Увидимся в аду

— А чё я? — Натали оттопырила губу. — Я-то тут при чем, сами меня такой сделали! Я-то была раскрасавицей, а теперь вон чё! — Она ткнула пальцем в сизый нос-картошку.

Метатрон нахмурился.

— Здесь никто ничего ни с кем не делает, — отчеканил он. — Здесь вы получаете возможность любоваться на свой настоящий облик. На то, как выглядит ваша душа на самом деле.

Натали уставилась на свои колени.

Вошла пожилая дама с напитками, поспешно поставила поднос и бочком проскользнула обратно. Метатрон залпом опрокинул три стакана с чем-то ужасно ароматным, выдохнул так, что из носа вырвались струйки дыма, и упал в кресло.

— А ты! — рявкнул он, повернувшись к Марии. — Не говоря уже об этой гувернантке… Мужа не любила, отдавалась раз в год, стиснув зубы — «ради продолжения рода»… Он опустился, начал пить, таскаться по шлюхам…

При слове «шлюха» Марию перекосило.

— А он… — почти закричал Метатрон, — заболел сифилисом и умер! А ты решила посвятить себя благим делам и вздумала отучить рабочих грубо выражаться. Благодаря твоим усилиям извозчика посадили в кутузку за оскорбление общественной нравственности! Ты думала подать другим пример, а у него жена и пятеро детей. И ты еще удивляешься, отчего он сбежал и тебя прирезал!

— Это все было не так, — едва не плача прошептала Мария. — Они безнравственные личности…

— Нет, дорогуша! — Голос серафима, казалось, стал осязаемым. — Это ты безнравственная личность, потому как и представления не имеешь, что есть добро. Добро — это любить людей такими, какие они есть. А ты же всех ненавидела и пыталась переделать. Да-а… — Он вдруг сник. — Ладно, переходим к главному.

Метатрон встал, подошел к буферу, повернулся к посетительницам спиной, чем-то звякнул, булькнул, хлопнул дверцей и обернулся совсем другим — жизнерадостным и энергичным.

— Теперь, когда вы все друг о друге знаете, приступим к главному. — Он стал как-то серьезнее и величественнее, а над головой засиял слабый, но вполне различимый нимб. — Евангельские добродетели суть богочеловеческие силы, произливающиеся из Богочеловека Христа и имеющие богочеловеческую силу. Будучи таковыми, они суть в то же время боготворящие, совершающие обожествление силы, которые преображают христианина, делают его богочеловеком. Основание для Мессии, которое должен заложить падший человек, требует восстановления искуплением основания веры и субстанциального основания…

Он прервался, взглянул на физиономии Марии и Натали, на которых застыло выражение ужаса и полнейшего непонимания. Было заметно, что они не поняли ни слова, хоть и очень старались. Метатрон плюхнулся на диван, положил ногу на ногу и сказал:

— Да ну на фиг! Я тут провожу ревизию церковных книг..

— Как все официальные документы, они такие скучные и написаны таким дурным языком, что хоть волком вой… Вот и сам уже по-ихнему заговорил. Ну ладно, не получилось торжественное вступление, давайте по-простому.

Он снова обратился к буфету — бульканье на этот раз длилось дольше. Вернувшись, скрутил какие-то листы, поджег, отчего запахло ладаном, и глубоко затянулся.

— Значит, так. Мы готовимся к явлению нового Мессии. Он… — это слово Метатрон произнес шепотом, — считает, что скоро наступит самое время. За две тысячи лет все так изменилось… Людей уже не удивишь простейшими законами Бытия. То, что убивать и воровать — плохо, давно определяет не наш, церковный, а их, человеческий закон. А в смысле того же чревоугодия нас любая раздельная диета переплюнет. Гомосексуалистов сейчас даже в церкви венчают, а свадьба давно уже не таинство…

Мария и Натали выглядели озадаченно. Метатрон тяжело вздохнул.

— Вам что, в картинках нужно рисовать? — вспылил он. — Суть вот в чем: наши церковные законы безнадежно устаревают. И пока человечество пытается само найти истину, может произойти что-нибудь скверное — если все не обновить и не явить людям нового Мессию. А то нам уже перестают верить. А если люди в нас разочаруются, то человечество погибнет.

— Почему? — рискнула полюбопытствовать Натали.

— Так уж они устроены, — пожал плечами Метатрон. — Почему они не могут без еды? А? — спросил он у женщин.

