Городская магия

— Пей, — приказал он. — До дна.

— Да вы что, Игорь Георгиевич, — попыталась я отбиться. — Я же с такой дозы рухну…

— Значит, рухнешь и будешь лежать, — отмахнулся он. — Пей, я сказал.

Пришлось выпить, я даже вкуса не почувствовала. Думала, тут и свалюсь, однако ничуть не бывало, даже наоборот, в голове прояснилось, а руки перестали трястись. Интересно, кто это Давлетьярову такой коньяк возит…

— Отпустило? — спросил Игорь Георгиевич. Я вяло кивнула. — Тогда слушай меня внимательно — в машине никого не было.

— А как же… — заикнулась я. — Они все какого-то Серегу поминали…

— Скорее всего, это был тот, кто отправил их на дело, но не предупредил, чем это чревато, — отрезал Давлетьяров. — Чернова, ты усвоила? В машине никого не было, и точка.

— Угу… — сказала я. Спорить у меня не было сил, и потом, когда Игорь Георгиевич говорил таким тоном, лучше было с ним не пререкаться, я принять его утверждение, как должное. — Не было…

— Вот и хорошо, — удовлетворенно кивнул он. — И впредь смотри по сторонам, ясно тебе, Чернова?

— Так точно, — буркнула я.

— Кстати, — заметил вдруг Давлетьяров. — Вот тебе отличный эмпирический материал. У тебя тема диплома как звучит?

— "Дематериализация крупных предметов", — обескураженно ответила я.

— А ты, я полагаю, ничего крупнее пустой бутылки до сих пор не дематериализовала, — усмехнулся Давлетьяров. — Автомобиль вполне подойдет, так что, пока ничего не забыла, сядь и подробно запиши все параметры.

— Забудешь тут, как же… — передернулась я.

— Еще налить? — участливо спросил Игорь Георгиевич.

— Нет уж, не надо! — решительно отказалась я. — А то так и спиться недолго…

Марку машины я запомнила, силу собственного воздействия тоже, так что оставалось только уточнить параметры данной модели автомобиля, а потом тщательно рассчитать все необходимые показатели. Пример получался — конфетка. Я невольно улыбнулась. Неведомые недоброжелатели, сами того не подозревая, подкинули мне отличный материал.

И никого в этой машине не было. Никого. Не было. И точка.

Как ни странно, обратно в Москву я добралась без приключений, да и на неделе меня никто не потревожил, и в следующие выходные тоже. За неделю я как раз закончила расчеты, касающиеся дематериализации автомобиля, показала их Давлетьярову, и тот, казалось, остался доволен. Во всяком случае, не разнес меня в пух и прах, как обычно, а только велел подкорректировать не вполне удачные, на его взгляд, выкладки.

Оставалось навести на диплом внешний глянец, вычитать опечатки, словом, привести в божеский вид, и можно было начинать рисовать плакаты для защиты. Я с графическими редакторами не очень дружу, так что собиралась рисовать вручную, привлекши к этому многотрудному делу папу, который отлично умел чертить. Но для этого сперва следовало набросать вчерне то, что я собиралась выносить на плакаты, и заручиться одобрением Давлетьярова. За неделю я как раз собиралась с этим управиться.

Пребывая в самом лучезарном настроении, я отбыла семинары, последнюю пару отменили (подразумевая, что пятикурсники как раз сейчас начинают судорожно писать дипломы, нас старались особо не нагружать), и я собралась к себе в общагу. Напевая себе под нос популярный мотивчик (ни слуха, ни голоса у меня нет, но петь я все равно люблю, за что меня в моем далеком детстве ненавидели соседи, потому что я пела хоть и фальшиво, зато громко, от души) и размахивая сумкой, я спускалась с шестого этажа, намереваясь зарулить по пути в библиотеку.

— Наина, подожди, пожалуйста, — окликнул меня знакомый голос, когда я пересекала холл на втором этаже.

Я обернулась в некотором недоумении: это была Лариса Романовна, по странной иронии судьбы с Нового года назначенная куратором нашего курса вместо Давлетьярова. Я лично об этом узнала совсем недавно, и то случайно. Просто занятий у нас она не вела, а старостой в нашей группе числилась Маргарита, девица амбициозная и пробивная, так что общение с Ларисой Романовной выпадало в основном на ее долю.

