Клинки свободы

— Не знаю даже, хорошо это или плохо. — Кен по привычке поднял вверх голову, как делал всегда, напряженно думая. Но, уткнувшись взглядом в прелести дриады, покраснел и уставился на кончик собственного сапога. — Продолжай.

— Вот, стало быть, они ожидают наших и совершенно не волнуются насчет волков. — Аграв в задумчивости ухватил рукой босую ступню дриады и стал перебирать ее маленькие пальчики. — У меня сложилось впечатление, что волков они сюда подманили.

— Как это? — поразился Кен.

— Уж не знаю, на манер ли эливенеров, или иным каким способом, только очень похоже, что они захотели поближе с нами познакомиться и не придумали ничего лучшего, как загнать нас на дерево.

Дриада счастливо жмурилась и тихонько щебетала.

— Спроси ее, Рыжий, могут ли они прогнать этих самых волков? — попросил Кен.

Аграв посмотрел наверх и скорчил ужасно уморительную гримасу. Видимо, не имея достаточного опыта ментального общения, он пытался послать свою мысль мускульным усилием, используя для этого мимику.

И хотя его напряженная физиономия могла бы, пожалуй, испугать и Человека-Крысу, выращенного адептами Нечистого на человечине, дриада лучезарно улыбнулась и послала обоим людям волну изумления.

Кен понял только, что она пытается переспросить, о каких это «мохнатых, противных и зубастых с хвостами» идет речь?

— Вот бестолковая! — возмутился атвианец, свешиваясь с ветки и намереваясь ткнуть пальцем в первого попавшегося волка.

Поляна под ними была пуста, как и берега лесного ручья.

— Вот здорово, стаи, действительно, нет, — тупо сказал Кен.

Аграв пожал плечами и продолжил свои манипуляции со ступней вэйлэ-ри.

Но атвианец не унимался.

— Значит, мы можем спускаться с дерева и идти к своим?

— А что, очень хочется? — Простоватое лицо лесоруба выражало такое безмерное изумление, что Кен бессильно расхохотался, махнув на приятеля рукой.

— Вообще-то, — поразмыслив, сказал Аграв немного погодя. — Из того, что послала в мою голову ихняя главная, я уловил, что ты-то, как раз и не можешь покинуть их… э-э… гнездо. Так или примерно так они называют эту полянку и примыкающие к ней деревья.

— Это почему еще? — возмутился Кен.

По-птичьи свесив набок голову, дриада некоторое время вслушивалась в их голоса, и вдруг застрекотала, словно соловей по весне. Аграв засопел, силясь уловить послание.

— Ха, командир, — весело сказал он, — они собираются наказать тебя за вред, причиненный дереву! Об этом как раз и совещаются! А я свободен, если не считать оков очарования, лишивших меня воли к бегству.

— Да ты даже не шаман, а какой-то поэт просто, — проворчал Кен. — Между прочим, меня до сих пор не разоружили, и я не намерен позволять каким-то девицам, живущим на деревьях без всякой одежды и с игрушечными луками в руках казнить офицера армии Д'Алви и бывшего атвианского пограничника!

— Ух ты какой грозный, — хохотнул Аграв. — А я бы на твоем месте отдался бы в руки такого правосудия. Как думаешь, тебя будут сечь или наказание окажется более суровым, и тебя защекотят насмерть?

— Все бы тебе зубоскалить, — покачал Кен головой.

— С самого начала нашего похода, еще во Флориде я жаловался королеве на плохой подбор команды для посольства. Вечные Небеса, меня окружают дремучие тупицы и похотливые мерзавцы! Но когда это женщины слушали старых солдат!

— Насчет дремучести спорить не буду, — беззлобно сказал рыжебородый. — Вагр действительно иной раз ведет себя, как скорбный умом дикарь из Великой Топи, а вот насчет «похотливости», это ты совершенно зря. Отношения, которые у меня складываются с этой лесной нимфой, носят, как сказал бы пер Сагенай, чисто «платонский» характер.

— Платонический, — машинально поправил друга Кен и тут же ухмыльнулся. — Только ты не забудь с приходом сюда пера Сагеная прикрыть сумкой прореху на штанах, а то неловко получится.

Аграв поспешно отпустил ступню дриады и принялся изучать свои штаны из толстой шкуры ластоногого, а Кен от хохота едва не свалился на землю.

