Тринадцатая реальность (СИ)

– Вас же просили никуда не уходить, – недовольно сказал он. – Уже минут пять жду.

– Сами виноваты, – ответил я. – Надо было хоть приблизительно сказать время или позвонить перед выходом. Мы только что вселились, и появились вопросы, которые нужно решать. Я и вышел-то на несколько минут. Дома сейчас только отец, а женщины ушли.

– Мне ваши женщины не нужны, – сказал он. – Давайте я быстро поговорю с вами и вашим батюшкой, да пойду. У меня сегодня, знаете ли, тоже выходной.

– Заходите, – пригласил я, распахнув дверь. – Идите за мной.

Мы зашли в спальню, где лежал отец и сели на стулья.

– Я ваш цензор, – сказал нам гость. – Зовите Александром Евгеньевичем Нарышкиным. Основная моя работа – это проверка переписки и входящих посылок, а такие беседы бывают очень редко. У нас осталось всего два незаселенных дома, а последний раз заселялись с полгода назад.

– А исходящих посылок не бывает? – спросил я.

– Правильно поняли, – кивнул он. – Мне и с вашей перепиской мороки хватает, хоть пишут редко. Здесь живут только проверенные люди, которым нет смысла вредить, но мы должны исключить любую случайность. Письмо, в отличие от посылки, проверить не очень сложно, но тоже приходится возиться, поэтому будет просьба писать не слишком часто.

– А как приходит входящая корреспонденция? – поинтересовался я. – Неужели на этот адрес?

– Что вы, как можно! – ответил цензор. – Вот возьмите адрес, который нужно указать. По нему вам будут писать, а потом наши люди все переправляют сюда. С почтой все ясно? Тогда поговорим о режиме. Выхода из лагеря для вас не будет – это должно быть ясно, а вот в рабочий городок выходить можно. Там у нас церковь, да и вообще жители двух поселков много общаются. Людей здесь мало, поэтому сословные различия для многих стираются, тем более что в рабочем городке живет много образованных людей. Нужно говорить о том, что доступа к уголовным нет?

– Нам эта публика не нужна, – ответил отец. – Главное, чтобы у них не было к нам доступа.

– Их очень хорошо охраняют, – сказал он. – На вышках даже есть пулеметы. Им живется очень неплохо, и попыток побега нет, хотя им, в отличие от рабочих, освобождения не обещали.

– А рабочих освободите? – спросил отец.

– А как же иначе? – удивился цензор. – Производственные секреты знают единицы, и они будут с нами работать уже свободными, а остальные получат заработанные деньги и смогут очень неплохо устроиться. Конечно, все это только после победы.

– А если ее не будет? – глядя ему в глаза, спросил я.

– Это вряд ли, – ответил он, – но и при таком финале, вас всех освободят и дадут возможность уехать. Не будет какой-то необходимости все здесь зачищать, поэтому вам даже помогут, насколько это будет в наших силах. С режимом все ясно? Тогда поговорим о вашей работе. Давайте начнем с вас, Сергей Александрович. Это ничего, что я к вам обращаюсь без титула? У нас их здесь используют только в общении с теми, кому претит простое обращение. Таких здесь немного, но они есть.

– Мне сын уже говорил, – сказал ему отец. – Не имею ничего против. Так что вы для меня придумали?

– Вы специалист в российском законодательстве, с ним и будете работать. Вам передадут необходимые материалы, а ваша задача оценить указанные законы и предложить свои правки, в соответствии с пожеланиями заказчика. Вы у нас такой не один, поэтому можете писать что вздумается. Потом с вашими предложениями будет работать специальная комиссия. Понятно, что все это только после вашего выздоровления. Теперь с вами, Алексей Сергеевич. С завтрашнего дня вы выходите на работу. Вы ходили по территории?

– Вчера прошелся, – ответил я. – В парке не сидел и по всем улицам не ходил, но общее представление получил.

– А вам больше ничего и не нужно. Возле парка стоят два четырехэтажных дома. В левом нижний этаж отдан под столовую, а в верхних работают наши ученые. В правом доме, на первом этаже, располагается гимназия. Детей у нас немного, поэтому мы не стали вводить раздельного обучения, классы и без того небольшие. Верхние этажи занимают инженеры и те, кто им помогает. Одним из таких помощников вы и будете. Поднимитесь на третий этаж в одиннадцатый кабинет к старшему инженеру Владимиру Петровичу Фролову, а дальше будете делать все, что он вам скажет.

