Гончие преисподней

Объявления эти городские писцы наносили особой краской, которая стиралась только волшебным раствором. Стереть что-нибудь или добавить от себя городские хулиганы попросту не могли.

Когда я в первый день нашего пребывания в Зингаре обратил внимание своей спутницы на эти доски, она лишь небрежно тряхнула головой и ответила:

– Подумаешь. Здесь наверняка никто не умеет читать. В тот же вечер она убила перед таверной трех человек, которые, очевидно, имели в детстве оплошность выучить пару букв.

Димитриус сидел между мной и Проклом, все так же опустив голову и погрузившись в раздумья. Случай, произошедший в зале для фехтования, до сих пор не давал парнишке покоя. Однако сейчас у него были и более веские причины для раздумий.

– Ты давно не виделся с отцом? – спросил я.

– Нет, – отвечал паренек. – Он навещал меня несколько раз в год.

Юноша замолчал.

Я прекрасно понимал, что он хотел сказать. Одно дело – быть учеником академии и встречаться с отцом только в короткие дни, отведенные для посещений, и совсем другое – вернуться домой насовсем.

Димитриус давно привык к наставнику Проклу. Приказы мастера юноша выполнял без возражения и раздумий, его мнение считал единственным и неоспоримым, к нему обращался в минуту сомнений или душевной слабости.

Теперь, в единый миг, Бородатый должен был уйти в прошлое, а его место занять настоящий отец Димитриуса. Вряд ли паренек до конца осознавал, как важна для него эта перемена.

– А что, разве у вас не выдают побрякушек? – спросила Франсуаз. – Мальчонка закончил школу. Мыл у вас пол. Протирал щиты влажной тряпочкой. А потом вы его просто так, сапогом под зад – и домой. Ни прощальной пирушки, ни торжественного награждения. Гнилая какая-то академия.

Она плюнула на лезвие, продолжая протирать его, и добавила:

– Не хотела бы я у вас учиться.

Прокл дал себе торжественное слово, что скорее лопнет и изойдет гноем, чем заговорит с дерзкой девчонкой. Однако на сей раз он не сдержался и почти что выкрикнул:

– Женщин я не принимаю. Франсуаз кивнула:

– После того, что произошло сегодня, это неудивительно.

Прокл вскочил, так что табурет вылетел из-под него и грянул под ноги зазевавшемуся половому. Бородатый протянул руки, чтобы ухватить девушку – по всей видимости, он намеревался ее придушить. Франсуаз легко стукнула его кончиком сапога по лбу, и ратник рухнул обратно. Поскольку же табурета под ним уже не оставалось, лететь пришлось до самого пола.

– Ученики приходят в академию по одному, – объяснил я, пытаясь как-то сгладить ситуацию. – Каждый проходит свой курс обучения. Нередко они возвращаются сюда вновь, чтобы отточить свое мастерство.

– Другими словами, твой приятель пожадничал на побрякушки, – хмыкнула Франсуаз.

Она заговорщицки улыбнулась Димитриусу и достала из-за пояса маленький кусочек металла.

– Смотри, – произнесла она. – Ее дал мне учитель Мей Ли, когда я закончила его школу владения мечом.

Маленький амулет имел форму двух скрещенных клинков – прямого и изогнутого.

– Никогда не слышал о нем, – сказал юноша.

– О Ли было известно лишь тем, кому он сам хотел рассказать. Но его школа была одной из лучших, правда?

– Да, – кивнул я. – Мне приходилось встречаться с этим человеком.

Я не стал уточнять, где и при каких обстоятельствах – Мей возглавлял Гильдию ассасинов и однажды послал двух своих подручных со мной расправиться.

– Ну, – пояснила Френки, возвращая значок на место, – если быть точным, мне пришлось взять его самостоятельно. Для того чтобы закончить школу, надо было сперва сдать экзамен. Не то что в вашей какадемии.

Будучи человеком прямодушным и несколько простоватым, Димитриус не разобрал колкости. Прокл же надулся еще больше; Он тоже встречался однажды со знаменитым Мей Ли и остался жив только потому, что вовремя прибыл отряд грифоньих всадников.

– Какой экзамен? – спросил Димитриус. Френки взглянула на него не без удивления.

