Дом смерти (ЛП)

С витаминами приходит молодая медсестра. Та самая, в которой я вижу человека. Но после повторного анализа мне в ее присутствии не по себе. Она раздает нам маленькие бумажные стаканчики с таблетками, и мне кажется, что в улыбке, которую она дарит мне и Луису, сквозит жалость. В глаза ей я не сморю. Вдруг испугаюсь того, что там увижу. Хочу, чтобы было темно. Хочу побыть с Кларой. Молча сую таблетку под губу, глотаю воду и радуюсь, что медсестра не задерживается рядом со мной.

— Почему учителя уехали? — неожиданно спрашивает Уилл, забирая свой стаканчик с подноса. — Все ведь уехали. Случится что-то плохое?

Даже Том садится и пялится на Уилла. Мы с медсестрами никогда не разговариваем. Вид у Уилла жалкий, и только теперь я осознаю, как он переживает. Как крепко сжал его в тисках страх.

— Нет, конечно, — мягким тоном отвечает медсестра. — Скоро погода ухудшится, а у них смена закончилась. Очень скоро приедут новые учителя. Старые уехали чуть раньше, чтобы шторм не помешал им добраться домой. Некоторые медсестры тоже уехали. — Она тепло улыбается и ерошит Уиллу волосы. — Новые приедут через пару дней. Представь, что у вас начались короткие каникулы.

— А вы почему не уехали? — спрашивает Уилл.

— Не захотела. А теперь укладывайся поудобнее и засыпай.

В этот момент она будто олицетворяет собой всех наших мам, вместе взятых, потому что дарит нам заботу, и кажется, что рядом с ней все не так уж плохо. Медсестра ничего больше не говорит и выключает свет. Оказывается, не я один смотрю на то место, где она только что стояла. В темноте вижу, как Уилл гладит себя по волосам там, где она его потрепала. Такая ерунда! Но такая важная…

Мы все лежим в темноте и молчим.

— Я хочу увидеть рисунок Гарриет, — говорит Клара.

Мы в комнате отдыха, где я перебираю пластинки. За стену сегодня не пойдем. Слишком холодно. И я рассказал Кларе, что медсестра говорила о шторме. Мы ходили к могиле Джорджи и чуть-чуть поговорили с ним. Но даже без ветра воздух казался таким ледяным, что больно было дышать. Мы уже полчаса как вернулись в дом, а я до сих пор дрожу.

— Тот, что в церкви? — уточняю я. — Это же прямо у крыла медсестер.

— Они спят. Да и большинство из них уехали. Как знать, может быть, сейчас нас больше, чем их, — улыбается Клара. — Мы могли бы разжечь революцию и захватить дом!

— Ага, и стать подданными короля Джейка, — отзываюсь я.

— Ну, может быть, идея не самая лучшая.

До сих пор Клара сидела на диване, но вдруг одним плавным движением оказывается на ногах. Ей-богу, она меня завораживает. Все в ней кажется загадочным и таинственным. Тело, разум, форма ладони, когда она лежит в моей руке. Почему девушки так похожи, но при этом настолько отличаются друг от друга?

— Ну давай же! Пойдем посмотрим. Элеонора говорит, рисунок очень красивый. Гарриет весь день над ним трудилась.

Дом стонет и скрипит, пока мы, держась за руки, крадемся вверх по лестнице. В какой-то момент я начал представлять, что дом по ночам становится нашим другом. После Эллори столько всего произошло, что я почти забыл, какие звуки издает лифт. Дом похож на старый галеон, и по ночам вся его команда — это мы с Кларой. По крайней мере мне нравится так думать. Если бы я оказался ночью в таком месте, когда был еще ребенком, то перепугался бы до смерти. Но теперь-то я знаю, что призраков не бывает. Если бы где-то и обитали привидения, то уж точно в доме смерти. Правда, на чердаке здесь водятся чудовища, которые выходят по ночам, но они очень даже похожи на людей. Вообще-то, было бы неплохо встретить настоящего призрака. Так могла бы появиться надежда, что после смерти что-то есть.

