Черная рука (СИ)

— Вот он, — кричала толпа мужиков, — Диодор, привели колдуна, забирай!

Староста вышел из дому. Теперь он смотрел на Самара, даже не скрывая брезгливости.

— Чуял я в тебе колдовство, — погрозил он пальцем, — чуял… Да ты не зыркай на меня!

Самара связали, рот заткнули тряпкой и бросили в сарайке. Ничего не понимая, мальчик всхлипывал пораженный жестокостью людей, и помыслить он не мог, что деревенские мужики могут быть такими. За что?

Самар провел в сарайке день и всю ночь, а на утро за ним пришли. Выводя мальчика на улицу Диодор, еле слышно бубнил себе под нос, но уже не грозился и даже несколько виновато поглядывал, хотя кляп так и не вынул, впрочем, руки Самару развязать он тоже не спешил.

— Вот господа, — произнес тихо староста, — и бумагу оформил…

Самар перевел испуганный взгляд на господ. В них чувствовалась сила, видна была воинская стать, сразу на язык просилось слово господин…

— Выньте кляп, — рыкнул чернявый и наверно самый из них молодой, — спрошу я вашего колдуна дикого…

И засмеялся как–то нехорошо. А недавние издевательства и это непонятное знакомство окончательно подорвали в мальчишке дух. Самар трясся как припадочный, едва не плача. Наконец дрожащей рукой Диодор выдернул кляп и толкнул мальчика господам в ноги…

— Ну, теперь ты нам все расскажешь, — ухмылялся незнакомый господин. — И как проклял? И где вино взял?

А после вопроса Самару резко развернулся к Диодору.

— По имперским ценам продаешь! А не рано ли? — Взмахнул он купчей перед старостой.

Староста с утра вел себя очень странно, руки дрожали, на домашних прикрикивал, но причину своего паршивого настроения никому не открывал. В отличие от деревенских мужиков он–то отлично знал, почему прихватило Тивса, и выйди эта история на белый свет, недолго Диодору оставаться уважаемым человеком. Удружила дочурка, что тут скажешь…

Трактирщик давно метит на его место. А как же? И подводы деревенские и закупы, все через него тогда пойдет. Был одним из первых на деревни, а теперь и вовсе самым богатым будет… Диодор даже и не сомневался, что без участия Люпса, здесь не обошлось.

— Нет, господин, — затрясся староста, — я и сам приплачу, только увезите вы его…

Господа засмеялись. Видеть униженного старосту им очень нравилось.

— Как просил, так и возьмем, — и добродушно улыбнулся, развернув купчею, — пять золотых империалов…

Староста охнул…

— Но господин, — затряс Диодор бородой, — я же…

— Еще споришь! — Рыкнул господин и потянулся к висевшему на поясе мечу.

— Нет, нет, — согласился староста и, покраснев лицом, поспешил домой.

Хоть в купчей и стояла чисто символическая цена в пять медяков, староста проглотил унижение. Куда же ему деваться? Оставалось только согласиться со словами господина, не то благородные могут и выяснить подробности, а тогда беды точно не избежать.

Через пару часов Самара увезли из деревни. Куда ехали, мальчику конечно не доложили, просто посадили в повозку да и забыли… Господ сопровождало несколько человек: охрана и слуги. Охрана и господа двигались верхом, слуги пеше, а кто и в телеге, как Самар. Двигались можно сказать неспешно…

Глава 2

«Ха–ха», — раздались веселые смешки со стороны братьев. Илоиза заплакала; они снова над ней издевались. Девочка была младшей в семье графа Аркиза де Свенсо, в этом году ей исполнилось четырнадцать лет, и это очень важный для нее год — время поступления в Академию.

Рожденные от первого брака сводные братья не хотели признавать сестренку. Она хоть и была любимицей Аркиза, но родила ее служанка, и никаких прав на наследство Илоиза не имела. Мать умерла в родах и, возможно, только поэтому еще не остывшие чувства графа заставили его признать дочь. И после стольких лет, он уже не жалел об этом. Дочка росла, как маленький цветочек среди сорняков. Сыновья, к большому сожалению графа, выросли повесами и эгоистами, но это были его сыновья… Дочь, же, росла веселой и доброй девочкой, с ней старый граф отдыхал душой, вкладывая максимум любви и заботы в ее воспитание.

