Впечатляюще неистовый (ЛП)

Какое-то время мы оставались, молча, сидеть на крыше и предавались своим мыслям. Может быть это был последний спокойный момент сегодня. Потому что сегодня вечером настанет момент истины.

Потом это станет невозможным. Мы созовём наших родителей в пиццерии Ламбарди и наконец скажем, что происходит. С одним исключением: Билли. Он хотел рассказать обо всём своим родителям лишь тогда, когда снова начнёт заниматься паркуром. Может быть, таким образом, никогда. Но мы остальные хотели и должны были сделать это. Наконец мама узнает, что я никогда не занималась паркуром совершенно одна. Что ребята всегда были вместе. О, не смотря на это она будет скандалить и кричать, и плакать, и бушевать, и ...

- Это будет адом, - сказал Сеппо то, о чём я как раз думала. Мы все вздохнули на одном дыхании. Даже Леандер торжественно вздохнул вместе с нами, чтобы ещё при вздохе начать напевать Joe le Taxi. Да, это будет ад. Но иногда нужно было пройти через ад, чтобы попасть на небо.

А моё небо называлось паркуром.

Глава 2. В интересном положении

- Благоприятная ситуация. Благоприятнее не может и быть! - прошипел Леандер мне в ухо.

Мне было не ясно, что в этой ситуации должно быть благоприятно. Мама и папа сидели на кухне, перед собой стопка проспектов и снова ругались о нашем летнем отпуске. Папа лучше вообще никуда не хотел ехать. В конце концов, смерть тоже не отдыхала, и он не хотел отпугнуть потенциальных клиентов, потому что его здесь не было, когда они больше всего в нём нуждались. Это противоречило его лозунгу. Мы всегда вам поможем.

- Но подвал всё равно должен быть отремонтирован! Ты вовсе не можешь работать! - заблеяла тогда мама в пронзительном отчаянии, но на это ухо папа был глух (если мама продолжит и дальше так блеять, то он когда-нибудь будет глух на оба уха). Он сказал, что в случае чего, можно будет что-нибудь придумать; по необходимости можно будет отослать мастеров на один два часа на улицу. Или пусть во имя Бога работают дальше, в то время как он заботится о том, чтобы мёртвые в чистой одежде, аккуратно причёсаны и прилично накрашены, могли быть отпущены на свои похороны.

Но мама хотела поехать в отпуск. Чего бы это ни стоило. На это папа тоже смотрел по-другому. Путешествия на самолёте были для него не вариант. Они для него были не достаточно экологически чистыми и эффективными.

От паушальных туров он тоже отказывался. При этом терялся всякий индивидуализм - это слово я даже не могла выговорить без ошибки. Он человек, а не скот для откармливания.

Вообще он не знал, что он потерял в клубе на Мальорке. Его кожа кроме того не переносит солнце. По крайней мере, солнце на Мальорке. Что маму снова и снова поощряло к многословной лекции о солнцезащитных кремах и факторах.

Дискуссии об отпуске заканчивалась в основном тем, что мама, надувшись, и со слезами на глазах уходила на диван перед телевизором, а папа исчезал в подвале. Мне уже почти было всё равно, поедим ли мы в отпуск или нет - мне всё подходило, если оба только перестанут постоянно ссориться.

- Не напирай так! - сделала я Леандеру шепотом выговор. Опять он давил мне своим кулаком в спину, чтобы подтолкнуть вперёд в кухню. Ещё мои придурковатые родители меня не заметили, и я хотела какое-то время послушать, чтобы проверить, что возможно ситуация была всё-таки не слишком напряжённой, чтобы уговорить их пойти вместе покушать пиццу у Ламбарди и там открыть, что я и дальше буду заниматься паркуром. Вместе с ребятами.

Хотя мои родители в отличае от родителей Сердана, Сеппо и Билли знали, что я занималась паркуром, мама станет невменяемой. Это было отнюдь не весело, когда мама становилась невменяемой. Тогда она была способна на всё. Даже на то, чтобы наброситься на ребят и вырвать у них, гневно ревя, все волосы ... Очарованно я наблюдала, как она взяла стопку проспектов и обвинительно подняла их вверх.