Как только мы открываем дверь в церковь, я внутренне встаю на дыбы. Не хочу здесь находиться. Во-первых, слишком близко к медсестрам, а во-вторых, я практически чую в прохладном воздухе запах самодовольства Эшли. С тех пор, как мы были здесь в первый раз, стульев стало больше. Но теперь они стоят не рядами, а полукругом, огибая стол, который, видимо, служит здесь алтарем.

Стены увешаны плакатами. Как только я замечаю, что написано на цветной бумаге, сердце в груди сжимается. Там имена тех, кто исчез в лазарете. Я читаю, и желудок подпрыгивает в горло. Почерки разные. Писали точно не Эшли с Гарриет.

— Только посмотри на это дерьмо! — шепчу я.

Линии каракулей слегка тянутся вверх. Рядом хреновый рисунок в виде кролика. А ниже подписано:

Рядом еще один плакат:

И ниже:

Снова и снова я вижу имена, которые вызывают воспоминания о первых днях и людях, которых я так никогда и не узнал по-настоящему. Эрик, Джулиан, Мак, Кристофер. Под каждым именем — крошечный кусочек из жизни, записанный выжившими соседями по спальням.

— Прямо как надгробия, только без дат рождения и смерти.

Какой смысл всех их помнить? Зачем напоминать самим себе, почему мы здесь?

— Даты и возраст не имеют значения, — тихо говорит Клара. — Это всего лишь цифры.

Вместо свечи, которую мы украли, стоят несколько других. Клара зажигает все сразу. Мерцающие желтые язычки пламени создают тени, в которых танцуют имена мертвых. Внезапно мне становится очень грустно, и я еще сильнее злюсь на Эшли.

— Смотри. — Клара берет меня за руку.

В комнате три окна, но одно, посередине стены, арочное и больше других. Мы стоим и смотрим на центральное окно. Не знаю, чего я ждал. Может быть, Иисуса на кресте. Или чего-то похожего. Но в свете свечей на стекле проступают яркие краски. Представляю, как все это светится днем.

— Ну разве не красиво? — вздыхает Клара.

В голубом небе сияет огромное солнце. На заднем плане виднеется дом, а на переднем в солнечных лучах держатся за руки улыбающиеся дети. Они купаются в тепле, и их лица полны восторга и радости. Внизу темно-серыми печатными буквами подписано «Дети Господни не одиноки. Мы — семья».

— Идиотизм, — цежу я. Рисунок красивый, но к реальности не имеет никакого отношения. Никто так не воспринимает дом. — Все одиноки. Все боятся. И ничто не спасло имена на стене. Не припоминаю, чтобы кто-нибудь пытался помочь Генри или Эллори.

— Мы с тобой не одиноки, — возражает Клара. — Мне нравится, что о них помнят. Кто-то же должен.

Она все еще смотрит на разрисованное окно.

— Ты же не начинаешь верить во все это дерьмо? — спрашиваю я.

— Нет, — улыбается она и задумчиво качает головой. — Ни капельки. Но меня не бесит церковь, и не бесят те, кто сюда ходит. Если так они меньше боятся, то какой от этого вред? Мы с тобой, например, есть друг у друга. Каждому что-то нужно.

— Если бы не ты, я бы предпочел справляться со страхом один на один.

— У меня такое чувство, что я всю жизнь была одна. Старалась завоевать одобрение других людей, из кожи вон лезла, лишь бы никого не подвести. — Клара смотрит на меня. — Я рада, что оказалась здесь. Иначе мы бы не познакомились. Я бы не узнала о русалках и не увидела огни в небе.

— Ты же несерьезно, да? — полусмеюсь я.

Не может она всерьез говорить такие вещи. Как бы сильно я ее ни любил, но даже думать о таком не могу.

— Мы сбежим и проживем остаток жизни на теплом солнечном пляже. И будем улыбаться каждый день. А это уж точно, черт возьми, куда лучше того, что спланировали для меня родители. По их задумке, я бы вышла замуж за какого-нибудь молодого чинушу, произвела на свет пару-тройку детей и превратилась в копию своей бедной и несчастной матери.