Чужая корона (Чужое тело-2)

— С кораблей, Ваше Величество. — Сказал барон Алькон. — Там рабов сразу в колодки заковывали, чтобы не чтобы не буянили.

Ага, понятно.

Вот такая неслабая толпа народу сегодня осталась дома. А сколько народу переправили на верную смерть‑то на полях Империи и в шахтах Рохни вот эти вежливые господа? Тот же граф Лург, или вот этот купчина мордатый? Сколько вот таких людей через них прошло?

И не эти ли люди ловили ночью ростиков около одной таверны прошлой осенью?

А что они сами‑то скажут?

— Господа хорошие! — Обратился к ним. Ну, и что сказать? Да даже и не знаю. А, вот, придумал!

— Господа хорошие! Что же заставило вас взять в руки оружие и сопротивляться законной власти?

— Простите, Ваше Величество! — Ответили. Конечно, разно, кто‑то и отмолчался, но общий смысл такой. — Случайно против вас оказались! Черный запутал!

— А что же привело вас, добры молодцы, на ту сторону? А?

— Бес попутал! — Снова не теми словами и вразнобой, но общий смысл сохраняется.

— Да оно понятно! А кто заставил вас воровать людей моих, как курей из курятника?

— Так это ж крепостные крестьяне, Ваше Величество! Мы всех их честно купили… — Возразил мне один купчина, самый мордатый. Из Империи, что ли? Нагловат не в меру…

— А ты сам кто будешь, уважаемый? — Себастиан Перейра, торговец черным деревом, кто ж ещё.

— Я купец Качный, из города Каорвол, что стоит на землех Великой и Неделимой Империи, Ваше Величество. Я вышел из Каорвола через весенние шторма, чтобы быть первым и закупить самых лучших и крепких работников, потому что Соединенное Королевство издавна славится своими крестьянами. Они крепкие, выносливые…

Ну и что ему скажешь‑то? Что покупать и продавать людей не хорошо? Что за это карает Уголовный кодекс, который в этом мире ещё не придуман? Или что продавать людей на смерть плохо? Или что король‑то тоже без подданных не может?

Короче, не фиг и думать. Торговал моими людьми — добро пожаловать на кол… Нет, лучше на виселицу. Вот, граф Нидол уже развил бурную деятельность, на пирсе… Мать твою ж так!

Как я уже говорил, склады тут стенами прямо к морю выходили. Выглядели так — склад окружает стена, такой вот рабский загон получается. И кто‑то вот умный быстро сколотил под стеной виселицу, выставил балки деревянные и распорки под них, штук пятнадцать, точно… И на них сейчас висели людские тела, вверх ногами, некоторые уже обклеванные морскими чайками.

— Почтенный мастер Качный. Тут есть и вольные люди. — Сказал я, не отрывая взгляд от повешенных. Из города не видно, а из бараков видно. Так сказать, урок тем, кто бунтовать вздумает. Как же тут любят людей перед смертью помучить‑то!

— Так то не моё, не моё, Ваше Величество! — Рухнул на колени купец. — Не моё то, я честно покупал смердов у уважаемого барона Нотта, а уж где их тот брал, мне неведомо! Ежели кто и вольный затесался, так отпустили б сразу, но вот не говорили они ничего, молчали все!

Рыцарь в доспехах потряс ухом, презрительно глянул на купца, но ничего не сказал.

— А дети тоже твои?

— Ваше Величество, это же смерды все…

— А отваром тебе их тоже барон Нотт приказал поить? — Вспомнил я кое‑что, рассказанное мне Вихором. Заметил уже, что дети‑то все снулые какие‑то, сидят себе, ни на что не реагируют. И остальные рабы, кто дольше всех в бараках просидел, такие же снулые рыбины… Нда. Кажется, тут надо будет хорошо поискать, не найдется ли запасов горного отвара…

— А ты что скажешь, барон Нотт? — Спросил я. — Как же ты так вольных людей в смерды так ловко записываешь? Или сословное деление тебе не указ?

— Я в сортах дерьма не разбираюсь! — Ответил гулко барон, и через губу сплюнул мне под ноги.

Ага. То есть, похватал кого мог и продал, а были ли они там свободные или что ещё, так то не важно. Ну–ну.

— Стоп! — Я быстро поднял руки, останавливая Виктора и Волина. — Стоп оба.

Прошелся ещё вдоль строя. Вот наемники…

— А это кто?

