Книга Лунной Ночи

– Аах… – пробормотала Хуха, перекатилась на живот и крепче зажмурила глаза, но все же через несколько секунд взглянула на Рхиоу, словно не веря своим глазам, села на постели и уставилась на дверь. – И как же, черт возьми, ты сюда попала? Я точно знаю: Майк вечером закрыл дверь.

– Ладно, не обращай внимания, – ответила Рхиоу. – Я сама ее открыла. А теперь поторопись, хорошо? Мне нужно выйти пораньше. Дела, ничего не поделаешь. – Она потерлась о плечо Хухи и еще помурлыкала.

– Что это ты сегодня такая разговорчивая? Чего ты хочешь? Не завтракать же, прожорливая ты свинка! Ты совсем недавно получила два больших куска пиццы!

Ах, не напоминай – подумала Рхиоу. В животе у нее заурчало так громко, что она удивилась: как это Хуха ничего не слышит.

– Послушай, не могла бы ты встать и дать мне мою утреннюю порцию: тогда я смогу не задерживаться.

– Майк! Майк, проснись! По-моему, твоя киска желает завтракать.

– Грхх… – ответил Йайх, не меняя позы.

– Да пойдем же! – поторопила Хуху Рхиоу, от всей души надеясь, что та не заметит, как вымученно она мурлычет. – А что касается прожорливой свинки, кто вчера вечером съел половину салями и не поделился, как я ни просила? А теперь поторопись, пожалуйста: иначе я начну опаздывать и уйду без завтрака!

– Ну и ну, ты, похоже, и правда голодная! Наверное, у кошек пищеварение происходит быстрее, чем у людей, или что-то в таком роде… – Голос Хухи стал ласковым, она почесала Рхиоу шейку. Рхиоу такой тон слышала много раз и давно уже сделала вывод, что эххифы любят, когда с ними разговаривают, хотя и не слышат половины слов, а если бы и слышали, ничего бы не поняли. То ли хозяева полные идиоты, то ли на самом деле очень любят свою кошку… Обе возможности в настоящий момент не особенно радовали Рхиоу. Она стала перебирать передними лапками – и от нетерпения, и от удовольствия от почесывания.

– Что ж, пошли, – сказала Хуха. Она встала, накинула свою домашнюю шкурку и пошла на кухню. Рхиоу не спеша двинулась следом: никак не годилось путаться под ногами у хозяйки – если та споткнется, потом полчаса придется выслушивать упреки. К тому времени, когда Рхиоу вошла в кухню, Хуха уже открывала банку с кошачьим кормом.

– М-мм… – сказала она. – Замечательный тунец. Тебе понравится.

– Я терпеть не могу тунца, – пробормотала Рхиоу, усаживаясь и обвивая хвостом передние лапки. – Кошачий корм ведь делают из тех частей рыбы, которые вы сами есть не станете! Ты бы лучше читала мелкий шрифт на этикетке, когда покупаешь банки, а не только рекламу.

– Ам, ам, – сказала Хуха, ставя блюдце на пол перед Рхиоу. – На, кисонька. Не тунец, а объедение!

Рхиоу обреченно взглянула на липкую массу.

Что ж, – подумала она, – это еда, а мне нужно поесть перед работой. Да и о хороших манерах не следует забывать… – Она потерлась о ногу Хухи, прежде чем приступить к завтраку.

– Ах ты моя милая киска! – зевая, сказала Хуха и повернулась, чтобы достать что-то из холодильника.

Рхиоу довольно мурлыкала, давясь тунцом. Ласковое слово приятно слышать, и к тому же, пока она терлась о ногу Хухи, она успела заметить, где на столе стоит банка с лососевым паштетом: раньше ее просто загораживали стаканы.

– Боже, как хорошо, что сегодня воскресенье, – пробормотала Хуха, закрывая холодильник и возвращаясь в спальню. – После вчерашнего мне и думать о работе было бы противно.

Рхиоу вздохнула, делая последний глоток и с сожалением отворачиваясь от блюдца: если чересчур наесться, станет клонить в сон, а времени на отдых нет…

– Везет тем, у кого в конце недели выходные, – сказала она и стала умываться. – Хотелось бы и мне их иметь.

Остальные гигиенические процедуры заняли всего несколько минут: эххифы выставили ее ящик для хиоух [3] на балкон, под навес, куда не попадал дождь. Пользуясь им, Рхиоу рассеянно прислушивалась к тому, о чем переговаривались хозяева.

– Грр… – донесся голос Йайха. – Ну как, поела она?

– Угу… – Пауза. – А теперь она вышла на балкон. Знаешь, мне все-таки кажется, что идея выставить туда ее ящик была не такой уж блестящей.