- Здесь речь идёт не о Мальорке, Хереберт! Я уже больше вовсе не говорю о Мальорке! Мальорка вычеркнута! Я поняла тебя! - Она махала, шелестя разноцветным флаером, перед папиным носом. - Вот это кое-что совершенно другое! Каждый день в нашем ящике оказывается такой проспект, уже по крайней мере как две недели. Это должно быть знак. Хочешь - верь, хочешь - не верь.

- Это знак. - Папа страдальчески застонал и зарылся лицом в свои руки. Теперь была видна только его лысина вместе с седым венчиком волос. Ему совсем не нравилось, когда мама говорила о приметах и знаках судьбы. Но мама была дочерью бабушки Анни. Для бабушки Анни весь мир состоял только из примет и знаков судьбы и энергетических потоков, которые нужно было разгадать. Что-то из этого должно быть передалось маме. Кроме того, с того времени, как у Леандера появилось телесное проклятие, в нашем доме случались некоторые странные вещи, которые мама все интерпретировала как знаки. Папу это медленно, но верно сводило с ума.

- Ну, послушай хотя бы, - заглушила мама его вздох. - Отпуск близкий к природе на Вогезах. В цыганской повозке.

Папа немного опустил руки вниз, так что мог смотреть на маму поверх своих кончиков пальцев.

- Цыганская повозка? - повторил он растерянно. - Это политически корректно должно называться синти и рома повозка.

Мама щедро проигнорировала его возражение и сосредоточилась на главном.

- Да, посмотри здесь - красная, деревянная повозка, полностью оборудована, как маленькая милая квартирка. С кроватями и мини-кухней и с холодильником и ставнями, которые можно утром открывать, а вечером закрывать ...

- Что такое особенное в ставнях, дорогая Роза, - перебил её папа кисло. - Не могла бы ты объяснить мне, что в этом так близко к природе?

- Передвижение, Херебет, передвижение! Одна лошадиная сила! Повозку тянет лошадь. Едешь с фермы на ферму, вдали от городов, неторопливо. Разве это не романтично? - Мама чуть не вопила от восторга.

Папа убрал руки от лица, глубоко вздохнул и схватил один из проспектов, чтобы изучить его с очками для чтения под своими сдвинутыми на переносице бровями. Леандер начал тихо напевать - снова эту чёртову Joe le Taxi.

- Где эти Вогезы? - прошептала я.

- Во Франции конечно, - ответил он с гордостью. Во Франции? И в течение нескольких недель в нашем почтовом ящике каждый день оказывались проспекты? Я медленно повернулась к Леандеру. Он дерзко мне улыбался и подмигнул своим снежно-голубым глазом. Значит, это он заказал их. Или сам лично бросал их туда. Я с удовольствием спросила бы его, не мог ли он выбрать что-то более хорошее, чем дурацкая поездка на карете в никуда, но папа уже просмотрел проспект и тщательно его разглаживал. С ужасом я увидела, что на его лице промелькнула быстрая улыбка.

- Что же, нужно сказать, что такой вариант свежести лета вполне можно принять во внимание. Хотя я предпочёл бы оставаться для моих клиентов доступным, круглосуточно конечно, но если от этого зависит твоё счастье ...

- Так и есть! - воскликнула мама быстро, и в тот же момент Леандер втолкнул меня обоими руками в кухню.

- Благоприятно, - объявил он коротко. Я слышала, что он всё ещё улыбался. О да, он радовался как снежный король тому, что теперь возьмёт своё начало. Он будет наслаждаться этим в полной мере, когда мои родители навтыкают мне и ребятам так, что мы сложимся в крошечные, тонкие бумажные кораблики. Тогда ему по крайней мере не придётся больше предпринимать усилий, удерживать меня от паркура. Но было всё же лучше, если расскажем им мы, чем если нас выдаст господин Рюбзам.

- Люси! - воскликнули мама и папа в один голос. - Мы даже не слышали, как ты пришла, - добавил папа.

- Всё в порядке? - спросила мама обеспокоенно. - Ты выглядишь разгорячённой!

Что же. Я только что прыгнула с одной крыше на другую. После этого можно выглядеть и разгорячённой. Кроме того снаружи было по меньшей мере тридцать пять градусов.

- Пицца. Сегодня вечером. Там, у Ломбарди. Пожалуйста, - пробулькала я, потому что не знала, с чего начать. Поэтому сказала всё сразу.