Те промолчали.

— Потому, — ответил он. — Это данность. — Он принял торжественный вид. — На вас возложено ответственное поручение — жить среди людей, на Земле обетованной и сообщать нам обо всем, так сказать, изнутри.

— А ведь… — У Марии от волнения запершило в горле. — Это… Бог все видит.

— Ха-ха-ха! — расхохотался Метатрон. — Самое распространенное заблуждение! Людей — несколько миллиардов, а Он — один. Мы все вместе не успеваем контролировать Сущее, а вы говорите, чтобы он в одиночку… Мы всего лишь божественная институция, наши возможности в определенном смысле ограниченны. Мы не можем зайти в каждый дом и решить все трудности. Да сейчас на одного ангела-хранителя приходится по пятьдесят человек. Ангелам еще хуже, чем участковым врачам.

— А почему не послать на Землю ангелов? Или какие-нибудь праведные души? — робко пробормотала Мария.

— Или демонов? — наклонилась вперед Натали.

— Ангелы, душа моя, не поддаются соблазнам. Демоны — слишком циничны. Праведные души не готовы к земным искушениям. А посылать отпетых грешников — это… гм… немного опасно. Вы же уникальны! Вы столько лет провели здесь, в нашем мире, но ничуть, ни вот настолечко… — Метатрон показал самый краешек ногтя, — не изменились! Для чего нужен Рай? — Метатрон вскочил. — Или Ад? Зачем нужны все эти круги, а? Чтобы ваши скверные душонки очищались и переходили из одного круга в другой, с одного неба на следующее! А вы?! — Он упал на диван. — Все ваши грехи и заблуждения остались с вами. Ты… — он ткнул пальцем в Натали, — такая же жадная, глупая и вульгарная бабенка. Торчишь в седьмом круге Ада с самоубийцами… Тебя даже к проституткам в пятый круг на пушечный выстрел не подпустят. Те хоть страдают, переживают, думают о жизни своей грешной! А ты, — он кивнул Марии, — фальшивая ханжа, жестокая эгоистка и истеричка, вязнешь среди раскаявшихся грешников. Ты хоть замечала, сколько у тебя соседок за сто лет поменялось? Они все уже самое меньшее на Шестых небесах. Но сейчас ваше ничтожество нам на руку. Никто не впишется в земную жизнь лучше вас. Никто не сможет там так хорошо адаптироваться. Так что считайте себя… э… журналистами. Репортерами. Выводы делать не обязательно — просто живите, запоминайте и признавайтесь, почему вы поступили так-то и так-то. И сравнивайте с той вашей прошлой жизнью — есть ли перемены? Не смейте халтурить: труд ваш оценят — все зачтется.

— Как зачтется? — блеснула глазами Натали.

— Ты же не собираешься со мной торговаться? — нахмурился Метатрон.

— Та-ак мы… э-э… — чуть смутившись, продолжила Натали, — спустимся на Землю?

— Да, — важно кивнул серафим. — И будете жить в России, в Москве. Это самый странный город в мире. Новейший Вавилон. Вас поместят в тела только что отдавших Богу души женщин. Вы будете помнить, знать и уметь все, что помнили, знали и умели они. Но души у вас будет собственные — ваши ничтожные, мелкие душонки. Так что постарайтесь не увязнуть в пороке и прочих соблазнах большого города. Помните, вы не на экскурсии, а в деловой поездке.

— А когда отправляемся? — спросила Мария.

— Прямо сейчас. — Метатрон встал. — Да, чуть не забыл! Запомните, как кого будут звать. Ты, — он кивнул Натали, — с этой секунды будешь Наташа Кострова. Ты, — обратился он к Марии, — Мария Лужина. Связь со мной через храм Скорбящих Матерей, улица Большая Ордынка.

Они вышли из дома и прошли на край пирса. Их ждала гондола — самая настоящая, с бархатными креслами. На веслах сидели четыре гребца. Плыли долго. Стемнело, зажглись звезды. Взошла толстая луна, засеребрились облака, а гондола все мчалась, бесшумно шлепая по воде веслами. Похолодало. Наконец высадились на небольшом причале. Прямо в стене набережной была дверь. Метатрон приложил ладонь к двери — та скрипнула и отворилась. Минут десять шли по сырому, гулкому коридору, окончившемуся грязной дверцей. Метатрон что-то произнес, дверь заскрипела, хрустнула и открылась.