– Да брось, Сьюзан! Так лучше, чем в ванной. Сама же ты всегда ворчала, что под ногами скрипит наполнитель. Ведь не упадет же она с балкона.

– Я о другом, Майк. Меня смущает то, что она может спрыгнуть на крышу соседнего дома.

– Ну и что? Она же никуда оттуда не денется – просто погуляет немного, подышит свежим воздухом. Она уже больше месяца так делает, и ничего не случилось. Если бы она могла спуститься с крыши, она давно бы уже сбежала.

– И все-таки я беспокоюсь.

– Сьюзан! Она же не дура. Ей и в голову не придет спрыгнуть с двадцатого этажа.

Рхиоу слегка улыбнулась, сгребая наполнитель, потом выскочила из ящика и старательно отряхнула лапки. Кусочки наполнителя разлетелись во все стороны.

Ах, эти люди! Они могут заставить воду течь вверх, способны полететь на Луну, – вздохнула Рхиоу, – а вот сделать наполнитель для кошачьего туалета, который не лип бы к лапам, им не удается. Надо же так пренебрегать самым важным!

Рхиоу подошла к решетчатым перилам, окружающим балкон, и посмотрела вниз. Квартира ее эххифов была угловой. До следующего балкона было футов тридцать гладкой стены, но он Рхиоу не интересовал. Гораздо проще было бы спрыгнуть на находящийся всего тремя футами ниже парапет, окружающий крышу соседнего дома, но и этого делать она не собиралась. Путь Рхиоу лежал направо. Строители украсили стену здания узором из выступающих кирпичей, и Рхиоу по ним собиралась добраться до другого угла, примерно в пятидесяти футах от балкона; оттуда, спрыгнув на шесть футов вниз, можно было попасть на крышу еще одного, расположенного ближе к улице дома.

Рхиоу проскользнула между прутьев решетки, осторожно ступила на первый кирпич и двинулась вдоль стены, аккуратно переставляя лапки. Спешить было нельзя. Этот отрезок пути, первый, который она преодолевала каждый раз, выходя из дому, и последний на обратном пути, был самым опасным: опорой для лап служили выступы не шире одного дюйма, и зацепиться, случись ей упасть, было бы не за что. Однажды это почти произошло, и Рхиоу пришлось целых полчаса вылизываться, чтобы успокоить нервы. Ее очень испугало то, к чему могло привести падение, и – страшнее всего – что кто-нибудь мог ее увидеть.

Зря тратила время, – посмеялась теперь Рхиоу над собой, молодой и неопытной. – Однако все мы учимся…

Дойдя до угла, Рхиоу помедлила и огляделась. До нее долетал приглушенный городской шум – гудки машин с Третьей авеню, безутешные стенания охранной сигнализации кварталах в пяти к северу, грохот ящиков, которые разгружали перед булочной за углом. Маленькую черную кошечку, замершую на дюймовом выступе стены в девяноста футах над тротуаром Семидесятой улицы, со всех сторон окружали отвесные стены жилых и административных зданий. Хотя в стенах и были окна, никто Рхиоу не замечал. Что ж, такова жизнь в Йаххах: [4] никто ни на что не обращает внимания, кроме собственных дел.

За исключением небольшой группы общественных служащих, к которым принадлежала и Рхиоу. Впрочем, не стоило тратить время на подобные размышления, особенно здесь, где она напоминала глаз тухлой рыбины, выставленной на всеобщее обозрение. В ее обязанности входило оставаться незаметной, и она давно уже хорошо освоила эту премудрость.

Рхиоу хорошо рассчитала прыжок. Не имеет значения, что она уже делала это тысячу раз: тысяча первый прыжок может лишить вас той запасной жизни, которую вы приберегали на черный день. Рхиоу напрягла лапы, прыгнула и оказалась в той самой точке потрескавшегося бетона, покрывавшего бортик в фут шириной, в которую целилась, потом соскочила на саму крышу. Подергивая хвостом, она огляделась.

Поблизости никого не было. Рхиоу не задерживаясь прошла по острому гравию, вдавленному в бетон: такое покрытие она не любила, от него болели лапы. Она миновала забранные решетками вентиляционные отверстия и вращающиеся с низким воем лопасти вентиляторов системы кондиционирования; приближалось лето, в последнюю неделю стояла необычно жаркая погода, и от этого городской шум резко усилился. Запахи тоже стали другими. Воздух над крышей был полон вони какого-то антисептического средства, застарелого табачного дыма, скопившейся еще с зимы пыли, подгорелой пищи, отходов, дожидающихся дня вывоза в камерах мусоросборников.