек, которые так опрометчиво поторопились с выбором. Но девушки скрылись за выступом скалы, и юноши вернули скрученные шеи на место.

— Кто ты? — спросил Эрнест. — Давай дружить?

— Дружить? — улыбнулась графиня и не заметила, как перешла на английский. — Тебя мамка отшлепает, когда узнает, с какой тетенькой ты дружишь. Иди, родной… Рано тебе еще зарабатывать на «дружбе с туристками», лучше поучись чему-нибудь стоящему.

Юноши растерялись. Графиня поднялась с шезлонга. «Что такое? — рассуждала она. — Вроде золота на мне не висит. С чего они решили, что я богатая пассия? Надо ж быть такими дураками. Или это их первый выход в свет?»

Графиня подняла с камней недопитую бутылку вина, сложила в рюкзак полотенца, обулась и двинулась к лестнице, ведущей в гору сквозь пустые дворики прямо к отелю госпожи Калимэры.

— Давай встретимся! — предложил вдогонку Эрнест.

— Давай… — ответила графиня и продолжила путь.

В тот вечер ее сиятельство ужинали без аппетита. День был испорчен, молодость подошла к концу, из привлекательной женщины графиня вдруг превратилась в объект домогательства пляжных альфонсов. За ужином Мира в основном выпивала, немец участливо поглядывал на нее, без того противная жизнь становилась еще противнее. Немец имел свиное выражение лица и неопределенные намерения, потому что несколько раз уже пытался заговорить, но Мирослава даже не повернула головы в его сторону. «А на молокососа уставилась, — отметила про себя графиня. — Определенно, старость уже на пороге. Пялилась на мальчишку, несмотря на то, что от красавчиков меня тошнит еще со времен Даниеля. Надо отправить крошку Эрнеста в Париж, пристроить моделью. Все лучше, чем шататься по пляжу».

Перед сном Мирослава закрыла окно, не желая слушать церковного звона, но в закрытой комнате колокола звучали громче, потому что их не глушили порывы ветра. Она заставила себя ненадолго забыться, а рано утром, не дожидаясь нападения госпожи Калимэры, достала из чемодана платок, надела длинную юбку, выставила в садик клетку с вороной, и пошла вверх по склону, сквозь чужие дворы, между домиков с черепичными крышами.

Хозяин винной лавки, который говорил на всех языках, относился к графине с любовью и не отказывался поболтать о местных красотах: «Если подняться наверх скалы, — рассказывал хозяин, — туда, где сильный ветер и нет домов, откроется ровное поле с желтой травой. По полю идет дорога на западный берег острова. Там, на берегу военная база. Там заборы из проволоки и охрана. Местным туда лучше не ходить, но если нечаянно заблудится турист — ему ничего не будет. Там все хорошо говорят по-английски».

По направлению колокольного звона Мира определила, что церковь, если она действительно есть, находится где-то на верхней дороге между военной базой и поселком. Она поднялась на вершину и обернулась на живописную бухту. Солнце едва поднялось над водой, надо было успеть пройти половину пути, чтобы вернуться к обеду, но вместо ветра на горе стоял полный штиль, а вместо дороги перед графиней лежала плотная шапка тумана.

Графиня не заметила, как вошла в облако, только Солнце исчезло вместе с краешком моря, земля потерялась из виду, словно сверху опустился колпак из мутного стекла. Тропинка вела ее вверх по пологому участку горы, рассыпалась на камнях, собиралась в зарослях трав и кустарника. Мира надеялась, что поднимется ветер и сдует облако в море, но склон становился круче, все чаще подошвы скользили о камни. Вскоре графине показалось, что она не идет, а лезет на гору. Она задрала юбку, чтобы не наступить на подол. Пелена тумана посветлела от Солнца. На руках появились первые ссадины, потому что кое-где приходилось продвигаться на четвереньках, но Мира все еще различала тропу, и боялась отклониться от курса, чтобы не потеряться в тумане.

Рука нащупала вершину — каменную площадку, похожую на фундамент храма, скрытого в тумане от человеческих глаз. Колокол ударил над головой. Воздух задрожал, в ушах зазвенело. Что-то не понравилось графине в достигнутой цели. Мало того, что она едва не оглохла, на ее пути возник чужеродный предмет, завешенный тканью, как неожиданное и бессмысленное препятствие на пути человека к Богу. Откуда взялся данный предмет на горе, графиня не поняла, поэтому сначала ощупала его, потом осмотрела. На ощупь предмет был похож на ногу, обутую в сандалий. Нога была обмотана ремнем до колена, испачкана пылью, к тому же имела приличный размер. Неподалеку стояла вторая нога примерно похожего габарита. Мира в жизни не видела таких больших размеров сандалий, поэтому подняла голову к небу, но разглядела лишь тень на месте лица.

— Ну, — спросила тень, когда умолк колокол, — и куда ты ломишься?

— Хочу посмотреть, что за церковь, — объяснила графиня.

— Зачем?

— Просто так.

— Просто так верующие люди в церковь не ходят. Верующие люди ходят в церковь общаться с Богом.

— Я и иду пообщаться с Богом, — сказала графиня.

— О чем? — удивилась тень.

— Так, ни о чем… Попросить прощения за неправедный образ жизни.

— Поклоняешься идолам, а просить прощения лезешь к Богу, — заметил Привратник и ушел с дороги, а графиня осталась лежать на горе у порога храма, соображая, что происходит. Каким это идолам она, крещенная в православии, поклонялась, почему ей нельзя зайти в храм? И откуда здесь взялся уважаемый господин Валех? Она хотела окликнуть Привратника, но тот обернулся сам. Обернулся, и графиня от испуга едва не съехала со склона на животе. Из-под монашеского капюшона на нее смотрели глаза прекрасного юноши, который желал познакомиться с ней на пляже. Немного посмотрели и отвернулись. Земля дрогнула под графиней, она поняла, что сползает вниз, и в ужасе вскочила с кровати. На часах было пять утра. Госпожа Калимэра еще спала и даже не мечтала тиранить постоялицу шваброй. Рассвет едва-едва занимался над горизонтом, клетка с вороной, укрытая черной тканью, стояла на столе. Пот градом скатился с графини на простыню.

Невидимая церковь сообщила о себе ударом колокола, когда Солнце закатилось за гору и стало угасать на западном побережье. Тень закрыла графине вечернее небо. Красавец-Эрнест в шортах с пальмами стоял на том же месте с пакетом в руке. Как только графиня открыла глаза, он достал из пакета бутыль с вином, закрытую сургучом. Этикетка на бутылке пожелтела от времени. Надписи на ней были сделаны на греческом языке. Год разлива графиню впечатлил необыкновенно.

— Давай выпьем? — предложил молодой человек.

«Интересно, — подумала Мира, — знает ли этот тип, что за колокола звучат на острове?» Она вспомнила, что хозяин винной лавки словом не обмолвился о том, что там, на западном берегу. Все это графине приснилось, привиделось, показалось… а молодой проходимец должен знать точно.

Мира пригласила юношу присесть рядом с ней, чтобы лучше рассмотреть бутылку. Название ей ровным счетом ничего не сказало, но год разлива продолжал впечатлять.

— Выпьем?

— Выпьем, — согласилась графиня.

— Поговорим?

— Поговорим. Сколько тебе лет, сынок?