– Я тут уже кое с кем познакомился, – сказал я. – Естественно, начал расспрашивать. Мне сказали, что из-за режима здесь сквозь пальцы смотрят на многие секреты. Мол, все равно никому ничего передать нельзя...

– Не совсем так, – возразил он. – Поймите нас правильно. В этом городке живут не чьи-то шпионы, от которых мы оберегаем секреты. Большинство жителей с ними работает. Они не просто нанятые специалисты высокой квалификации, а наши сторонники и единомышленники. Наши проекты для многих – дело жизни. Конечно, изоляция напрягает, но все понимают, что это вынужденная мера. Поэтому я не столько выискиваю что-то злонамеренное, сколько смотрю, чтобы случайно не проскочило что-то для нас опасное, на что писавший просто не обратил внимания. Ищу и скрытые вложения, но больше потому, что так положено. Но это не значит, что любой из вас должен знать все секреты проекта. Знают то, что нужно по работе. Если кто-нибудь проговорится, или просто услышите разговор, не предназначенный для ваших ушей, вас за это никто наказывать не станет, но такое не поощряется. Что вам можно знать, а что – нет, будут решать те, с кем вы будете работать. Им и задавайте свои вопросы. Если ко мне больше ничего нет, я, пожалуй, пойду. Только сначала один вопрос: вы привезли какое-нибудь оружие?

– У нас два пистолета, револьвер и сотни две патронов, – ответил я.

– Целый арсенал, – удивился он. – Вообще-то, ввоз оружия на территорию запрещен, и у всех его изымают раньше. Вам почему-то сделали послабление, и я об этом буду говорить с Кулагиным. А сейчас соберите все стволы и боеприпасы в какую-нибудь сумку и принесите мне. Сумку я вам потом верну.

Я собрал оружие и проводил цензора до калитки. Он ушел, приветливо кивнув возвращающимся женщинам. Проводил я трех дам, а встретил четырех. Парикмахершей оказалась невысокая, стройная женщина лет сорока, которую можно было бы назвать миловидной, если бы не чересчур длинный нос. Я поздоровался, пропустил женщин в дом и зашел сам. Мама с гостьей пошла к отцу, а мы заняли гостиную.

– Кто это от нас выходил? – спросила Вера.

– Здешний цензор, – ответил я. – Рассказал о режиме и о нашей работе, забрал оружие и ушел. Тебе, кстати, надо бы написать отцу. Он может ответить и даже прислать посылку, а нам разрешены только письма.

– Это мы уже знаем, – сказала жена. – Лена рассказала. Мама у нее узнала, что можно было сходить в церковь на литургию, но было уже поздно. Я, наверное, в следующее воскресенье с ней пойду.

– Не замечал за тобой особой религиозности, – сказал я. – Да и за мамой такого не водилось. Иконы в доме были, но вы ни одной из них с собой не взяли.

– Мама взяла, – сказала мне Ольга, – и я свою детскую икону Богородицы тоже забрала. Это ты у нас свою оставил. Крест хоть не забыл надеть?

– Я его не снимал, поэтому и не забыл, – улыбнулся я. – Ладно, вы мне лучше скажите, какое впечатление от прогулки?

– Нет у меня пока особых впечатлений, – вздохнула Ольга. – Чисто, удобно и аккуратно, но прожить, никуда не уезжая, десять лет... Не знаю, я бы, наверное, не смогла.

– Просто у тебя пока нет любимого человека, – возразила Вера. – Если будет муж и появятся друзья, многое можно перетерпеть. А у здешних есть цель и важная работа. Без дела, конечно, трудно. Да, Лена мне тоже понравилась. Только учти, что для тебя это ничего не меняет. Я не ревнивая, но если дашь повод...

– Не дам я тебе повода, – успокоил я ее. – А насчет дела... Не знаю, найдут ли нам в понедельник кухарку, но до ее появления надо дожить и не помереть от голода. Столовая сегодня выходная, все магазины – тоже. Надо посмотреть, что можно приготовить из наших продуктов. У нас три женщины, которые маются от безделья, вот и попытайтесь приготовить хотя бы обед. Резаную колбасу можете не предлагать. Если будете совсем беспомощными, я могу помочь, но постарайтесь управиться своими силами. Мне интересно, что у вас получится. Можете перед готовкой помолиться.