Багровая заря (СИ)

— Примите как мой вступительный дар эту кровь.

Внутри жертвенника сработал какой-то механизм, и железные крепления, которыми была прикована к плите жертва, врезались ей в тело. Из-под них заструилась кровь, и узор желобков на жертвеннике стал красным. Жертва не испытывала боли: она была погружена в транс. Струйки крови полились в чаши.

Вся кровь вытекла из тела, и чаши были разобраны. Больше всего досталось Великому Магистру, но на то он и был Великий, чтобы получать львиную долю; остальным же досталось по глотку, а из четырёх чаш, оставшихся лишними, кровь была слита в одну. Её, одну на всех, получили чёрные плащи — братья и сёстры. Передавая её друг другу, они отведали по глотку моего вступительного дара. Чаша Великого Магистра была унесена из зала, как и поднос с моими волосами и окровавленным рукавом.

Опять со скрежетом заработал механизм, жертвенник ушёл под пол, и над ним снова образовалась ровная поверхность. В освещённом факелами и жаровнями зале стало тихо, как в склепе. Я подошла к трону и опустилась на колени, не доходя трёх шагов до первой ступеньки. Подвешенный на прозрачных лесках меч Великого Магистра как будто парил в воздухе, длинный, зеркально гладкий, и на поверхности его клинка плясали огненные блики. Рубины кроваво горели, алмазы искрились, и, если долго и пристально смотреть на меч, начинало казаться, будто он шевелится, хотя он висел неподвижно. В этой тишине я стояла, коленопреклонённая перед висящим мечом, и голос одного из старших магистров зычно воскликнул надо мной:

— Аврора Магнус!

Хор голосов подхватил и повторил трижды:

— Аврора Магнус! Аврора Магнус! Аврора Магнус!

Лёля умерла в марте, с восьмого по десятое, а существо, в которое она превратилась, жило без имени. Теперь оно его получило. Отныне меня звали Аврора Магнус.

— Встань, Аврора Магнус, и получи свой коготь, который ты будешь отныне носить на большом пальце правой руки. Это будет означать, что ты принадлежишь к Ордену.

Оскар протягивал мне маленькую чёрную шкатулку, в которой на алой бархатной подкладке блестело кольцо с когтем. Другой старший магистр, взяв мою правую руку, надел мне коготь. После этого мне было позволено подняться по ступенькам к трону, приложиться губами к рукоятке меча Великого Магистра и произнести слова присяги.

Коснувшись губами меча, я вдруг увидела на троне старуху в роскошном чёрно-золотом платье, богато вышитом и украшенном драгоценностями, в чёрном плаще с алой подкладкой и длинными загнутыми когтями на сморщенных высохших руках. Лицо старухи было землисто-серым, с длинным крючковатым носом, а на туго обтянутом кожей лысом черепе блестел золотой обруч диадемы. Стоило мне оторвать губы от меча, как видение пропало.

Мне поднесли большую чашу крови со словами:

— Прими этот дар, сестра Аврора Магнус, от твоих собратьев по Ордену. Мы поздравляем тебя со вступлением в наши ряды.

Оскар стоял рядом и всё видел. Он увидел или понял, что я видела кого-то на троне. Он дотронулся до моего плеча и шепнул:

— Всё хорошо, девочка, ты умница.

Он на миг вышел из роли, и его ласковые слова очень меня ободрили. Я осушила чашу почти до дна, оставив в ней немного крови. Мои белые крылья раскинулись, и я встретилась взглядом с Эйне. Оскар опустил в чашу кропило, взмахнул им, и на белых перьях заалели брызги крови.

Кого же выбрать в друзья на эту ночь? И что я с этим другом должна делать? Всё это было мне в новинку, и я встала перед трудным выбором. Я ни с кем здесь не была знакома, кроме Оскара и Эйне, но Оскар был старший магистр и мой наставник, а Эйне я не решилась выбрать, потому что… Трудно сказать, почему. Между нами выросла какая-то стена недосказанности, недопонимания, и ни она, ни я почему-то не делала первый шаг.

И как-то само собой получилось, что я снова встретилась с взглядом золотисто-карих больших глаз и улыбнулась в ответ на улыбку подкрашенного розовой помадой ротика. Я подошла и протянула ей руку.

— Приветствую тебя, — сказала я. Это всё, что я пока что могла сказать на Языке.