— Мне нужно с тобой серьезно поговорить, — сказала Лариса Романовна, нагоняя меня и твердо беря за локоть. Первокурсники расступались перед ней, как рыбацкие лодочки перед авианосцем, — она ведь преподавала не только на нашем шестом этаже, но и у обычных студентов, и ее знали хорошо.

— О чем? — полюбопытствовала я, увлекаемая преподавательницей по коридору. В самом деле, о чем нам разговаривать?

— Не в коридоре, — поморщилась Лариса Романовна. Пришлось потерпеть, пока мы не добрались до ее кабинета на шестом этаже. На лифте, конечно, Лариса Романовна уже была не в том возрасте, чтобы зайчиком скакать по ступенькам. Я же с недавних пор завела обыкновение подниматься только по лестнице, придя к неутешительному выводу, что дыхалки на мало-мальски серьезное физическое усилие у меня не хватает. А ну как опять драпать от кого-нибудь придется?

Войдя, я с любопытством огляделась по сторонам: строго, как-то не по-дамски. Все вещи лежат на своих местах, бумажка к бумажке, на столе так вообще идеальный порядок, хоть самого ректора приглашай, не стыдно. На столе рядом с компьютером я приметила рамку для фотографий. Интересно, кто изображен на карточке? Жаль, мне с моего места не было видно.

— Присаживайся, — указала Лариса Романовна на стул для посетителей. — Разговор у меня к тебе достаточно деликатный…

Она отошла к окну, зачем-то подняла жалюзи, выглянула на улицу. Я молча ждала. Что еще за деликатные разговоры? Впрочем, одно подозрение у меня было, и оно полностью себя оправдало.

— Наина, ты ведь ездишь в санаторий к Игорю Георгиевичу? — спросила неожиданно Лариса Романовна.

— Ну, езжу, — ответила я. Особой тайны я из этого не делала, прекрасно зная, что когда начинаешь что-то скрывать, оно обычно вылезает на поверхность гораздо раньше того, к чему относишься нарочито небрежно. Но и не афишировала ведь, и то, что какие-то слухи докатились до Ларисы Романовны, меня удивило, а еще больше удивляло само наличие этих слухов. Нет, очень странно. Если бы девчонки начали сплетничать, наверняка кто-нибудь в общаге меня бы подколол, не удержавшись. Да им и неоткуда узнать. Может, кто-то из преподавателей съездил навестить Давлетьярова, и там от врачей или от тех же медсестричек узнал? Те меня по имени знают, а имя достаточно редкое.

Ну даже если и так, Ларисе Романовне-то что за дело?

— А что, нельзя, что ли? — подумав, спросила я не очень вежливо.

— Нет, конечно, запретить тебе этого никто не вправе, но… — Лариса Романовна замялась, остерегаясь встречаться со мной взглядом. Я окончательно потерялась в догадках. Что она мне, о репутации моей сейчас толковать начнет? Так на дворе двадцать первый век вообще-то, а я совершеннолетняя… — Наина, я бы хотела попросить тебя об одолжении…

Я мстительно промолчала, не спросив даже, о каком именно одолжении идет речь. Если Ларисе Романовне охота разговаривать намеками, пускай разговаривает, а я такие игрища терпеть не могу. Либо она все скажет прямым текстом, либо я буду продолжать тупо молчать и изображать из себя дурочку. Тем более, Игорь Георгиевич всегда говорит, что моя глубокомысленно-тупая физиономия может вывести из себя даже каменного сфинкса, не говоря уж о живом преподавателе.

— Словом, — решилась, наконец, Лариса Романовна, — я хочу попросить тебя, Наина, больше этого не делать. Я имею в виду, не ездить туда.

— А… — Я слегка опешила. — А что случилось-то?

— Ну, все, что могло случиться, уже случилось, — невесело усмехнулась она, явно намекая на мою роль в весенней заварушке. С другой стороны, особо виноватой я себя не чувствовала — кто пуще всех уговаривал меня принять участие в опасном эксперименте, как не Лариса Романовна? — И я прошу тебя, не усугубляй ситуацию!

— Что-то я совсем ничего не понимаю, — честно созналась я. — Я что, мешаю кому-то?

— Мне очень неловко говорить это тебе, Наина, — скорбно поджала губы Лариса Романовна, — я знаю, ты действовала из самых лучших побуждений, но… ты права, твои визиты крайне негативно действуют на Игоря Георгиевича, это и лечащий врач подтверждает.