Наемники, похожие друг на друга как близнецы–братья, молчали. Глядели себе в ноги, да и молчат, как в рот воды набрали. Ну, странно, что это они так? Вроде бы не очень большое преступление для этого мира‑то… Ну, смерд и смерд, ну продали и продали, так что же смурные‑то все такие?

— Граф Нидол… Им вообще что полагается‑то по закону?

— Ваш благородный предок, король Мург, повелел за обращение в рабство более десяти свободных казнить, Ваше Величество.

— А за горный отвар? — Я поглядел на толпу рабов. Тут точно больше десяти… Тут тысяч пять наберется, а может, и больше.

— Смерть, Ваше Величество, через повешение или усажение на кол. Только ваша матушка прощала их…

Я зацепился за слово.

— Граф Нидол, так получается, тут есть те, у которых горный отвар находили, да потом простили, верно ведь?

— Да, Ваше Величество. Вот, к примеру, барон Нотт. В его доме три года назад нашли нужные для приготовления отвара травы и готовое зелье. Но ваша матушка сочла возможным простить барона на обещание больше так не делать. По слухам, это прощение стоило барону две тысячи золотых графу Лургу и на храм Одина было пожертвовано три тыся…

— Старый сморчок! — Барон наливался давно дурной кровью, но тут его как прорвало. Бросился вперед, целя почему‑то в меня, а не в графа Нидола, да получил смачного пинка и повалился на землю, тяжело дыша.

— Прошу прощения, Ваше Величество. — Барон Шорк. Как он рядом оказался, я даже и не понял. Кажется, того не понял даже Виктор, судя по его ошарашенному взгляду.

— Спасибо. — Сказал я.

— Не стоит благодарности, Ваше Величество. Это самое малое, что я могу для вас сделать.

Мимоходом я поглядел на толпу бывших рабов.

Оп… Вот это как? Освобожденных из бараков, вообще‑то, сначала держали разно, но вот некоторые уже сошлись в парочки. Гвардейцы особо не препятствовали. Мужчины и женщины, вот дети к ним даже. Разлученные перед продажей семьи, получается? Получается, что продавали целыми семьями? И детей совсем маленьких тоже почему‑то нет. Почему, а?

Как это почему? Боцман же ясно сказал. Не приносишь прибыли — так ты не нужен. Кому нужен грудной ребенок? Вот их сюда и не брали. Ино дело, куда же их девали‑то? Даже и думать не хочется.

— Короче, господа работорговцы. — Я поглядел на строй. — Все вы виновны в продаже моих людей. Граф Нидол Лар! Что полагается по закону?

— По слову вашего достойного предка, короля Мурга, ежели кто любого сословия десятерых в рабство заберет самовольно, так казнить. — Повторил граф Нидол на публику.

Работорговцы переглянулись. Кое–где на лицах страх мелькнул, а кое–где выражение такое странное стало… Словно прикинули будущие затраты, которыми откупаться будут. Не приняли ещё всю серьезность положения.

А я‑то уже почти что решил их повесить всех. Пока что судов у меня нету, так пусть на солнышке провисят, вот так те, которых они сами вешали.

Возможно, во мне ещё не отошел страх той ночью, когда из принца я чуть не опустился в самый низ социальной лестницы. Чуть–чуть не стал рабом. Неприятно ж, да? Кто знает, как бы дело повернулось. Дырку сейчас уже не допросишь, на дне морском он, с камнем на ноге.

А даже если и страх?

Нет, казнить. Око за око. Нефига…

— Ваше Величество, король! — Гонец бухнулся от меня шагов за десять на колени. — К вам спешат…

— Кто?

Ну, кто? Конечно же, возмущенная общественность. Штук десять дворян, на лошадях, слуги–рабы–прилипалы и прочая, и прочая, и прочая…

— И кого же у нас тут несет‑то, а?

Принесло предводителей дворянства. Возглавлял их граф Шотеций, пузатый такой толстячок с сальными волосиками и маленькими ручонками. Для солидности прихватили с собой посла Рохни в Соединенном Королевстве барона Рука, а для весу — попечителя города барона Пуго, отудловатого брыластого типчика, который вчера перепил, а сегодня недопил, и оттого сильно страдал, восседая на лошади. Граф Нидол, как увидел похмельную морду барона–попечителя, аж перекосился. Давние, видать, счеты связывали двух достойных господ. Кроме них, ещё тусовались какие‑то личности в лучшем случае баронского звания, некоторых я точно видел во дворце на королевских приемах, в таком же состоянии неопохмеления.