Она, вся просияв, вложила в мою руку свою ладошку.

Луна сияла в небе над водопадом, внизу под крутым обрывом виднелись деревья в остатках золотого осеннего убора, потускневшего в ночном сумраке и окутанного туманной дымкой. Водопад, высокий, ступенчатый, казалось, сам излучал серебристый свет, а озарённая луной бурная горная река мчалась по каменистому порожистому руслу. Неважно, где мы были, но здесь было очень красиво.

Её звали Дезидерата Альмарих — Дези для краткости. Её родной язык был французский — она родилась под Парижем, но неплохо говорила по-английски, и поскольку я ещё не овладела Языком, мы выбрали для общения английский. Дези призналась, что я понравилась ей с первого взгляда, и у неё «просто сердце в пятки ушло», когда я подошла к ней и взяла за руку. По её мнению, я дралась на мечах с Оскаром великолепно, а у неё «так никогда в жизни бы не получилось». Дези впервые была удостоена чести присутствовать на чьём-то посвящении, а её собственное было тридцать лет назад. Да, тридцать, а выглядела она лет на семнадцать. Ей столько и было, когда она стала хищницей, и теперь она была вечно семнадцатилетней.

— Не нужно тратиться на пластические операции, — пошутила она.

Дези попросила меня расправить крылья и долго ими любовалась с восхищением.

— Больше ни у кого из нас нет таких, — сказала она. — Я сама слышала, как один из старших сказал, что ты одна такая. С белыми крыльями.

— А что, это считается неприличным — иметь белые крылья? — полюбопытствовала я.

— Да нет, — пожала плечами Дези, проводя пальцем по моим перьям. — Крылья бывают разных цветов, но белый… Это ангельский цвет. И старший добавил, что скорее всего, ничего хорошего от этого не следует ждать.

— Гм, — усмехнулась я. А про себя, слегка приуныв, подумала: не успела я войти в общество хищников, как оказалась белой вороной. В прямом смысле.

Я рассказала немного о себе — насколько мне позволял мой английский. Мы сидели на краю обрыва, Дези любовалась луной и водопадом, а я не могла отвести глаз от водопада её волос, струившегося по спине. Она посмотрела на меня потемневшими, расширившимися глазами, приблизила лицо и прошептала:

— Ты хочешь меня? Давай. Я не против.

Я вздрогнула. Потрясающее сочетание молочной белизны её кожи с тёмным шоколадом волос так не вязалось с грубоватыми, прямолинейными словами, которые она сказала, что меня это покоробило. Может быть, виноват был английский язык, а по-французски это звучало бы совсем иначе, но как бы там ни было, предложение Дези меня слегка ошарашило. Она засмеялась:

— Да брось, расслабься. Здесь так красиво, мы с тобой вдвоём. Что ещё нужно?

С одной стороны, мне не хотелось её обидеть, а с другой — я чувствовала дикий диссонанс окружавшей нас красоты и низменного желания Дези. Этим она всё испортила. К тому же, я была сейчас как-то не очень к этому расположена. Дези, положив подбородок мне на плечо, спросила:

— Эй, ну, что с тобой? Мы друг другу нравимся — что же может быть естественнее?

Это как раз таки и не совсем естественно, хотела я сказать, но воздержалась. А Дези, вдруг резко сменив тему, сказала:

— Послушай, я что-то проголодалась. На посвящении от твоего дара мне достался всего глоточек, а в последний раз я ела дня два назад. Слетаем на охоту?

— Нет, я не голодна, — сказала я.

— Ну, ладно. Тогда подожди меня здесь, хорошо? Я постараюсь обернуться побыстрее. Ты не уйдёшь? — Дези значительно пожала мне пальцы.

— Подожду, — слабо улыбнулась я. — Мне и не хочется уходить: здесь хорошо.

— Ладно. Но если тебя здесь не будет, я тебя найду и исцарапаю. — Она так и сказала: «I'll scratch you all over». И поскребла коготками по земле — как Эйне по подоконнику и Оскар по корочке чёрной папки с бумагами.

Я осталась одна. Я отлепила повязку, чтобы взглянуть на рану, но никакой раны уже не было. Поразительно: не осталось даже шрама! Между тем луна сияла, водопад шумел, ветерок касался моего лба. Было бы неплохо просто посидеть здесь без Дези или кого-либо другого, но оказалось, что я была снова не одна.