Сыновья, конечно же, все видели и прекрасно понимали, чем могли бы закончиться их выходки, будь это в замке графа. Но уже две недели Илоиза жила в столице, а граф был дома в своих родовых землях.

— Сестренка, помниться ты хотела себе зверюшку, — хмыкнул Кевин, старший из братьев, — чем тебе не нравиться подарок, бери не стесняйся.

И толкнул вперед мальчика. Наверно ее ровесника.

— Кто это? — Собрав всю свою детскую волю в кулак, шепотом спросила девочка брата, — и почему ты называешь его зверюшкой? Это ведь мальчик…

— Ты надела браслет подчинения, — теперь иронично произнес Леной, — снять его сможет только архимаг. Поверь Илоиза, он не станет этим заниматься, — он еле сдерживал смех, — только помни, поводок очень короткий, всего четыре шага.

— Я не понимаю, Леной, — снова заплакала Илоиза, — что значит четыре шага….

— А то и значит, что зверье всегда сопровождает своих хозяев. Академия — не приют для домашних животных, он теперь повсюду будет с тобой.

— А как я буду ходить в туалет? — Спросила девочка, наивно ожидая ответа, но услышала только смех.

Братья ушли, оставив ее наедине с мальчиком.

— Кто ты, — несмело спросила Илоиза, — ты можешь говорить?

— Меня зовут Самар, госпожа, — поклонился мальчик.

— Разве на территории Академии можно иметь слуг, — произнесла девочка и задумалась, она вспомнила устав Академии.

Там было четко сказано, ученик может привести только одного питомца и никаких слуг до старших курсов. Илоиза погладила рукой браслет, подаренный братьями. Браслет и ошейник раба соединялись магическим поводком, не позволяя ученику расстаться с питомцем, вплоть до посвящения источнику. А это произойдет только через четыре года. Эта связь становилась, настолько, крепка, что разрыв поводка, в конце концов, приводил к смерти питомца. И Илоиза об этом знала…

— Простите госпожа, — несмело сказал мальчик, — но я слышал от других господ, что раб в ошейнике равен животному, и снять его нельзя до какого–то посвящения. Это грозит вам исключением из академии, — пожал он плечами, — и мне чем–то грозит…

— Ой, — закрыла ладошками лицо девочка, — а что же подумают другие…

Илоиза уже познакомилась с новыми учениками, они были примерно одного возраста: мальчишки, как всегда задиристые, девочки кто как, но Илоиза, теперь точно знала, что станет посмешищем, в глазах, как учеников, так и наставников. Жить в одной комнате с мальчиком, мыться и ходить в туалет придется в комнате… В Академии было минимум слуг и они принадлежали только старшим ученикам или Академии. Девочка бросилась к своим вещам и стала искать говорилку, а вскоре камешек удобно лег ей в руку. Когда камень нагрелся и завибрировал, Илоиза немного успокоилась. Раньше она никогда не жаловалась отцу, но теперь девочка не знала куда деться.

— Илоиза, — послышался писклявый голос, — с тобой все в порядке, доченька?

Говорилка искажала голос, перестраивая на один писклявый лад и грубый бас и детский говорок, но по построению фраз она сразу узнала отца.

— Папа, — и девочка поспешила, — братья, опять подшутили, они купили раба — мальчика, сказали у них для меня сюрприз, одели мне браслет на руку…. Теперь надомной будут все смеяться…

— Успокойся, Илоиза, что тебя напугало? — Услышала она в ответ. — В мое время многие ученики обзаводились рабами…

— Но как мне мыться и ходить в туалет?

— Ах да… — минутное молчание; снова послышался голос, — так как слуг тебе не положено, а поводок отпустить ты сможешь, только, когда сама научишься, тебе будет прислуживать служанка Леноя. Я сейчас все устрою… завтра…

Голос пропал, говорилка стала холодной, как кусочек льда. Еще раз поговорить с отцом можно только через сутки, раньше камень не отдохнет. У отца было четыре говорильных камня для связи с каждым из детей, и Илоиза немного успокоилась. Она обернулась и посмотрела на мальчишку уже с любопытством. Все же девочка в свои четырнадцать лет, уже насмотрелась на рабов и слуг в замке.