— Ладно, платонический ты мой лесоруб, — отсмеявшись, сказал он. — Зачем мы им нужны, если оставить в стороне страшную месть за искалеченное дерево?

— Честно говоря, не очень я это понимаю, — признался Аграв. — Только сдается, в первую голову им нужен наш святоша, пер Сагенай.

— Вот как, — Кен нахмурился. — Нечистый дорого бы дал, чтобы захватить в плен одного из самых известных воинов-священников Универсальной Церкви. А что говорил Гимп, имеют они какое-то отношение к Кругам Тьмы?

— Да что ты, — замахал на него руками возмущенный Аграв. — Иеро, Лучар и Гимп им помогли против какого-то могущественного врага лесного народа. Они вечные данники наших друзей и союзников, да и с эливенерами знаются, с тем же братом Альдо.

— Ну, если с Альдо, — недоверчиво протянул Кен.

Тем временем гомон наверху утих, и вниз стали спускаться остальные дриады. Изящные и грозные одновременно, они были красивы какой-то нечеловеческой красотой.

«Интересно, что же портит все впечатление? — лениво думал Кен, разглядывая рассаживающихся на ветвях дриад. — Острые ушки, зеленоватый отлив кожи или шевелящиеся волосы? Впрочем, слишком много стройных девиц без всякой одежды притупляют зрение. Рассмотреть бы одну из них на фоне какой-нибудь деревенской красавицы из западной Атви, вот тогда можно и вердикт окончательный выносить».

Главная нимфа, у которой на поясе висел посеребренный витой рог какого-то диковинного животного, защебетала, отвернувшись от Кена и глядя на флоридянина. Тот, хмыкнув, сказал атвианцу:

— Они очень злы на тебя за дерево и намерены привести приговор в исполнение.

— А почему это она обращается только к тебе? Или с подсудимыми они не общаются? — спросил, лениво зевнув, Кен.

— Со мной им легче общаться. — Аграв почесал в затылке, не в силах сформулировать мысль, и тогда предводительница странного народа, показывая, что прекрасно понимает человеческую речь, послала Кену картину. В ней он принял образ громадной черепахи с толстым замшелым панцирем.

Аграв захохотал.

— Видишь, ты словно замкнулся от них, спрятался, не оценил их красоты неземной, командир!

— Ох, мне эти бабы! — вздохнул атвианец, но сам себе признался, что, в отличие от рыжебородого, у него действительно чувствуется определенное эмоциональное отторжение этой слишком неземной, излишне совершенной красоты.

— Схватил бы, что ли, любую из них за задницу, — продолжил Аграв с широкой улыбкой на губах, — глядишь, скидка в приговоре бы вышла.

— Еще чего, это как каменную статую обнимать, — вырвалось у Кена.

Предводительница вэйлэ-ри возмущенно защебетала. Аграв, сделавшись серьезным, торжественно произнес:

— За нанесения вреда облюбованному ее народом дереву ты будешь наказан тем, что получишь возможность ощутить то, что почувствовало искалеченное тобой дерево!

— Это как же, во мне дырку провертят, что ли? — спросил не очень-то встревоженный Кен, когда вдруг на него обрушилась лавина боли.

На несколько мгновений, растянувшихся для него буквально на столетия, он сделался гигантским деревом.

Его корни ушли в сырую почву, откуда по корням тянули из плоти земли жизненные соки, его ветви простирались к солнечному свету и дождевым облакам, овеваемые ветрами. Его кожа стала корой, а мышцы — древесной мякотью. Прямо напротив сердца появилась тупая боль от воображаемого ножа, терзающего его тело.

Кен заорал нечеловеческим голосом и очнулся, хлопая глазами, словно проспал долгие годы в кошмарном бреду.

Аграв крепко держал его за руки, не давая свалиться вниз, а вэйлэ-ри беззаботно щебетали, рассевшись на ветвях, словно стая лесных пташек, встречающих зарю.

— Как ты, атвианец? — встревоженно спросил флоридянин.

— Я в порядке. Пусти, руки сломаешь, — буркнул Кен, в глазах которого стоял ужас.

Наваждение пропало, но он продолжал краешком сознания чувствовать свое единство с лиственным гигантом.