– Убить своего учителя, конечно. Прокл поперхнулся.

Девушка оценивающе смерила его взглядом – вернее, ту часть, что торчала из-за стола, потом перевела взор на юношу.

– Думаю, ты смог бы, – сказала она. Димитриус побледнел. Мысль о том, что он может причинить вред своему учителю, потрясла его. Однако тут же он вспомнил, что покидает Бородатого – возможно, навсегда. Разве это не причинит огорчение старику? Юноша расстроился еще больше и погрузился в свои мысли.

Я раздумывал, не утопить ли Френки в поилке для лошадей, что стояла у входа в таверну. Девушка там наверняка не уместится, но если придержать ее немного ногой…

Все трое ушли в свои размышления, а Франсуаз, которая вряд ли когда-нибудь утруждала себя мыслями, продолжала полировать клинок. Вот почему никто не заметил, как на столе возник маленький, гаденького вида грифон – размером не больше канарейки.

Он расправил крылья, из которых во все стороны торчали перья и пух, словно не выросли естественным путем, а были натыканы кое-как пьяницей-чародеем, затем прокашлялся, изрядно наперхав бледной, пузырящейся жидкости в кружку Прокла, и проквакал:

– Кто из вас Франсуаза, демонесса пламени?

Вопрос был лишен смысла, поскольку за столом сидела только одна девушка. Но то ли грифон-недомерок не умел отличать мужчин от женщин – по крайней мере, человеческих, – то ли утонченно издевался.

– Он, – поспешно ответила девушка, ткнув в Прокла. – А что он натворил?

Бородатый к тому времени только-только затих, закончив утомительное и полное опасностей восхождение на табурет. Учитывая, что пить он не привык, а пропустил уже пару кружек, оставалось удивляться, как он вообще ухитрился попасть задницей на сиденье.

Поэтому он вновь припоздал и не успел вмешаться.

Однако гаденького грифку не так-то просто было обвести вокруг пальца. С мерзким смехом он взмахнул крыльями, однако ж вместо того, чтоб взлететь, неловко заковылял по столу ближе к девушке.

– Великие боги недовольны тобой, Франсуаза, – произнес он и прокашлялся.

Прокл выпучил глаза, пытаясь понять, действительно ли по столу расхаживает маленькая тварь или же подтверждается его теория о вреде пьянства.

– А как же, – хмыкнула девушка. – Я не согласилась спать ни с одним из них.

Как ни гадок был грифон, даже он поперхнулся от такого ответа.

Девушка приподняла его одной рукой, пальцы другой сомкнулись на маленькой головенке.

– Сломать тебе шею? – ласково спросила она. – Или просто раздавить череп?

– Великие боги недовольны тобой! – заверещал грифон.

Наверняка он собирался добавить «и я тоже», но инстинкт самосохранения все же пересилил. В долю секунды уродец перелетел через стол и приземлился прямо в кружку Прокла. Оставалось только надеяться, что страх птички не приведет к последствиям, о которых пожалеет каждый, кто потом попробует отхлебнуть.

– Боги дают тебе один день, – пропищала тварь, – чтобы замолить свои грехи.

Франсуаз пожала плечами.

Она подтянула к себе кружку Прокла и легким движением притопила в ней голову грифона.

– Значит, грехи? – ласково спросила она. Девушка ослабила нажим, и грифон, отплевываясь и щурясь, вновь поднял голову над элем.

– Ты повела себя грубо и вызывающе, – пискнул он. – Здесь, в городе.

Прокл постепенно раздувался от гордости. На лице появилась блаженная улыбка, какой не видали там с той поры, как его в последний раз сбросил на мостовую конь. Конечно же! Сами боги не выдержали дерзости нахальной девицы. Вступились за его воинскую честь. Есть все-таки справедливость на свете. Грифон продолжал, не сбавляя темпа:

– Когда выставила на посмешище престарелого человека. Старичок-то, поди, едва дышит. А ты на него с мечом.

Френки расхохоталась.

– Дайте! – заорал Прокл. – Дайте мне эту курицу неощипанную. Я его в порошок сотру.

Я сомневался, что это возможно физически. Грифон уже настолько пропитался элем, что перед растиранием его пришлось бы как минимум два дня просушивать на солнце.